Раймо совершенно не мог понять, чего просит этот человек. С похмелья голова у него раскалывалась, во рту была неимоверная сухость, а желудок гулко переваривал выпитое молоко…
Неожиданно откуда-то сбоку появился Кузьмич. На нём по-прежнему был милицейский китель. На голове косо сидела форменная фуражка. Он хмуро подошёл к машине.
— Кузьмич, — обрадовался задержанный, — выпусти! Христом Богом…
Кузьмич молча распахнул дверцу. Оттуда пулей выскочил мужичонка и скрылся в ближайших кустах.
— Кузьмич… Кузьмич… вот спасибо-о-о!.. — послышался оттуда протяжный довольный голос.
— Давай за руль… — сказал Кузьмич Раймо и полез в кабину. — У тебя башка не гудит? — спросил он, устроившись. — Кажется, вчера перебрали малость… Ну, поехали!
— Я не могу садиться за руль, я пьяный… — сказал по-немецки Раймо.
— Да ладно! Давай, поехали! — Кузьмич жестом показал, чтобы Раймо сел за руль автомобиля.
— Я не понимаю по-русски, говори на немецком, — попросил финн.
— Нихт шпрехен зи дойч, — признался Кузьмич. — В школе когда-то изучал, но теперь всё забыл… Давай, садись за руль — и поехали! Ну что ты смотришь?
Я сроду машину не умел водить, ясно? Машина… Тру-у-у! Я — нихт! Понял?
— Ты же вчера вёл машину? — не понял Раймо.
— Поехали, только медленно, а то кочан рассыплется… — попросил Кузьмич.
Он мог бы и не предупреждать. Раймо сел за руль и повёл машину очень осторожно. Кузьмич только указывал, где нужно сворачивать…
Соловейчик проснулся на сеновале. На своих ногах он обнаружил форменные хромовые сапоги. Лёва долго разглядывал их, не понимая, откуда они взялись. По двору шастал босой Семёнов и что-то искал вместе с напарником. Им помогал Кузьмич, что-то объясняя или успокаивая милиционеров. Лёва понял, что ищут эти самые сапоги. Он попытался снять их — но не тут-то было: сапоги оказались размера на два меньше его собственного… После нескольких неудачных попыток, доведших Лёву чуть ли не до истерики, он, наконец, стянул их и с тревогой посмотрел на скрюченные босые пальцы ног — ему показалось, что они уже никогда не смогут разогнуться… Держа сапоги под мышкой, Соловейчик осторожно спустился с сеновала и аккуратно поставил их у входа. Затем на отдающих болью при каждом шаге ступнях захромал навстречу Раймо, который бродил по двору и зачем-то собирал мусор в железную бочку. Лёва долго смотрел на него, пока, наконец, не понял:
— Природу бережёшь? Экология? — спросил он по-русски.
— Да, экология… — откликнулся по-английски Раймо. — Очень много мусора…
Лёва, кряхтя, помог: поднял пустую пивную банку и сразу же почувствовал усталость от этого насилия над собственным организмом.
В стороне зашумел мотор «уазика»: милиционеры уехали ни с чем. Соловейчик поплёлся к избе.
— Нашли сапоги? — спросил он у Кузьмича.
— Какие сапоги? — не понял тот.
— Ну, менты сапоги же искали? — поморщился Лёва.
— Пистолет Семёнов потерял, — ответил Кузьмич. — А, ладно, потом отыщется!..
Сапоги так и остались стоять в сарае у сеновала.
Раймо одели в генеральский полевой китель. Был он ему чуть широковат, но зато не длинен — в общем, форма была Михалыча. Рядом шли Женя Качалов и Кузьмич, который вёл за верёвку корову.
Около КПП их даже не остановили. Только солдатик, увидев Раймо, сделал «на караул». Они не спеша провели корову мимо часового и сразу же свернули к видневшимся неподалёку самолётам. Огромные стратегические бомбардировщики бесполезным металлом стояли под открытым небом
— У вас очень много армии, — сказал по-английски Раймо.
— Это плохо? — откликнулся на замечание Качалов.
— Не знаю… Я просто сказал, что очень много…
— Кончайте по-ненашему болтать! Мы всё же на территории секретной части, ещё не так поймут… — прервал их разговор Кузьмич.
Возле одного из самолётов прохаживался прапорщик. Они подошли к нему, тот лениво взглянул на «генерала», пожал руку. Кузьмич оставил корову на попечение Раймо и Жени, а сам отошёл с прапорщиком в сторонку. Они что-то оживлённо начали обсуждать…
Прошли трое лётчиков, удивлённо посмотрели на корову. Прапорщик заспешил к ним. Заговорили. Потом и Кузьмич попытался вклиниться в их разговор, что-то объясняя… Неподалёку взревели реактивные двигатели одного из самолётов — и Раймо с Качаловым могли понять, о чём идёт разговор, только по жестам: как нужно подвести корову, как её подсадить в бомболюк, как на малой высоте — чтобы не задохнулась от недостатка кислорода — отправить куда нужно…
Тем временем техники и солдаты обслуги стали подтаскивать ящики, сооружая пандус для погрузки коровы в самолёт.
Подбежал радостный Кузьмич, достал у Жени из сумки водку и помчался к прапорщику. Снова прибежал, ухватился за верёвку и повёл корову к самолёту. Корова упиралась, будто предчувствуя что-то. Раймо и Женя бросились на подмогу Кузьмичу.
— Давайте быстрее! — торопил их прапорщик; сам, правда, в погрузке не участвовал. — Вы глаза ей завяжите, а то она боится — впервые всё же…
Из люка несколько раз высунулся пилот: показывал жестами — шевелись, дескать…
Наконец общими усилиями корову всё же затолкали. Прапорщик добежал до кабины и жестом объяснил пилоту, что можно закрыть бомболюк. Створки люка сошлись. Недовольное мычание коровы потонуло в рёве двигателей…
Самолёт стал выруливать на взлётную полосу. Кузьмич выдал прапорщику приготовленную водку. Одну бутылку распили тут же, у взлётной полосы, на четверых: Раймо вынужден был молчать, поэтому и отказаться он не мог. Пили из горлышка, закусывая рукавом.
Бомбардировщик всё ещё стоял на взлётной полосе в ожидании разрешения на вылет. Пришлось доставать вторую бутылку. Раймо попытался было открыть рот, но его вовремя толкнул Женя. Пришлось выпить…
— Чего это он там делает? — вдруг спросил Кузьмич, приглядываясь к самолёту.
Около готового к взлёту бомбардировщика расхаживал какой-то офицер.
— Чёрт! — выругался прапорщик. — Это комендант!..
Комендант, стоя под самолётом, настороженно вслушивался в посторонние шумы, но из-за рёва двигателей никак не мог определить, что это за шумы и откуда они берутся. Может быть, всё предприятие благополучно бы и обошлось, но тут из щелей бомболюка потекла вниз желтоватая жидкость… Комендант протянул к струйке руку, понюхал, даже попробовал на язык — и тут же побежал к кабине пилотов, отчаянно маша руками — «глуши двигатели!». Но бомбардировщик уже, набирая скорость, пошёл на взлёт. Комендант стремглав бросился к диспетчерскому пункту…
— Застукали! — досадливо сплюнул прапорщик, глядя на бегущего по бетонке коменданта. — Всё…
Он допил оставшуюся водку и забросил бутылку в бурьян.
— Коровка-то долетит? — спросил Кузьмич, всё ещё не потерявший надежды.
— Иди ты!.. — странно глянул на него прапорщик. — Теперь многие полетят… — многозначительно добавил он и побрёл к строениям, куда побежал комендант.
Комендант стоял в диспетчерской и орал в телефонную трубку:
— …точно говорю, у них в бомболюке животное, да… да что я, мочу скотины с чьей-то перепутать могу?!
Дежурный диспетчер прислушивался к его голосу, затем тихо поведал в эфир:
— Говорит Поле. Всем бортам… тут у нас лёгкий казус: пришла информация, что у кого-то в экипаж зачислена корова. Борт полсотни семь, как понял?..
— Отставить информацию в эфир! — комендант весь горел рвением разоблачить-наказать. Он уже снова звонил по телефону. — Милиция? Срочно приезжайте!..
Раймо, Женя и Кузьмич сидели на траве и смотрели, как к диспетчерской подкатила машина. Из неё вышли трое офицеров. Их уже встречал суетящийся комендант. Жесты его были красноречивы: он показывал, как стоял под самолётом, как что-то протекло, как он попробовал на вкус… Прибывших аж передёрнуло от последней подробности. Все отправились в рубку диспетчера…
— …ладно-ладно, капитан, — остановил коменданта командир, — эти подробности уже не интересны. Дайте связь с полсотни семь! — приказал он.
— Учтите, я это так не оставлю!.. — предупредил комендант. — Сообщу и выше, и туда, куда они летят… Так что лучше пусть возвращаются…
— Полсотни семь. Это Поле. Первый говорит… — командир на секунду задумался: — Приказываю вернуться! Как понял?..
* * *
В кабине пилотов летящего бомбардировщика командир слушал приказ Первого: — …вернуться! Как понял?..
— Вас поняли. Идём домой… — откликнулся командир и переглянулся со вторым пилотом.
— …тут у нас та-акое творится… — донёсся до самолёта доверительный голос диспетчера. — Милиция приехала, даже особиста подняли… Полсотни семь, веду вас по северному коридору… Курс час… — неожиданно перешёл на официальный тон диспетчер.
