От рабфаковца родителям на село
Поздравляю вас с праздником непобедимого Октября. Да здравствует, а сало уже поел и неудивительно. Зубы, что привыкли к граниту, рвут сало ой-е-ей!
Праздник был шумный, демонстрировали целый день, а подметки мои совсем скривились. В ДПС[19] была вечеринка: пять докладов и по одному бутерброду с колбасой. Если б наоборот – было б торжественней. А вообще чувствую я себя хорошо.
Ваш пролетстудсын Петро.«Клуб 12 стульев» «Литературной газеты» (№ 44 от 9 ноября 2011).
Охватили
(Сказка наших дней)
Молодой Заяц лет так… ну, приблизительно призывного возраста, влетел, запыхавшись, в заячий жилкооператив в норе под старой сосной и выпалил:
– Папаша! Беда на фронте!
– Не ври, – ответил Заяц-папа. – Я только что бросил читать газету, никакой опасности нет.
– Ей же Богу! Опасность на фронте!
– На каком именно фронте? Говори конкретно.
– На внутреннем.
– Невжель снова наш классовый враг Лисица подняла голову и сычит? – спросила Зайчиха-мама.
– О! Слышите? Слышите?
– Что? Где? – разом повскакивали папа и мама.
– Да по всему лесу! Разве не слышите? Кричат… Улюлюкают…
– Действительно, – насторожился папа. – Действительно, что-то… Однако поди узнай. Если то охотники и, может, охотятся не в показательном плане, тогда беспокоиться нечего. Они всегда пьяные и когда стреляют, чаще попадают друг в друга.
– Организованный народ, симпатичный, – добавила мама.
– Слушайте вы, недобитки проклятого царизма! – уже сердито сказал молодой Заяц. – Я вас предупредил. Делайте как знаете, а я совсем не хочу, чтоб меня застрелили или поймали. Я сознательно иду…
Молодой Заяц не договорил.
Почти над самой норой послышались крики:
– Окружай! Окружай!
– Заходи с той стороны!
– Живей! Живей!
– Товарищи! Организованно!
– Выдвиженцев вперед!
– Следите за кассиром! И тут убежит!
– Подходи, подходи! Не бойся!
– А еще кооператоры!
– «Кооператоры», – побледнел Заяц-папа. – Это хуже. Они нас украдут…
– Да молчите ж, – перебил папу молодой Заяц. – Тут жизнь на волосинке…
В этот момент нору чем-то закрыли и рука, от которой пахло продукцией ТЭЖЭ, инструкциями и циркулярами, по очереди вытащила всех зайцев из норы.
Зайцы остолбенели.
Да и было с чего.
На громадной поляне колоннами стояли люди с плакатами, знаменами и оркестром.
Когда зайцы немного успокоились, к ним подошли трое, наверное, распорядители, и один начал:
– Товарищи Зайцы! Мы представители союза «Степовик». Чтоб вы скорее поняли, почему мы вас побеспокоили, позвольте зачитать вам бумажонку, которую мы получили от Всеукраинского Союза Скотоводческо-молочного Кооператива «Благосостояние» от 1 октября 1929 года, № 6/10.
Вот что они нам пишут:
«Протоколом правления Укрсельбанка № 239/194 вам выделен кредит из республиканского фонда бедноты 28–29 через местный Сельбанк в счет лимита 20 рублей.
Средства предназначены для покупки рабочего скота.
Рекомендуем охватить это снабжение и о результатах доложить.
Коневодческий отдел». (Две подписи).
– Так вот, дорогие товарищи Зайцы! Поскольку за 20 рублей никакой иной рабочей скотины, кроме трех живых зайцев, не купишь, а вы, уважаемые товарищи, как известно из произведений великого писателя А. П. Чехова, все ж таки можете что-то делать, по крайней мере, можете зажигать спички, – мы решили «охватить» вас на пользу кооперации.
Да здравствует кооперация! Да здравствует Укрсельбанк! Да здравствует благосостояние!
Ура! Ура!! Ура!!!
Все закричали, оркестр заиграл, а зайцы заплакали.
От умиления.
Василь Чечвянский
Когда Иван Митрофанович Грець, возвращаясь с работы, подходит к своему небольшому собственному домику на Холодной Горе, он знает, как только откроет он калитку, к нему на грудь с большим лаем прыгнет громадный дворовый пес Лапко.
Знает это Иван Митрофанович и гордится этим.
– Любишь хозяина, сукин кот, – говорит он, отбиваясь от Лапка. – Ждешь? Ну, ладно, ладно! И хозяин тебя любит. Вот видишь? Принес. Понюхай!
И Иван Митрофанович крутит перед носом Лапка небольшой сверточек.
– Пахнет? А?! Но порядок. Порядок, братец ты мой! Сперва хозяин поест, а потом ты…
Иван Митрофанович еще раз гладит Лапка по долгой, кудлатой шерсти и тогда уже идет в комнату.
Семья у Ивана Митрофановича маленькая. Он да жена Ольга Петровна, пожилая, болезненная женщина.
Детей у них нет.
Иван Митрофанович вегетарианец и очень активный.
Идеи вегетарианства он старается продвигать не только словесно, но и письменно.
Почти в каждом номере стенгазеты есть его статья под постоянным заголовком «Я никого не съем».
Иван Митрофанович очень любит всяких животных и, не взирая на трудности содержания их в наших условиях да еще в большом городе, он кроме Лапка держит комнатного песика Громобоя, какой-то невыразительной породы, котов Филей и Антрекот, полдесятка курочек, петуха Оратора и козу несколько с необычным для этого мирного животного именем – Зловещая.
Иван Митрофанович – активнейший член общества защиты животных и растений «Живрас».
Дня не проходит, чтоб Иван Митрофанович не составил с помощью милиции протокол на какого-нибудь извозчика за издевательство над конягой или не оттаскал за чуб хлопчика за отломанную веточку или сорванный лист с уличного дерева.
После работы Ивану Митрофановичу только и хлопот, что накормить весь свой, как он говорит, зоосад, подправить будку Лапка, подоить козу (Иван Митрофанович сам доит Зловещую), выпустить погулять Громобоя и перещупать всех своих кур.
Перед сном Иван Митрофанович читает.
Но читает уже около двадцати лет одну и ту книгу Брема «Жизнь животных».
Иной литературы Иван Митрофанович не признает.
– Все книжки – вранье, а в этой истинная правда и польза, – часто говорит он.
Встает Иван Митрофанович рано, в пятом часу: в половине седьмого ему надо быть уже на работе.
Но прежде чем выйти из дому, Иван Мигрофанович подкинет сенца Зловещей, откроет оконце курятника и уж тогда, под радостный скулеж своего любимчика Лапка, важно шествует к трамвайной остановке…
Работает Иван Митрофанович на местной скотобойне главным свинобойцом; каждый день он убивает около тысячи свиней.
– Доброго здоровья!
– Добр…
– Где мы встречались?
– Не припоминаю.
– Кажется, в Киеве?
– В Киеве? Гм… Может, Костенко?
– Он.
– А-а-а!!! Доброго здоровья! Не узнал! Слово чести!! Так, так… Давно в столице?
– Четвертый год.
– Ого. Я только третий. Что поделываем?
– По научной линии. В институте. Изучаем жилищные условия трудящихся.
– Так, так… Интересная работа?
– Чрезвычайно. Новые горизонты, можно сказать, открываем. А вы что?
– А мы закрываем горизонты.
– To есть?
– Да видите, я инженер-строитель. Ну, мы нашими «невеличкими» домами скоро все харьковские горизонты позакрываем. Хе-хе!
– Точно! Го-го!
– Выходит, что мы с вами почти в одной области работаем?
– Интересная область – жилищное строительство. Какие перспективы?
– Что перспективы? Какие достижения! Отдельные квартиры! Электрика. Лифты.
– Ванны, кубатура, воздух, равномерная температура.
– А работать в таких условиях? Красота!
– И не говорите. По исследованиям нашего института, производительность труда лиц, живущих в хороших жилищных условиях, вдесятеро больше. Вон как!
– Понятно. Меньше болеют, нормальный сон, гигиена… Ну, бывайте.
– Вы куда?
– Да надо забежать тут на Москалевку. Один знакомый маклер обещал комнату с кухней за семь тысяч. Боюсь зевнуть – цена очень подходящая. А вы куда? В институт?
– Нет. Я сперва забегу к врачу. Дочка заболела – малокровие. Знаете, в ужасной комнате живу. Темная, сырая.
– Кстати, где вы живете? Адрес на всяк случай?
– Я? В Мерефе. Дача Козолупенка.
– В Мерефе? Да мы ж, выходит, соседи! А я в Мерефе на даче Крылопупепка. Так заходите ж непременно сегодня. Чайку попьем… то-се…
Теперь смело можно сказать, что мы стоим на рельсах и катимся, и революция на тринадцатый год сама собою повернула. Достижения есть. Ну, хотя б нащот массовой солидарности.
Бесспорно. В это воскресенье убедился.
Откровенно говоря, выпили с товарищем Степкой Пупьяненко. Выпили честь честью, немного. Без перегрузки, а так – средственно. Благородно, одно слово. Без протоколов и бесплатных кучеров. Выпили, а потом на трамвай и домой.
