– Пожалуйста. Однажды я встретил Николая в очереди за квасом и попросил пропустить меня вперед. Он с негодованием отклонил мое предложение. На недоуменный вопрос „почему?“, он с гордостью ответил: „Из принципа!“.
– В этом весь Николай, – восхищенно прошептал мой собеседник. – Вы, кстати, когда выходите?
– Через три остановки.
– Однако. А я через четыре. Итак, на чем мы закончили?
– Если мне не изменяет память, речь шла о принципиальности Николая. Попытайтесь вспомнить, чем еще вам дорог этот человек.
– Он в совершенстве владеет рядом европейских языков.
– Например?
– Английским, французским, немецким со словарем, кажется, итальянским. Впрочем, насчет последнего я не уверен.
– А вам не кажется, что он много курит? – обеспокоено спросил я.
– Честно говоря, это его увлечение внушает мне серьезные опасения. А вам?
– Разумеется, – с жаром согласился я. – Николая срочно нужно спасать. Любой ценой.
– Завтра же позвоню ему и скажу, чтобы бросал.
– Я сделаю это сегодня же. Извините, – вздохнул я, – но мне нужно выходить. Было приятно вновь встретиться с вами.
– Мне тоже. Как все-таки здорово, когда у твоих друзей такие замечательные друзья.
Мы тепло пожали друг другу руки, и я вышел.
Провожая взглядом обогнавший меня троллейбус, я увидел в окне своего недавнего собеседника. На его лице было написано облегчение. Вероятно, он думал о Николае. Я погрозил троллейбусу кулаком и зашагал к дому.
1985
Однажды я гулял по парку, и ко мне подошел какой-то дядя с фотоаппаратом на шее. На голове у него была белая шапочка с козырьком, а на рукаве – повязка с надписью „фото“.
– Хочешь сфотографироваться? – спросил меня дядя.
– Не знаю, – сказал я.
– Как это не знаешь? Такой хороший мальчик, а не знает, хочет ли он сфотографироваться. Вот я, когда был маленьким, очень любил сниматься. Ну-ка давай я тебя щелкну на память о нашей встрече, а потом ты скажешь мне свой адрес, и я вышлю тебе снимки по почте. Знаешь, как мама с папой обрадуются.
Я подумал, что маме с папой действительно может быть приятно. Они у меня такие вещи любят.
– Ладно, – говорю, – куда мне встать?
Дядя поставил меня спиной к фонтану и отошел на несколько шагов.
– Стой смирно и смотри в объектив, – сказал он, – сейчас вылетит птичка.
– Не вылетит, – сказал я.
– Это еще почему? – удивился дядя.
– Потому что там впереди линза.
– Ишь ты, – сказал дядя, – акселерат, понимаешь. Ладно, тогда просто так смотри. Только не шевелись.
– Не шевелиться я не могу. Это будет неестественно. Вы лучше выдержку поменьше поставьте.
– Чего-о?
– Выдержку. При этой освещенности должно хватить.
– С тобой никакой выдержки не хватит, – сказал дядя, но выдержку все-таки перевел.
– Готов? – спросил он.
– Я-то готов, а вот вы, по-моему, нет. Диафрагму нужно приоткрыть. На одно деление.
Дядя достал из кармана большой платок и вытер лоб. Потом перевел диафрагму.
– Можно?
– Что-то мне по свету не нравится. Рисунка как-то не чувствуется. Вы немножко правей встаньте, а я на вас развернусь.
– Он еще мне будет указывать, где стоять, – возмутился дядя. – Я на этом месте стоял, еще когда твоя мамка под стол пешком бегала. Молод еще, понимаешь!
Он полез в карман, достал из жестяной коробочки какую-то белую таблетку и положил под язык. Потом встал на то место, которое я ему показал.
– Ну теперь-то можно?
– На фоне фонтана? – спросил я. – Может вы туда еще кадку с фикусом поставите? Так теперь даже на рынках не снимают. Ракурс нужно искать. Выразительную точку.
– Стар я уже твои точки искать. Семья у меня. Внуки тебе ровесники. Ладно, говори, где тебя снимать, только побыстрее. У меня план двести рублей в день, а я с тобой тут уже на триста наговорил.
– Давайте я спрячусь за дерево, потом вы меня позовете, я высунусь, и тут вы меня снимете.
– Надоели мне твои фокусы, – сказал дядя, – прячься где хочешь.
Потом он записал мой адрес и говорит:
– Слушай, а ты не торопишься?
– Нет.
– Тогда, может, ты меня щелкнешь разок? Сколько лет работаю, хоть бы раз кто снял.
– Давайте, – говорю.
– Только, пожалуйста, без этих ракурсов. По-нашему, по-простому. Эх, жаль, фикуса нет. Ничего, к следующему сезону пробьем.
Он встал к фонтану руки по швам, развернул плечи, надул живот и, вытаращив глаза, крикнул:
– Давай!
Я нажал на спуск, и тут вдруг из аппарата вылетела птичка. Честное слово! А может, просто воробей в это время пролетал.
Я не знаю.
1983
Сколько будет четырежды три?
Я уже очень давно просил папу пойти со мной на Птичий рынок, но у него все не было времени. И вот в воскресенье за завтраком он, как бы между прочим, спросил у мамы:
– Есть у нас какие-нибудь претензии к нашему сыну?
– Да вроде бы нет, – задумчиво сказала мама, – если не считать, конечно, этой ужасной привычки разговаривать с набитым ртом.
– Ну, это дело поправимое. А в остальном все в порядке?
– По-моему, да, – сказала мама, – а к чему ты, собственно, клонишь?
– Я клоню к тому, что решил поехать с ним сегодня на Птичий рынок.
– Ура! – закричал я.
– И что же вы там собираетесь купить? – спросила мама дрогнувшим голосом.
– Ну почему обязательно что-то покупать? Погуляем на свежем воздухе, познакомимся с представителями фауны.
– Между прочим, один такой представитель сегодня утром сгрыз мои шлепанцы, – сказала мама и посмотрела на эрделя Тотошу, который лежал в углу и делал вид, что эти слова к нему не относятся.
– Ладно, – сказал папа, – это все детали. Главное, что я принял решение, а своих решений, как вам известно, я не отменяю никогда. Одевайся, и поехали.
…Мы ходили по рынку уже два часа, когда в самом дальнем углу у забора я увидел дядю в длинном пальто и смешной вязаной шапочке с помпоном. Из-за пазухи у него торчала голова попугая.
– Извините, пожалуйста, – сказал я, – как называется ваш попугай?
– Ара, – сказал дядя.
– А он говорить умеет?
– Он все умеет. Он даже таблицу умножения знает.
– Не то что некоторые, – сказал папа. – А как его зовут?
Попугай отвернулся и уткнулся в лацкан дядиного пальто.
– Гриша его зовут, – сказал дядя. – Гриша хорошая птичка. Возьмите, задешево отдам.
– А характер у него как? – спросил папа.
– Изумительный характер. С таким характером человека не найдешь, не то что попугая.
– Добрый, значит? – обрадовался папа. – Гриша добрая птичка, да? – и погладил попугая по голове.
Попугай резко повернулся и клюнул папу в руку.
– Эй, ты чего? – крикнул папа. – Ты чего это, брат, дерешься?!
– Играет, – объяснил дядя, – он у меня игрун редкостный. Возьмите, не пожалеете.
– Ну пусть хоть что-нибудь скажет, – попросил я.
– Гриша, скажи мальчику – какое сегодня число?
Попугай презрительно посмотрел на меня и отвернулся.
– Гриша, – ласково попросил дядя, – ну будь умницей, скажи нам, какое сегодня число.
При этом он незаметно показал попугаю кулак. Но я заметил. И попугай, по-моему, тоже.
– Замерз, наверное, – сказал дядя. – Мы тут с утра стоим. Ничего, дома отогреется и такое вам расскажет!
– А он меня слушаться будет? – спросил я.
– О чем разговор, конечно. Он у меня знаете какой послушный! Правда, Гриша?
В ответ попугай отрицательно помотал головой.
– Что-то я не ощущаю особенного энтузиазма с его стороны, – сказал папа.
– Может, он больной? – испугался я.
Попугай закатил глаза и свесил голову на бок.
– Врет он все, – сказал дядя, – здоров как бык. Ну-ка, хватит придуриваться!
– Я все понял, – сказал папа. – Он просто не хочет, чтобы вы его продавали. Правда, Гриша?
Попугай кивнул головой.
– Может, он к вам привык? – спросил я.
Попугай опять кивнул и потерся о дядин шарф.
– Вообще-то, пожалуй, это к лучшему, – сказал папа, – представляешь, что бы он нам дома устроил?
Попугай закивал изо всех сил и оторвал помпон на дядиной шапочке.
– Вот-вот, – сказал папа, – примерно это я и имел в виду.
– Ну ладно, – вздохнул дядя, – ничего не поделаешь, пошли домой. Век мне с тобой, видно, маяться.
– Ур-ррра! – закричал попугай, – Гр-р-риша хор-ррроший!! Мор-р-рально здор-р-ров!! Четыр-режды тр-рри тр-ринадцать!!!
– Между прочим – двенадцать, – сказал я.
– Это он от радости, а так-то знает, – сказал дядя и зашагал выходу.
1985
Точность – вежливость королей
В воскресенье утром мы решили с папой пойти в парк культуры.
