– Ну конечно же. Один из выбитых зубов у меня запломбирован…
– Вот видите!
– Что же, по-вашему, его имеет право выбить всякий хулиган?
– Я этого не сказал. У меня у самого две коронки на зубах. И все же думаю, что из-за испорченного зуба не стоит портить себе нервы.
– Но у меня, кроме больного, здоровый зуб выбили!
– Правильно! Это если разделить на Ваську и Витьку – по ползуба на брата. Принимая во внимание положение, я предлагаю отпустить ребят с миром. Они еще молоды, это их, так сказать, первые в жизни выбитые зубы… Критику они, по-моему, поняли правильно, зарубили себе на носу и намотали на ус…
– Зарубили, – сказал Васька.
– Железно! – подтвердил Витька.
– Вот видите! Кто за то, чтобы помиловать ребят на первый раз? Раз, два, три, четыре… Единогласно…
Когда я, вконец разочарованный, возвращался с товарищеского суда домой, меня догнал один из активнейших его членов.
– Ну, не сердитесь, – примирительно положил он руку на мое плечо. – Вы попробуйте посидеть в нашей шкуре… Сегодня мы станем на защиту ваших выбитых зубов, которых, кстати, уже не вернешь, но где гарантия, что завтра тот же Васька или Витька не вздумает пересчитать и мне зубы? К сожалению, у каждого из нас есть зубы…
Я поблагодарил его за откровенность и направился в народный суд.
Там, говорит, хулиганам в зубы не заглядывают…
Гаечный ключ:
– Главное – это своевременно подкручивать гайки.
Рубанок:
– Нет. Главное – время от времени снимать стружку.
Мать обращается к маленькому сыну:
– Хотел бы ты иметь братика?
– Нет.
– Почему?
– У тебя фатальные методы воспитания детей.
Сын говорит матери:
– У Марии Хоменко ума на двоих хватит!
– Вот и женись на ней.
Захотелось одной бабусе в Великий пост полакомиться домашней колбаской. Только откусила кусок, как за окном загремел гром. Отложила старушка колбасу, перекрестилась на икону и пожаловалась:
– Ой, Боже, столько шума из-за такого маленького кусочка!
Я опаздывал на поезд. Пулей вылетел из дому с двумя чемоданами.
«Лови такси!» – подсказал мне благоразумный внутренний голос.
Я согласился с ним и сразу же заметил такси.
Подхватываю чемоданы и бодрым аллюром к машине.
Вижу: по противоположной стороне улицы несется юнец с чемоданом. К такси. К моему!
«Смотри, чтоб он тебя не обскакал!» – предупредил внутренний голос.
Я прибавил шагу. Наддал и соперник. Я согнул ноги в коленях, будто иду, в самом же деле бегу. Гляжу – соперник уже давно сделал то же. Я добавил скорости. Идем параллельно.
У него первого сдали нервы: побежал. Рванул и я. Поровнялись. Я показал ему язык, а он мне кукиш.
Последние метры летели, как спринтеры на мировом чемпионате, оторвавшись от земли…
В одно и то же мгновенье стукнулись лбами о машину. Но я как честный человек забежал со стороны водителя, а он рванул дверцы – и уже там!
– Я первый! – крикнул он. – Поехали!
Я схватил его за плечо:
– Вылазь! Не поедешь!
– Такси мое! – кричал он.
– Мое такси! – кричал я.
Он отбивался руками и ногами. Затрещал воротник. Отлетели пуговицы. Но я его все-таки выволок.
Вмешался водитель. Бросился нас разнимать.
– Товарищи, что вы! Интеллигентные ж люди!
Легче было разнять сиамских близнецов. Водитель же попался – не сглазить бы. Расклеил.
– Срам! Как петухи! – и еще громче громыхнул: – Куда?
– На вокзал! – завопили мы дуэтом, отталкивая друг друга.
– Так в чем же дело? Садитесь! – водитель королевским движением распахнул дверцы. – Оба садитесь!
Мы плюхнулись на заднее сиденье и долго не могли отдышаться.
Вдруг я почувствовал, как что-то острое уперлось мне под ребро. Потрогал – локоть соперника. Выставил свой. Наши локти скрестились, будто рапиры. Мы не сидели уже, а висели в воздухе, держась на нервах и взаимной неприязни.
Водитель с тревогой посмотрел на нас в зеркальце.
– Что вы там кряхтите? Высажу обоих!
Впереди мигали вокзальные огни. И я, глянув на часы, понял, что успею. Ко мне вернулось доброе настроение.
Водитель достал чемоданы и поставил на асфальт. Потом с укором посмотрел на нас и покачал головой:
– Гомо гомини, – сказал он.
И поехал.
Мы поняли. Интеллигентные ж люди! Латынь. «Человек человеку…»
Молча стоим.
– Идем пива выпьем, что ли… – сказал соперник. – Время же есть.
– Можно, – согласился я.
Все буквы от А до Я работали в институте «Алфавит». Руководил институтом доктор алфавитных наук A. Его первым заместителем был Б. Первым заместителем Б был В. У В в свою очередь был заместителем Г, у Г – Д и так до Я. Я был последним в «Алфавите» и поэтому не имел заместителя.
Стиль работы института был такой.
А вызывал Б и говорил:
– Надо работать. Помните, что труд создал человека!
Б вызывал В и повторял то же:
– Надо работать. Помните, что труд создал человека!
В вызывал Г и говорил то же самое… И так до Я.
Я не имел заместителя и ему некого было вызывать. Он работал молча.
Однажды Я сделал очень важное открытие. На радостях он сказал:
– Я открыл!..
В ту же минуту его перебил М:
– Что это за порочный индивидуализм! Что это за яканье в нашем тесном и сплоченном коллективе? Мы все трудимся на благо института, трудимся коллективно, сообща, а ты своим безответственным яканьем противопоставляешь себя коллективу.
Я смутился и начал оправдываться:
– Но я же в самой деле открыл…
М снова перебил:
– Не Я, а Мы! Мы! Понятно? Мы открыли, то есть коллектив. Или ты намерен противопоставить себя целому коллективу? Не забывай, что наш коллектив сплоченный.
Я знал, что коллектив в институте довольно сплоченный, и потому поспешно согласился:
– Ладно. Пусть мы открыли.
– Это уже другое дело, – сказал М. – Но впереди наших имен под открытием придется поставить и А. Неудобно. А – доктор, многие годы возглавляет институт… Нет и нет, ни в коем случае его не обходить. Еще подумают, что мы игнорируем начальство.
– Ну что ж, поставим и А, – тяжко вздохнул опечаленный Я.
М почесал затылок и зашептал:
– Но ты же знаешь, что, сказав А, надо говорить и Б. Все же Б первый заместитель, неудобно обходить…
Приписали Б.
– Все это хорошо, – снова сказал М. – Но выходит, что мы обидели В. А он так же работает в нашем институте, как мы с тобой. Потом…
Потом, чтоб не обидеть Г, поставили под открытием и Г, за Г – Д и так далее до Я.
Обиженный Я начал протестовать.
– Что вы делаете, ведь я открыл! Я!
На общем собрании сотрудников «Алфавита» крайний и закоренелый индивидуализм Я был единогласно осужден и не менее единогласно был заклеймен как явление, не совместимое с духом и принципами коллективизма.
А сказал:
– Мы должны развивать здоровый дух здорового, сплоченного коллектива, а не зоологические инстинкты отдельных заскорузлых индивидуалистов наподобие Я.
Собрание единогласно постановило: здоровый дух здорового коллектива развивать и впредь… Под открытием Я подписались все, от А до Я. Правда, поначалу Я тоже хотели было вспомнить в числе авторов открытия, но, принимая во внимание его «крайний индивидуализм, несовместимый с коллективизмом», Я из списка исключили.
Премии за открытие получили А, Б, В, Г и так далее до самого Я.
До Я. Потому что Я получил не премию, а строгий выговор за «крайний индивидуализм и себялюбие», что, как известно, не совместимо с принципами здорового, сплоченного коллективизма…
Это чп произошло на центральной улице города минут за двадцать до окончания футбольного матча между местной командой «Металлург» и приезжим «Колосом». Репортаж о редком состязании слушало немало болельщиков, но дослушать им не посчастливилось…
В корзину с пирожками, которыми торговала продавщица гастронома, сперва упало отрезанное ухо, а потом хлопнулся коренастый мужичок, вес которого равнялся весу первого искусственного советского спутника.
К счастью, пирожки были свежие и потому значительно амортизировали падение. Только повидлом залепило глаза ближним покупателям.
Потерпевший был весь в повидле, а из бывшего уха лилась кровь. В кармане его пижамы нашли два билета в оперетту. Последнее обстоятельство подсказывало, что потерпевший в тот день был в хорошем настроении и не собирался кончать жизнь самоубийством.
Минут через десять после того, как скорая привезла потерпевшего в больницу, машину снова вызвали к тому же дому, из которого выпал первый потерпевший. Оказалось, карету скорой подали жене прыгуна. Это была весьма миловидная дамочка с ямочками на щеках и еще теплою после парикмахерской модною прической.
