«У директора – и вдруг подвязана щека! – рассуждал Архип Митрофанович.
Еще больше забеспокоился он, когда увидел, что на собрание явился представитель из высшей инстанции и сел в президиуме не рядом с директором.
Когда слово для доклада предоставили главному инженеру, Архип Митрофанович заерзал на стуле. Его подтачивало: любопытство, чем все это кончится?
В эту минуту слева от Архипа Митрофановича зашелестел листок. Трясогузка слегка повернул голову и увидел, как теплотехник передавал записочку заместителю секретаря парторганизации. Тот положил ее на колени, прикрыл рукой и начал читать.
Внешне равнодушный Трясогузка покосил взгляд и нацелился на записку. „Директор… летит в трубу… больше смелой критики…“ – промелькнули перед Архипом Митрофановичем слова записки, которую в тот же миг скомкал заместитель парторга.
„Так вот оно что! – забилось сердце у Трясогузки. – В трубу, значит, голубчик, летишь!“
Именно в этот момент и осенило Архипа Митрофановича. Здесь можно не только директора пропесочить, напомнить ему кое-какие обиды, но и показать себя принципиальным человеком, волевым, непримиримым к недостаткам. „Ишь, как присмирел, – поглядывая на директора, думал Трясогузка. – Сразу и флюс, и щеку разнесло, как услышал, что жареным запахло. Теперь ты, брат, в моих руках! Никто еще и не догадывается, что, возможно, у представителя и приказ в кармане об увольнении нашего директора. Не зря же столько дней длилась проверка. Никто еще и не поверит, что вот этот Архип Митрофанович Трясогузка, которого в коллективе даже флюгером прозвали за то, что всегда свой нос, как говорят, держит по ветру, что этот Трясогузка отваживается выступить первым, тон в критике задать“.
Архип Митрофанович уже видел себя на трибуне, слышал свой резкий уверенный голос, замечал, как после каждого его слова все ниже опускал голову директор.
Увлеченный воображаемой критикой, Архип Митрофанович не слышал, о чем докладывал главный инженер. Он только видел, что директор все чаще прикладывает руку к пухлой щеке и морщится.
Все было взвешено, решено. Надо лишь набраться духу, смелости.
Уже докладчик заканчивал свое выступление, как вдруг увидел на полу смятый листок, который только что читал заместитель секретаря. Незаметно для соседей Архип Митрофанович протянул ногу и подогнал листок к себе. Нагнулся, поднял.
– Приступаем к дебатам! – объявил председательствующий.
„Есть представитель из совнархоза, – читал в это время вспотевший Трясогузка подобранную записку. – Директор просит в выступлениях рассказать, что из-за неисправности котельной много государственных средств лепит в трубу. Больше смелой критики!“
– Слово предоставляется нашему лаборанту товарищу Трясогузке, – как выстрел прогремело в зале и звонко отразилось в дрожащем сердце Архипа Митрофановича.
Еле-еле переставляя потяжелевшие ноги, Трясогузка поплелся к трибуне.
– Выступавшие товарищи уже говорили, – выпалил он свои слова.
– Еще никто не выступал! – послышалась реплика.
– Возможно, я ничего нового не скажу, – растерянно продолжал Трясогузка, – но это закономерно. Ведь наши мнения сходятся. А раз они сходятся, то и расхождений никаких не может быть. – Архип Митрофанович резко повернулся к президиуму и, пристально глядя на пухлую щеку директора, вдохновенно закруглился:
– Поэтому я целиком и полностью присоединяюсь к тому, что будет сказано товарищами после меня и проголосую за него обеими руками.
Дети – цветы…
Хорошо сказано! И вправду, как же жизнь без детей прожить? Оно, когда не имеешь потомства, то так, вроде пустоцветом оказался: ни радостей, ни тревог.
Спрашиваете, на себе ли это испытал?
Ого-го! Не даст соврать и Ольга, моя благоверная. Кто-кто, а мы научены. Охотно, как говорят, опытом можем поделиться.
Как мы любились да как поженились, рассказывать не стану. Это дело и без чужой науки известное. Начну с того момента, когда у нас сынишка нашелся.
Ну, конечно, мальчик, мужчина в семье – это же продолжение рода, фамилии! Разве не радость?
Тут же и заботы начались.
Как назвать?
– А что нам думать? Саливоном! – предложила женина мать. – Как его покойного деда звали.
– Может, Онуфрием! – скривилась моя Ольга.
Спорили, советовались и, наконец, угомонились на имени Евген. Женька, значит.
Лежит наш Женька, было, в люльке, посапывает себе. А мы – на седьмом небе! Смеемся, веселимся, пока не испортится у жены настроение.
Только папироску достанешь, только выпустишь затяжку дыма, тут Ольга сразу: «Я что, не говорила?»
А жена моя, чтоб вы знали, как только разволнуется или рассердится, всегда начинает с этих слов:
– Я что, не говорила? Он таки задушит дитя смрадом. И когда эти мужики наглотаются дыма!?
Вижу, шутки плохи, за шапку и к двери.
– Вернись! – забегает наперед жена. – Я что, не говорила? Он таки простудит дитя скрипом.
Больше всего разговоров и перебранок было при купании.
– Я головку буду мыть, а ты, – велит супруга, – плещи водичку на животик. Да не выше пупочка!
Плескаю воду и ненароком переступлю границу.
– Я что, не говорила? – крикнет тут Ольга. – Медведь какой-то, а не отец. Или ты спишь стоя, или руки тебе выкрутило? Говорила же – до пупочка!
Когда все были в праздничном настроении, тогда потешались с Женькою и гадали компанией, кем он будет.
– Агрономом! – пророчила одна бабка.
– Инженером! – не соглашалась вторая.
– Вырастет, сам выберет себе дорогу, – рассуждали мы с женою.
А он, нечего сказать, рос да рос…
И не заметили, как сынок из колыбели на велосипед перескочил. Очень скоро и трусики на костюм сменил. Не торопился только Женька из класса в класс перепрыгивать. Чересчур сильно усидчивым был.
– Учись, сынок. Ты же продолжение роду нашего!
– Это я знаю, – отвечает. – Дайте финансов на танцы.
Приходилось давать. Куда денешься?
Кое-как школу окончил.
– Работать или учиться дальше пойдешь?
– Я? – удивился сынок. – Я думаю замуж… жениться…
Вы слышите? Ни специальности, ни куска хлеба в руках и – жениться. Тут я впервые не сдержался и взял в руки увесистую палку. Да опоздал немного.
– Отец, не шутите, – показал на палку Евген. – Оставьте орудие насилия. Это вам не старые времена.
Грамотный. Ишь, как подсек меня! А тут еще жена:
– Я что, не говорила? Гляньте, он не желает счастья родному сыну!
Через две недели сыграли свадьбу. Были сваты, были гости.
Поздравляли, гуляли. А я гляжу на Евгена и его Светлану, такую же желторотую, как и он сам, да думаю: «Как-то вы жить будете?»
Пожили молодые, порадовались. Вскорости мы с Ольгою внука дождались, стали дедом и бабкою. А отпрыск наш затосковал, ссоры в доме завел. Такая кутерьма поднялась, что хоть в лес беги.
– Мы разводимся, – брякнул раз Женька. – Подкинь деньжат!
– Ты что! Недавно на свадьбу просил, а теперь еще на развод? Нет, – говорю, – хватит. Имей свои.
– Я что, не говорила? – расплакалась моя жена. – Он не понимает, что мальчику надо помочь.
Разошлись наши молодые. Мы все переругались. А вскоре Женька уехал, завербовался на какую-то стройку. Не прошло и полгода, присылает письмо.
«Так и так, – пишет. – Решил тут жениться. Подошлите денег: своих у меня маловато».
А в конце приписка:
«Мне суд алименты присудил на ребенка, то вы уж, отец, платите Светлане, пока я не разжился. Да и семью новую завожу. За алименты не упрекайте. Витя же вашего роду, не чужой…»
Деньги на свадьбу послали, Светлане алименты платили. А через год любовались фотографией внучки. А еще через несколько месяцев читали новое письмо от сына: высылайте, отец, деньги на развод и платите алименты на Татьянку. Она ж, видите, тоже нашего роду.
– Не пошлю! – зарекся я. – Копейки не дам шалопаю!
– Разве он не наше дитя? – захныкала жена. – Не везет ему. Я что, не говорила?
Пришлось смириться. Вите и Татьянке, нашим внукам, аккуратно платим. Только побаиваемся, не будет ли сызнова продолжение роду. От такого потомства можно всего ожидать.
Настроение – солнечное. В кармане – месячная премия.
– Такси!
Подъехали к ателье. Рассчитался.
– В другой раз предупреждайте, что вы художник, – буркнул водитель. – Подвезу бесплатно.
– Я не художник, а сантехник! Я дал вам на десять копеек больше. Целый рубль на новые деньги!
– Новые деньги не старые деньги, – аполитично буркнул шофер.
– Пресса пишет, что один таксист отказался брать на чай!
– Значит, берет на водку.
– Пресса пишет, что мы обижаем вас подачками!
