Я вообще-то театры не люблю, фальсификация там сплошная. Что может быть лучше хорошей книги в руках? Лег на бок и лежи, почитывай... А потом взял и заснул. Сон-богатырь - лучший друг человека.
А вообще, сон нас со всех сторон окружает... "Жизнь - есть сон" сказал кто-то из известных персонажей. Сихезмундо, что ли? Надо лечь на бок с хорошей книгой в руках, чтоб сон-богатырь сморил. Может, во сне вспомню?
Я иногда во сне многое вспоминаю. Даже те времена - мутные, мерцающие, совсем беспамятные, когда я еще только жалкой прозрачной черточкой по небу пульсировал и всего боялся. То-то страшно было! Как сейчас помню... Словами не передать.
МУЗА
Славное у нее имя - Муза. Легкость в нем необычайная, трепетность и музыкальность. И - любовь конечно же! Сразу Иван Алексеевич вспоминается, и светлые чувства переполняют... И главное - Литинституту оно по всем статьям соответствует. Где ж еще его носить, как не здесь? И студентам - хорошо. Муза всегда рядом, допустим, не идет у какого-нибудь студента творчество, застряло - и ни в зуб ногой! Придет он, посмотрит на Музу... И сразу посетило его вдохновение, и пошло-поехало творчество...
Пришел я как-то в отдел кадров Литинститута, нуждишка меня привела... Я, когда учился, книжку трудовую не сдал, вот и осталось у меня в ней пустое пространство... Дескать, в списках не значился. Целых пять лет! А это - много. Я тогда к этому безалаберно отнесся, теперь - решил исправить. А то неизвестно, где я целых пять лет пребывал, в космосе, что ли, витал?
Захожу в отдел кадров, по-свойски так, по-литинститутски, как к себе домой... А там - собака за столом сидит! Крупная, светлошерстная, упитанная собака! Сидит по-хозяйски так, и еще лапы на стол положила... В бумагах, что ли, копается? У меня глаза на лоб полезли...
А она меня увидела и зарычала недружелюбно... Наверное, подумала, что я - студент-двоечник, вместо того чтоб на занятиях сидеть, шатаюсь по институту, гляжу, где что плохо лежит, чтоб прибрать подальше... И еще раз зарычала, рыкнула даже! А я в полном недоумении: сюда ли попал? Поглядел сюда. "Отдел кадров" на двери написано. А сам кабинет - дверь-то нараспашку - пластиковым щитом от коридора отгорожен - разделительная полоса. На всякий случай. Чтоб непрошеный гость, типа меня, через границу не пролез. Странные дела...
Поздоровался я с ней, с собакой, больше-то не с кем.
- Здрасте! - Говорю. - Я такой-то, такой-то, когда-то имел счастье в Литинституте учиться... Поучился - и хорошо. Большое спасибо. Вот только трудовую книжку забыл сдать. Нельзя ли мне сейчас задним числом ее печатями прошлепать? Что все-таки я не где-то в космосе болтался все это время, а здесь пять лет числился, соловьем заливался...
Развернула она морду и давай на меня гавкать! Глухо так, негодуеще и как бы с ленцой... Чего, мол, приперся, двоечник, коврик только у двери завозюкал! А я пытаюсь понять, что она по-собачьи говорит, а ничего понять не могу! Не выходит! Или сразу она мне отказывает, или нет? А перевести некому.
Я - опять к ней.
- Извините, - говорю, - что отвлекаю вас, может вы чем серьезным были заняты... Я - Саша Белокопытов, когда-то студентом здесь был... Да вот трудовую книжку сдать запамятовал, печатей у меня нет... Так что, считай, пустое место от учебы осталось, подтверждения - никакого... Получается, что я в это время в воздухе зависал... Нельзя ли мне по старой дружбе в книжке печатями прошлепать? - и смотрю на нее вопросительно.
Приподнялась она тогда на лапах и давай на меня гавкать, лаем меня полоскать! Такой хай развела! А я опять ничего понять не могу! И перевести - некому. Я сам хоть всегда люблю и уважаю собак, а вот понимать по-собачьи - не научился. Так что никак не вразумлю или ругает она меня, или вон гонит?
Стал я тогда в коридор кричать, может, кто из людей есть живой? С людьми-то, поди, хоть по-людски можно поговорить.
- Эй, - кричу, - есть кто живой? Переведите мне, пожалуйста, что мне собака, начальник отдела кадров говорит, а то я ничего не понимаю!
Прибежала какая-то женщина... Переводчик, наверное, не иначе... И тоже на меня поперла.
- Что это вы здесь третесь? Идите вон в другое место, там тритесь! Все стены уже в Литинституте обшаркали, двоечники! - и не дает мне рта открыть.
Потом кое-как открыл... Объяснил про трудовую книжку, что у меня в ней пробел, что, если до пенсии доживу, то у меня от нее жирный кусок отрежут... Что хорошо бы мне этот пробел печатями зашлепать, в Литинституте-то я как-никак числился. Еще сказал, что начальник мне инспектор - что-то говорит, полощет меня по чем зря, а я ничего не понимаю, не научился еще с собаками разговаривать. В Литинституте-то по-собачьи не обучали, я точно помню.
- Это не собака, а Муза! - С негодованием произнесла, женщина и подчеркнула: - Му-за. Понимаете? А говорит вам Муза вот что... Что никаких вам здесь печатей в трудовую книжку не поставят! Потому что они - круглые. Отошли те халявские времена, чтоб задним числом круглые печати куда попало ставили и шлепали! Получите теперь - квадратную. Идите вон в архив, вам там бумажонку дадут... Справку, что вы студентом-двоечником были и штамп квадратный присобачат!
Ну точно, переводчиком она оказалась! Слово в слово мне собачью брехню перевела... Хоть бы и Музину, толку-то? Я хотел поупираться, сказать, что только на круглые печати рассчитываю, никак не меньше... А этой бумажонкой - подтереться... Но меня никто и слушать не стал. Да Муза, еще так разлаялась, так разоряться стала, как будто я у нее сахарную кость украл... Понял я все уже и без переводчика, сам разобрался, не дурак, в Литинституте учился.
Вышел и думаю: "Да-а, странные дела тут, в Литинституте, творятся... Булгаковым сильно отдает... Надо ноги отсюда делать... Когти рвать... от греха".
Но в архив все-таки зашел... Получил эту справку ненужную с квадратной печатью, прибрал ее подальше, может кому-нибудь еще и ткну ею, что я бывший студент. А не какой-нибудь там... ванька-встанька. И решил еще разок в отдел кадров заглянуть, поглядеть: может, пригрезилось мне, поблазнилось насчет собаки-то, Музы? Заглянул... Нет не пригрезилось. Точно, собака сидит. Крупная, беспородная, упитанная сука. Я быстрей ходу оттуда.
"Эх, - думаю, - хорошо сейчас в Литинституте учиться, весело! Не то, что у нас было. А уж что у нас было - нынешним студентам ни в жизнь не догадаться. Только мы - в прошлом веке остались. Поэтому - до свидания, Литинститут! Пока-пока. Всем привет! Ректору, проректору, преподавателям разным и студентам - тоже".
А еще подумал: "Это сейчас Муза пока в отделе кадров сидит. А если она и выше пойдет? Начнет продвигаться по службе за хорошую работу и усердие... А ну, как она и до ректорского кресла доберется? Придешь как-нибудь к ректору, вдруг да что-нибудь перетереть понадобится, а там - Муза сидит! Так что никто ни от чего не застрахован. Главное - начать".
А пока до дома доехал, совсем размечтался: "А уж как станет Муза ректором, как появятся у нее щенки, может, ветром надует, - а с женщинами и с собаками такое часто происходит, - так щенков можно сразу в студенты зачислять, автоматически, без экзаменов. То-то совсем веселая жизнь в Литинституте начнется!"
БОРИС ГОЛОВИН
Вячеслав Ананьев как-то зашел в ЦДЛ по старой памяти, захотелось воспоминания освежить... и горло... А то давно не был, так воспоминаниям и засохнуть недолго.
А в ЦДЛе-то, особенно в ресторане, - он-то сразу в ресторан порулил, чтоб время не терять, - лица и морды теперь, оказывается, совсем другие заседают, не литературные. Литературные-то уж он, слава Богу, хорошо знает. Бывает, что и в кошмарах снятся... А тут, как назло, - ни одного лица! Даже не с кем воспоминания освежить. Придется одному кофе пить.
И вдруг увидел одно лицо знакомое - Борю Гайнутдинова! Бывшего студента, поэта и просто хорошего человека. Обрадовался.
- Барый! - закричал радостно, - Гайнутдинов! - хотел поприветствовать его и воспоминания освежить, как в общежитии одним воздухом дышали и мытарства терпели.
А тот подбежал к нему и зашептал со злостью:
- Я тебе щас всю морду разобью! Какой я тебе Барый? Я теперь - Борис Головин, понял!
Испугался Ананьев, отшатнулся...
"Что такое? - думает. - Может, я чего не то ляпнул? Да нет, вроде то..." В общем, не удалось ему пообщаться. Он хотел с Барыем Гайнутдиновым поговорить, а тот - Борисом Головиным оказался.
Рассказал мне об этом Ананьев, и все это мне странным показалось... Странным и глупым. Ну, разве можно хорошему человеку стыдиться своего настоящего имени и фамилии. Ничего худого в этом нет, радоваться надо. Ну, может, Ананьев что и присочинил, с него станется...
А Борю я тоже хорошо знал. Это - один из немногих людей, кому при жизни надо памятник поставить. Потому что он, помимо того, что сам учился, еще и детей своих тянул, растил и воспитывал: мальчика и девочку. Кешу и Марину.
Ох, и трудная у него жизнь была! И самому надо учиться, и стихи писать, и детей поднимать: в детский сад и в школу водить, и заниматься с ними, и обувать, и одевать, и - кормить. И чтоб потом они еще в хороших людей выросли!
