Они находились в каком-то низком деревянном помещении, полном тряпья, полусгнившей соломы, каких-то железок и деревянных обломков крестьянских орудий. Самая большая куча тряпья находилась на расстоянии вытянутой руки, она-то и воняла. Рут наклонилась, и ее вывернуло. Вытерев рот, она приставила бурдючок к зубам демона. Гворт сначала поперхнулся от неожиданности, но потом схватил его, задев когтями Рут по руке, и жадно забулькал.
— Что вчера было? — Хрипло спросила его Тринидад, рассматривая кисть, на внешней стороне которой образовались три длинных пореза, обросших бахромой крови.
Судя по растерянным глазам демона, он тоже не имел представления, где они находятся.
— Что ты последнее помнишь? — Решила зайти с другого бока Рут.
— А ты? — Просипел гворт.
— Как пили. Ругали Герка и Хмеля. Твою мать, на всю придорожню!
— Ага. — Хрипло подтвердил демон, оглядываясь по сторонам. — Обсуждали их план. Решили, что дерьмо.
— И, вроде, придумали свой. — Мучительно роясь в закоулках памяти, выдала дикарка. — Твою мать! В чем он состоял?
— Откуда я знаю? Но вроде он был просто блестящий.
— Это из-за него мы здесь. Гаррет, во имя Троеликой, мы же не потащились его исполнять?
— Да нет. Нет. Мы не могли. Точно нет. Иначе бы мы уже не разговаривали.
— Ладно, что еще ты помнишь?
— Похоже, мы что-то рыли.
— Зачем?
— Не знаю. А что это так воняет?
— Вот это. — Рут пихнула ногой кучу тряпья, и из нее выкатилась женская рука, покрытая моровыми язвами.
Только предчувствие страшной головной боли заставило Рут не орать и не лезть демону на голову. Тот, видимо, выпил вчера больше, поэтому был более заторможенным, и обратил внимание на то, во что рука была одета.
— Саван.
— Га-а-аррет! — Свистящим шепотом просипела варварка, хватаясь за горло так, будто ее душили. — Мы рыли могилу… Мы украли труп!
— Да на кой нам сдался труп? — Недоуменно спросил демон, отодвигаясь от руки подальше.
— Проснулись, голубки? — Откуда-то сверху высунулась голова Хмеля.
— Хмель. — Констатировал факт Гаррет.
— Труп. — Глупо хихикнула Рут и повалилась обратно на демона.
— Я гляжу, вас еще не отпустило. — Сочувственно вздохнул наемник. — Ну, ничего, время у нас есть. После такого богохульства с кладбищем вас еще долго с вилами будут искать. Так что сидим тут.
— Мы, и правда, вырыли труп. — Без эмоций выдал Гаррет. — Твою мать.
— Если бы труп! — Хихикнул Хмель. — Вы же почти все кладбище перерыли!
— Зачем?!
— Дети мои, чего по пьяни не сделаешь?
— Ладно, а это что за дерьмо? — Рут пнула сапогом качнувшуюся руку.
— Не называй ее так. — Мигом посуровел Хмель.
— Ах прости, если я задела твои чувства! — Огрызнулась Рут. — Но, судя по запаху, эта кучка говна разлагается уже месяц, поэтому не сочти за труд вытащить ее и закопать подальше!
— Она останется здесь. — Железным тоном отчеканил наемник. — Из-за вас нас ищут! Так что сидите тихо.
— Тогда помоги нам подняться. — Прокашлялся Гаррет. — И так блевать тянет, а тут еще эта…
— Нет уж, сидите там. У нее гнойная смердь.
Осознание того, что сказал Хмель, дошло до Рут не сразу. А когда дошло…
— Как это гнойная смердь? — Спросила она потерянным голосом.
— Ну, это еще неточно. — Поспешил успокоить варварку наемник, сам испугавшийся так обыденно прозвучавших грозных слов.
— Что еще за смердь? — Не понял Гаррет. — Я людскими болезнями не болею!
— Все равно сиди там. Останься с Рут. Сам ты, может, и не болеешь, зато заразить можешь и меня, и Герка.
— И Герк здесь? — Как-то слишком спокойно спросила Рут, глядя на покрытую язвами руку, из которых сочился гной.
Захотелось наступить на тонкие пальцы, смять, раздавить сапогом, истереть в пыль, чтобы и праха не осталось от смертельной заразы.
— Я сейчас очухаюсь и нагну вас обоих, и тебя, и Герка, если ты живо не вытащишь меня из этого отхожего места! Клянусь хвостом Сатаны, не найдется ни одной продолговатой деревяшки в этом сарае, которую я не запихну вам в задницы до тех пор, пока они не начнут сыпаться изо рта!
— А я всегда знал, что демоны мужеложцы, чего бы ты там не врал, что нет. — Хихикнул Хмель, но все же протянул руку и легко подтянул демона наверх сквозь дыру в потолке.
Гаррет дрыгнул ногами и мигом оказался наверху.
— О блаженный свежий ветер! О аромат горных заснеженных вершин! О легчайший морской ветерок, овевающий деревья!
— Заткнись или я сейчас подпущу тебе другой ветерок. — Пригрозил Хмель, глядя вниз на совершенно каменное лицо Рут.
Варварка молча отошла подальше от трупа и села лицом к стене, скрестив ноги. Потом легла на бок, словно повалившись, и застыла. Гнойная смердь была страшной болезнью, уносящей жизни целых селений. От нее спасались, сжигая трупы и дома, и мало кто выживал, заразившись. Раньше Рут не боялась никаких болезней, потому что рядом были сестры, и там, где не справлялась лекарка, в дело вступала ведьма. Иной раз платой за жизнь страшно израненной Рут были жизни ее варваров. Без них войско могло прожить, а без Тринидада — нет. Тогда Рут была особенной. А теперь ей предстояло заживо сгнить рядом с протухшим куском мяса.
— Ты хочешь есть? — Спросил сверху Хмель.
При мысли о еде сразу затошнило. Рут провалилась в сон, чтобы ничего не видеть, не слышать и не быть.
Проснулась она от звука стукнувшего об пол ведра, спускаемого на веревке. Следом полетела тряпка и кусок мыла. В этот раз сознание было гораздо более ясным и до отвращения бодрым. Запах гниения пропитал уже все маленькое пространство подвала. Рут коротко выматерилась, насколько хватило воздуха, и задышала ртом.
— Есть будешь? — Спросил сверху Хмель.
Вместо ответа варварка скрутила из пальцев энергичный жест.
— Понимаю, не розами, пахнет, конечно. — Сочувственно покивал наемник. — Но ты помой ее.
— Я?! — Поразилась Рут. — Эту дрянь? Зачем еще?! Может ты мне спустишь топор, а я разрублю ее на мелкие кусочки и сожгу?
— Слушай, Рут, мне ты можешь говорить, что хочешь, но при Герке вот так не надо. Он и так сам не свой.
— Етить твою мать конем ледей, Хмель! Я тут сдыхаю, и мне плевать на Герка, на тебя, и на все долбанное королевство!
— Я, что ли, заставил тебя ее красть?! — Заорал вышедший из себя наемник. — Зачем вы вообще потащились в башню?!
— Я не помню!
— Дери тебя демон!
— Я согласен. — Послышался голос Гаррета. — Когда начинать?
— Ты тоже заткнись и жри молча! Бесите меня оба! Рут, быстро окажи женщине помощь и хватит скулить!
— Какой еще женщине? — Не поняла Тринидад, подавляя желание запустить в Хмеля ведром. — Этой что ли? На кой ей помощь?! Если Герку так приспичило ее похоронить красиво, пусть сам ее обмывает, заодно и полапает!
— А если она очнется?
— Кто? Эта?!
— Это что, не труп?!
По потолку быстро простучали шаги, и рядом с головой Хмеля возникла голова демона.
— Пока нет, но будет, если что-то не сделать. Зря вы, что ли, ее крали?
— То есть, это не труп?!
— Это мы ее украли?!
— Нет, это не труп. — Терпеливо разъяснил наемник. — Это леди Лависса. Она пока жива, но… сами видите.
— Тогда кого мы украли с кладбища? — Не понял Гаррет.
— Или этого не было? — С надеждой спросила Рут.
— Было. Рут, во имя Утешающей, займись леди или труп тут наконец-то будет. А после я все расскажу.
Варварка осторожно подошла к лежащему телу, будто каждое резкое движение могло убить ее. Потом вспомнила, что с больными гнойной смердью достаточно было просто находиться рядом, чтобы заболеть, и, стало быть, уже поздно чего-то опасаться. Дикарка не была брезгливой, но против воли морщилась, разворачивая тряпичный кокон, в который было завернуто легкое костистое тело. Хмель спустил ей мешок, и Рут запихала в него все обгаженные тряпки, мрачно представляя, как они будут гореть.
— Никогда не думала я, что леди могут так смердеть.
— Посиди пару лет в башне, еще не так засмердишь.
— Я бы разбила себе голову о стену. Повесилась бы на цепях. Наелась бы камней. Разозлила охранителя. Да во имя Творящей, я бы согласилась дать лорду…
— А потом прирезала бы его брачной ночью, знаем-знаем. — Влез Гаррет.
— А сколько песен про то, что у ледей дыхание пахнет розами. — Не унималась Рут. — Что испражняются они фиалками, а мочатся душистой водой. Что сморкаются сладостями, а их пот можно слизывать вечно…
— Это что это за песня такая?
— Я петь не умею. — Открестилась Тринидад, намочив тряпку и осторожно проводя по телу леди, боясь неосторожным движением порвать ей кожу.
На живую она была мало похожа, неудивительно, что варварка приняла ее за труп. Дурацкая песня вертелась в голове, ее сочинил пьяный Хольт, а наутро услышав, ужаснулся, но было уже поздно, она разлетелась по всему лагерю.
