- Ну, - возразил я, улыбнувшись, - должна же моя профессия научить меня такту, чутью и оригинальности...
- А вы, простите, чем занимаетесь?
- Я - писатель.
- Неужели? Где же вы пишете?
- В журналах, газетах...
- А скажите, когда вы садитесь за стол, то у вас уже есть тема?
- Почти всегда.
- Вот я не понимаю, как это может прийти в голову тема? Кажется, сиди, сиди и век не выдумаешь.
Я пожал плечами:
- Все зависит от тренировки.
- Я один раз тоже написал рассказ. Потерял куда-то. Если найду - пришлю вам прочесть... Ладно?
- Пожалуйста...
- У меня в Лодзи был один знакомый писатель - Коля Вычегодзе. Может быть, знаете?
- Нет, не слыхал.
- Он тоже рассказы, стихи писал. Слушайте... вот скажите ваше мнение: здорово ведь писал Некрасов?
- Да, хорошо.
- Мне тоже нравится. А скажите, правда, что он драл своих крестьян и проигрывал их в карты?
- Ну, это так... сплетни.
- Вы и стихи пишете?
- Нет, не пишу...
- Труднее. Вот этот Коля Вычегодзе и стихи писал.
Чемпион мира замолчал, хлопая себя по руке ремнем от оконной рамы. Я думал, что разговор кончился.
Но чемпион посвистал немного, зевнул, прикрыв рот рукой, и спросил:
- А где сейчас Куприн?
- Не знаю, кажется, за границей.
- Слушайте, а вот Андреев... Что сказать своей Анатемой... Я, собственно, так и не понял.
Я устало взглянул на него. Нехотя промямлил:
- Вещь глубокая, философская...
- Тэ-эк-с, тэ-эк-с. А скажите, Горький что-нибудь теперь пишет? Вот ведь гремел когда-то. Не правда ли?
- Да, - подтвердил я. - Гремел. Они с Фоссом гремели. Слушайте, кстати, правда, что Фосс мог на плечах шестьдесят пудов выдержать?
Чемпион мира сразу осунулся и скучающе пожал плечами.
- Шестьдесят пудов, это можно выдержать.
- Слушайте, а где теперь Абс?
- Умер.
- Неужели? А Лурих где борется?
Чемпион ничего не ответил. Он мрачно встал и принялся укладывать вещи.
Это, вероятно, был первый случай, когда чемпион мира был побежден, был положен на обе лопатки мирным, слабым писателем.
О детях
(материалы для психологии)
У детей всегда бывает странный, часто недоступный пониманию взрослых уклон мыслей.
Мысли их идут по какому-то своему пути; от образов, которые складываются в их мозгу, веет прекрасной дикой свежестью.
Вот несколько пустяков, которые запомнились мне.
I
Одна маленькая девочка, обняв мою шею ручонками и уютно примостившись на моем плече, рассказывала:
- Жил-был слон. Вот однажды пошел он в пустыню и лег спать... И снится ему, что он пришел пить воду к громадному-прегромадному озеру, около которого стоят сто бочек сахару. Больших бочек. Понимаешь? А сбоку стоит громадная гора. И снится ему, что он сломал толстый-претолстый дуб и стал разламывать этим дубом громадные бочки с сахаром. В это время подлетел к нему комар. Большой такой комар - величиной с лошадь...
- Да что это, в самом деле, у тебя, - нетерпеливо перебил я. - Все такое громадное: озеро громадное, дуб громадный, комар громадный, бочек сто штук...
Она заглянула мне в лицо и с видом превосходства пожала плечами.
- А как же бы ты думал. Ведь он же слон?
- Ну, так что?
- И потому, что он слон, ему снится все большое. Не может же ему присниться стеклянный стаканчик, или чайная ложечка, или кусочек сахара.
Я промолчал, но про себя подумал:
"Легче девочке постигнуть психологию спящего слона, чем взрослому человеку - психологию девочки".
II
Знакомясь с одним трехлетним мальчиком крайне сосредоточенного вида, я взял его на колени и, не зная, с чего начать, спросил:
- Как ты думаешь: как меня зовут?
Он осмотрел меня и ответил, честно глядя в мои глаза:
- Я думаю - Андрей Иваныч.
На бессмысленный вопрос я получил ошибочный, но вежливый, дышащий достоинством ответ.
III
Однажды летом, гостя у своей замужней сестры, я улегся после обеда спать.
Проснулся я от удара по голове, такого удара, от которого мог бы развалиться череп.
Я вздрогнул и открыл глаза.
Трехлетний крошка стоял у постели с громадной палкой в руках и с интересом меня разглядывал.
Так мы долго молча смотрели друг на друга.
Наконец он с любопытством спросил:
- Что ты лопаешь?
Я думаю, этот поступок и вопрос были вызваны вот чем: бродя по комнатам, малютка забрался ко мне и стал рассматривать меня, спящего. В это время я во сне, вероятно, пожевывал губами. Все, что касалось жевания вообще и пищи в частности, очень интересовало малютку. Чтобы привести меня в состояние бодрствования, малютка не нашел другого способа, как сходить за палкой, треснуть меня по голове и задать единственный вопрос, который его интересовал:
- Что ты лопаешь?
Можно ли не любить детей?
Оккультные тайны Востока
Прехорошенькая дама повисла на пуговице моего пиджака и мелодично прощебетала:
- Пойдите к хироманту!
- Чего-о?
- Я говорю вам, - идите к хироманту! Этот оккультизм такая прелесть. И вам просто нужно пойти к хироманту! Эти хироманты в Константинополе такие замечательные!
- Ни за что не пойду, - увесисто возразил я. - Ноги моей не будет... или вернее - руки моей не будет у хироманта.
- Ну, а если я вас поцелую - пойдете?
Когда какой-либо вопрос переносится на серьезную деловую почву - он начинает меня сразу интересовать.
- Солидное предложение, - задумчиво сказал я. - А когда пойти?
- Сегодня же. Сейчас.
- Аванс будет?
Фирма оказалась солидная, не стесняющаяся затратами.
Пошел.
Римские патриции, которым надоедало жить, перед тем как принять яд, пробовали его на своих рабах.
Если раб умирал легко и безболезненно, патриций спокойно следовал его примеру.
Я решил поступить по этому испытанному принципу: посмотреть сначала, как гадают другому, а потом уже и самому шагнуть за таинственную завесу будущего.
Около русского посольства всегда толчется масса праздной публики.
Я подошел к воротам посольства, облюбовал молодого человека в военной шинели без погонов, подошел, попросил прикурить и прямо приступил к делу.
- Бывали вы когда-нибудь у хироманта? - спросил я.
- Не бывал. А что?
- Вы сейчас ничего не делаете?
- Буквально ничего. Третий месяц ищу работы.
- Так пойдем к хироманту. Это будет стоить две лиры.
- Что вы, милый! Две лиры!! Откуда я их возьму? У меня нет и пятнадцати пиастров!
- Чудак вы! Не вы будете платить, а я вам заплачу за беспокойство две лиры. Только при условии: чтобы я присутствовал при гадании!
Молодой человек зарумянился, неизвестно почему помялся, оглядел свои руки, вздохнул и сказал:
- Ну, что ж... Пойдем.
Хиромант принял нас очень любезно.
- Хиромантия, - приветливо заявил он, - очень точная наука. Это не то, что там бобы или кофейная гуща. Садитесь.
На столе лежал человеческий череп.
Я приблизился, бесцельно потыкал пальцем в пустую глазницу и рассеянно спросил:
- Ваш череп?
- Конечно, мой. А то чей же.
- Очень симпатичное лицо. Обаятельная улыбка. Скажите, он вам служит для практических целей или просто как изящная безделушка?
- Помилуйте! Это череп одного халдейского мага из Мемфиса.
- А вы говорите - ваш. Впрочем, дело не в этом. Погадайте-ка сему молодому человеку.
Мой новый знакомый застенчиво протянул хироманту правую руку, но тот отстранил ее и сказал:
- Левую.
- Разве не все равно, что правая, что левая?
- Отнюдь. Исключительно по левой руке. Итак, вот передо мной ваша левая рука... Ну, что ж я вам скажу? Вам пятьдесят два года.
- Будет. (Мягко возразил мой "патрицианский раб"). Пока только двадцать четыре.
- Вы ошибаетесь. Вот эта линия показывает, что вам уже немного за пятьдесят... Затем проживете вы до... до... Черт знает, что такое?!
- А что? - заинтересовался я.
- Никогда я не видал более удивительной руки и более замечательной судьбы. Знаете ли, до каких пор вы проживете, судя по этой совершенно бесспорной линии?!
- Ну?
- До двухсот сорока лет!!
- Порядочно! - завистливо крякнул я.
- Не ошибаетесь ли вы? - медовым голосом заметил обладатель замечательной руки.
- Я голову готов прозакладывать!
Он наклонился над рукой еще ниже.
- Нет, эти линии!! Что-то из ряду вон выходящее!! Вот смотрите - сюда и сюда. В недалеком прошлом вы занимали последовательно два королевских престола - один около тридцати лет, другой около сорока.
- Позвольте, - робко возразила коронованная особа. - Сорок и тридцать лет - это уже семьдесят. А вы говорили, что мне и всего-то пятьдесят два.
- Я не знаю, ничего не знаю, - в отчаянии кричал хиромант, хватаясь за голову. - Это первый случай в моей пятнадцатилетней практике! Ваша проклятая рука меня с ума сведет!!
Он рухнул в кресло, и голова его бессильно упала на стол рядом с халдейским черепом.
- А что случилось? - участливо спросил я.
- А то и случилось, - со стоном вскричал хиромант, - что когда этот господин сидел на первом троне, то он был умерщвлен заговорщиками!! Тут сам черт не разберет! Умерщвлен, а сидит. Разговаривает!! Привели вы мне клиента - нечего сказать!!
