Отец кивнул, посасывая трубку.
— Он, скажу я вам, возлагает на Дафида большие надежды. Скоро Дафида поставят на место Бенджамена, потому что у них шахта особенная, с ней нелегко управиться. Там нужен человек с мозгами, а уж этого у тебя хватает, так ведь, сынок?
— Да, — ответил Дафид с обалдевшим видом. Вот уж где мозгов, как у тухлого яйца.
— Карадок Оуэн стоит за союз, — сказал отец. — Ты с ним согласен?
— Ну, на этот вопрос легко ответить, — перебила миссис Филлипс. — Для членов союза нет места под крышей моего дома, мистер Мортимер. — Ее иссохшее лицо скривилось. — Как говорит мистер Крошей Бейли, рабочим нужна дисциплина.
— Это Бейли говорит, а что говорит Дафид?
Дафид выпрямился и глотнул воздух.
— Он, как и вы, мистер Мортимер, против союза, — затараторила его мать. — Слышала я в поселке, что вы говорили о верности хозяевам — уж что правильно, то правильно. Да и эти общества взаимопомощи не лучше — просто предлог для пьянства.
— Так ты согласен с Оуэном или нет, Дафид? — повторил отец.
Дафид открыл рот.
— Хватит толковать о союзах да обществах взаимопомощи, — вмешалась моя мать. — Вон, я слышу, Морфид идет, а от разговоров о политике у нас весь дом ходуном ходит. Иди-ка помоги ей нести корзинки, Йестин, небось еле тащит: не шутка — на пятнадцать шиллингов покупок.
Последнее было сказано для миссис Филлипс и попало в цель. Когда Джетро заковылял мимо миссис Филлипс, она протянула к нему руки, но я подхватил его и посадил на колени Дафида: уж кто-кто, а Джетро мастер расправляться с праздничными костюмами.
— Дайте его скорей сюда, — испуганно закричала мать, — это такой мокрун, а на вас новый костюм!
Когда я вышел во двор и подошел к калитке, шаги Морфид слышались уже совсем близко. В непроглядной черноте морозной ночи каждая звезда сияла, как маленькая луна, но над Вершиной ближе к Мертеру играли красные горячие блики, а над Нантигло тучи рдели багряным пламенем. Я ждал, стоя в тени. Приближавшееся смутное пятно превратилось в лицо Морфид. На волосах у нее лежал иней, а глаза казались черными пятнами на чудной белизне ее щек.
— Добрый вечер, — сказал я.
— Господи, — удивилась она. — С чего это ты такой вежливый?
Я открыл ей калитку, и она вошла спиной вперед, чтобы легче было пронести корзинки.
— Который час? — спросила она.
— Шесть часов. Тащи скорей свои корзинки: мать ждет тебя, чтобы накрывать к ужину.
— Значит, он сейчас придет, — ответила она и вдруг опустилась на колени и обняла меня. Глаза у нее были огромные и радостно сияли. — О, Йестин, — сказала она. — Я люблю тебя больше всех, и поэтому ты первый познакомишься с моим суженым. Я выхожу замуж за Ричарда Беннета из Лондона, и он сейчас придет поговорить с отцом. Вот так штука!
Один жених сидит в доме, а другой приходит с невестой.
— Ты огорчился, малыш? — спросила она, вглядываясь мне в лицо.
— Чего мне огорчаться?
Во рту у меня вдруг пересохло, но я не собирался поддаваться на ее сладкие слова.
— Потому что я уйду от вас.
— Уходи куда хочешь, мне-то что?
— Милый ты мой, — прошептала она, прижимая меня к груди. — Порадуйся за меня. Не надо злиться.
На замерзшей дороге послышался стук шагов.
Морфид быстро встала и пригладила волосы.
— Ричард! Это Ричард! — сказала она как во сне. — Ты его тоже полюбишь, когда узнаешь как следует. Слышишь, он идет.
Я глядел на нее исподлобья. Она стояла, крепко прижав к бокам руки, платок упал на плечи, открыв волосы. Запрокинув белеющее в темноте лицо, она ждала. До чего же она была хороша! Глаза казались огромными, а за полуоткрытыми губами виднелись два ряда ровных белых зубов.
Он перескочил через забор, словно был здесь хозяином, и она бросилась к нему в объятия. Они замерли, неподвижные, как черные скалы, а над ними горели звезды. У меня сжалось сердце, и я, отвернувшись, поддал ногой камень, который шумно покатился и ударился в стену сарая.
— Что это? — Голос у него был низкий и глубокий.
— Это просто Йестин, мой братишка, — прошептала Морфид.
Он подошел и встал надо мной, уперев руки в бока.
— Первый будущий родственник, а?
Я оглядел его. Он был почти так же широк в плечах, как мой отец. У него были черные кудрявые волосы и волевое лицо с квадратной челюстью. Он наклонился ко мне легким движением, в котором чувствовалась большая сила.
— Добрый вечер, — сказал он и протянул мне руку. — Я много слышал о Йестине Мортимере.
Говорил он гладко и без запинки, как большинство англичан. Ужасно противная у них манера — каждое слово звучит ясно и отчетливо, а вот музыки в речи нет.
— Подай же руку Ричарду, Йестин, — испуганно сказала Морфид.
Ему надоело держать руку протянутой, и, опустив ее, он прислонился к забору.
— Сестра говорила вам обо мне, мистер Мортимер? — совершенно серьезно спросил он.
— Ага, только что сказала.
— О том, что мы собираемся пожениться?
Я кивнул.
— И что вы об этом думаете?
Я всмотрелся в его лицо, ища затаенную улыбку, но улыбки не было.
— Чего мне думать, надо сначала вас на свету посмотреть.
Такой ответ, видимо, показался англичанину необыкновенно забавным: он задрыгал ногой, откинувшись к забору, потом согнулся пополам и басисто захохотал.
— Тише, Ричард, — ахнула Морфид. — Отец выйдет.
При этих словах он сразу выпрямился и зажал рот рукой.
— Ну и ну! — проговорил он, задыхаясь. — Экий зубастый субъект! У тебя все в семье такие?
— Отец будет еще позубастее, — отрезал я. — И никакой я, к черту, не субъект.
Тут его снова начало корчить.
— Йестин! — сердито прикрикнула Морфид. — Будь добр, не груби! Мистер Беннет с тобой шутит.
— Пусть попробует пошутить с отцом — посмотрим, что из этого получится.
— Святый Боже! Ну и кусака! А что, в рост они у вас больше не идут? — услышал я, рванувшись мимо них к калитке.
— Не обращай на него внимания, Ричард, — сказала Морфид с ненавистью в голосе. — Он только ребенок — и ревнует. Не обращай внимания.
Я стоял у калитки и старался удержать вскипавшие на глазах слезы. Я знал, что потерял ее. Дафид мне был не страшен, но ради этого она меня бросит. Он уведет ее с собой и поставит к корыту, и она будет вывешивать на веревке его фуфайки и рубашки, и в нашем доме больше не будет слышаться ее голос, и за столом не будут ставить ей тарелку. Многим мужчинам принадлежала Морфид — я не раз это слышал, но этот возьмет ее навсегда. Тут я вспомнил о Дафиде Филлипсе и, сам не знаю почему, крикнул:
— Морфид!
