Алекс сдержал слово. Он больше отдыхал, гораздо чаще бывал дома и подолгу никуда не уезжал. Большую часть его работы взяли на себя Янни, Найджел и, к удивлению Энн, Фей, помогавшая Алексу все больше. Они отправлялись вместо него в поездки, вели переговоры, заключали сделки, советуясь с ним о каждом своем шаге. Окончательное слово по-прежнему принадлежало Алексу. Начав работать у Алекса, Фей открыла в себе неожиданный талант: она с удивительной легкостью оперировала цифрами, с первого взгляда оценивала балансовый отчет и обладала необходимым каждому хорошему бизнесмену чутьем, позволявшим ей распознать выгоду от каждой сделки и возможные убытки, о которых умалчивали недобросовестные партнеры. Дизайном она занималась совсем немного, чаще всего передавала заказы другим специалистам и сама делала только то, что ее по-настоящему привлекало. По мере того как Алекс постепенно отходил от финансовой стороны дел, Фей уделяла ей все больше времени. Это в высшей степени устраивало Алекса. Истинный грек до кончиков ногтей, он объяснил Энн, что для главы любого предприятия лучшими работниками, людьми, на которых можно полностью положиться, являются члены его семьи. Активность Фей позволила ему частично освободиться от дел даже скорее, чем он рассчитывал.
Они продали дом в Лондоне и купили квартиру, которую Алекс называл маленькой, хотя, по мнению Энн, девять просторных комнат могли удовлетворить потребности любого человека, кроме избалованного миллионера. Вначале решение продать дом опечалило Энн. Она сама создала его и гордилась им, и его продажа была для нее почти равносильна продаже любимой картины. Но прежняя практичная Энн не могла не согласиться с тем, что это разумно, так как оба предпочитали более спокойную и размеренную жизнь в «Кортниз».
Алекс недолго гневался на Лидию из-за ее опрометчивых слов, и они с Джорджем были частыми гостями в Гэмпшире. Лидия не менее Алекса гордилась успехами Энн в живописи.
Энн никогда не забывала поздравить своих внуков в дни их рождения и на Рождество и послать им подарки. Но она не делала никаких попыток встретиться с ними, предпочитая подождать, пока они подрастут и сами смогут решить, хотят ли они общаться с бабушкой. Она постаралась изгнать Питера из своих мыслей и думала о нем только изредка, как правило, по ночам, если ей не спалось. Но и тогда она вспоминала только о счастливом, давно ушедшем времени.
В свои зрелые годы Энн не могла не вызывать восхищения. Пережитые ею страдания сделали ее очень терпимой. Она не торопила жизнь, не предъявляла к ней требований, но старалась всегда надеяться на лучшее, уверенная, что сможет справиться с любыми затруднениями, которые могут возникнуть в будущем. Ей удалось стойко перенести наступление среднего возраста, разрыв с сыном, потерю ребенка, о котором она так мечтала, открытие, что даже самые близкие люди способны на предательство. Она стала менее наивной и легковерной, но ее отношений с Алексом это не касалось. К нему она испытывала безграничное доверие — доверие женщины, знающей, что она любима.
Ничто теперь не препятствовало их потребности быть всегда рядом. Как юные влюбленные, они постоянно, жадно искали общества друг друга.
Так прошел целый счастливый год.
* * *
Не менее успешной, чем первая, стала вторая выставка Энн. И на этот раз все ее картины были проданы — явление далеко не обычное, как ее уверил Вестас. Стоило ей только захотеть, и она могла бы получать значительно больше денег, давая интервью и публикуя репродукции своих картин, но она отвергала все подобные предложения. Если она занималась живописью, то только потому, что ей этого хотелось. Работа приносила радость ей и Алексу. Одобрение ценителей искусства нужно было ей постольку, поскольку оно свидетельствовало, что она чего-то достигла и продолжает идти вперед.
Они провели чудесное лето на своем острове. Без гостей все же не обходилось. Энн поняла, что, хотя Алекс «ушел от дел», как ему казалось, он всегда будет находиться в водовороте деловых контактов. Случалось тем не менее, что они по нескольку дней никого, кроме слуг, не видели. Правда, телефоны продолжали трезвонить, слышалось бормотание телексов и рокот вертолетов, но Энн уже стало казаться, что полная тишина угнетала бы ее.
В ее шкафах висели красивые наряды, многие из них ненадеванные. Алекс, казалось, больше не стремился всюду бывать, все видеть, находиться среди людей, привлекать внимание. Он хотел одного: быть с Энн.
Она наслаждалась этим периодом своей жизни. Вначале, после ее брака с Алексом, ей доставляли большое удовольствие роскошные туалеты, изысканные драгоценности и — совершенно для нее неожиданно — восхищенный интерес мужчин. Но сейчас, оглядываясь на это время, она чувствовала, что это ей надоело, как ребенку, объевшемуся мороженым, надоедают сладости. Пора было остановиться, расслабиться. То, как они жили сейчас, было ей гораздо больше по душе.
Энн отпустила волосы. После недель, проведенных под неистовым греческим солнцем, ей не нужно было обращаться к парикмахеру, чтобы их обесцветить. По острову она расхаживала в шортах, майке и кроссовках, а в Гэмпшире носила удобные тренировочные костюмы. Волосы она неизменно завязывала сзади в «конский хвост». Благодаря всему этому она выглядела такой естественной и привлекательной, что никто не мог бы догадаться о ее истинном возрасте — ей трудно было дать больше тридцати лет.
Большую часть времени Энн проводила у мольберта, но она не принадлежала к утонченным художникам-анахоретам, чурающимся людей. Ее работа не страдала от того, что Алекс разговаривал с ней, в мастерскую заглядывали друзья, а телефоны не умолкали. Анна могла бы сосредоточиться, с гордостью говорил Алекс, в самый разгар народного восстания.
Должно быть, именно эта способность целиком отдаваться работе и подготовка к третьей выставке помешали Энн заметить, что Алекс, в последнее время такой спокойный, ускользает от нее, становится все более напряженным, а иногда и раздражительным. С каждым днем он являлся все позже в мастерскую, бывало, что до его появления проходило целое утро. Она решила, что новый распорядок дня надоел ему.
— Ты уже пресытился нашим новым образом жизни? — спросила она как-то, когда он только днем зашел к ней.
— Прости, я не понял?
— Весь этот год ты проводил со мной почти все время с утра до вечера, а теперь все чаще исчезаешь. У тебя, может быть, завелась новая пассия? Или твой отход от дел уже чистая фикция? — шутливо добавила она.
— Нет, нет! Просто возникли некоторые небольшие, но неприятные проблемы, которые моим помощникам не разрешить без моей гениальной помощи, — объяснил он, отрывисто засмеявшись.
