Это было сказано лукаво и с долей дерзости, но он бросил на нее такой взгляд, что она задохнулась.
– А что ты об этом знаешь?
– Только то, что и все, – последовал краткий ответ. – Подобные случаи неизбежно привлекают внимание, а ты прекрасно знаешь и сам, как быстро в этом городе рождаются слухи.
– Да, – он глубоко вздохнул. – Думаю, что мое мнение о велосипедах не изменится в лучшую сторону. Преодолеваешь небольшое расстояние за длительное время и затрачиваешь при этом максимум усилий.
– И максимум решительности, по моему мнению. Все были поражены, получив сообщение, что ты присоединился к прорывающему осаду отряду. Говорили, что почти невероятно, чтобы два человека смогли покрыть такое расстояние на велосипедах.
– Так и есть, – коротко сказал он. – Нам помогли. Они свернули за угол и остановились, чтобы пропустить проезжавшую повозку.
– Нейл что-то говорил о фермере-англичанине, который одолжил вам лошадей, дал еды и оружие. Какое счастье, что вы его встретили.
– Совершенно верно.
Он не отрывал взгляда от дороги перед ним.
Джудит говорила быстро, боясь, что любая пауза в разговоре послужит для него предлогом откланяться, сославшись на какое-нибудь поручение.
– Почему ты пошел на это, Алекс? Ведь ты всегда ненавидел армию… ремесло солдата?
Он по-прежнему глядел вдаль.
– Еще больше я ненавидел положение пленника.
– Тетя Пэн тоже так сказала.
– Да? Как хорошо она все понимает. Почувствовав прилив смелости, она продолжала:
– Нейл сказал, что ты принял участие в страшном сражении, где и получил эти ранения, из-за которых тебя хотели отправить домой. Ты ведешь себя не так, как человек, не желающий иметь ничего общего с армией, и не очень-то торопишься расстаться с ней.
Он ничего не сказал в ответ, только прищурился на солнце, словно и сам хотел найти разгадку. Внезапно она почувствовала, что он отдалился от нее. Она сделала еще одну попытку:
– Это действительно было так страшно, как рассказывает Нейл?
– Спайонкоп? Да.
Не сговариваясь, они остановились и на миг позабыли о полных суеты пыльных улицах. Джудит смотрела на его лицо и читала по нему все то, что он скрывал с того времени, как очнулся на горе в ту звездную ночь.
– Я никогда не смогу забыть этого. До того дня я не понимал внезапности смерти. Она врывается в разговор, который никогда не будет закончен, на одних лицах она оставляет улыбки, на других – недоумение. Взрыв снаряда в одно мгновение уносил жизни шести или семи человек—секунду назад они были полны жизни, секунду спустя они превращались в бесформенные куски мяса.
Он говорил с такой силой, что она почти ощущала его потрясение. Черты лица Алекса стали еще резче, с тех пор как она увидела его въезжающим в город с отрядом, снявшим осаду. Этот человек вырвался из своей внутренней тюрьмы, и Джудит страстно хотела разделить с ним его свободу.
– Но я не подозревал и о медлительности смерти, – продолжил он. Казалось, он забыл, кто она такая. – Некоторые лежали там весь день и всю ночь, пока она, смилостивившись наконец, не отпускала их. – Он все больше погружался в свои мысли. – Жизнь становится немыслимо дорогой, когда ее вот-вот должны у тебя забрать… фальшь исчезает, остается истина. Мне посчастливилось – другие поняли это слишком поздно. – В этот момент он вернулся с далекой горы и снова стал тем человеком, что стоял перед Джудит. Он нахмурился сильнее: – После Спайонкопа никто не сможет, вернувшись в Англию, зажить прежней жизнью. Он никогда не освободится от этих воспоминаний.
Зачарованная человеком, раскрывшимся перед ней, Джудит и сама потеряла ощущение времени, пока мимо не проехала группа всадников, взметнув пыль, от которой запершило в горле. Она закашлялась, и Алекс, увидев неподалеку под деревьями скамейку, отвел ее туда – в тень, на чистый воздух.
– Прошу прощения, – сказала она, поднимая глаза с выступившими от кашля слезами, – мне следовало бы привыкнуть к подобному после всех событий.
Он казался озабоченным.
– Я совершенно бездумно разговорился о таких вещах в неподходящем месте. Извини меня, Джудит.
– Не нужно извиняться, – мягко сказала она. – Я сама попросила, если ты помнишь.
– Да, конечно. – Он поставил на сиденье обутую в ботинок ногу, оперся на нее, снял каску и отер лоб тыльной стороной руки. – Я сказал, что похолодало? В Англии мы назвали бы это чертовски жарким днем. – Он задумчиво посмотрел на Джудит. – Дома сейчас весна.
– И в Ричмонде по берегам реки сирень стоит вся в цвету. Кажется, что прошло так много времени, с тех пор как я видела их.
– Времени прошло много, – он снова нахмурился. – Тебе следует вернуться, Джудит. За тетей Пэн присмотрит полковник. Теперь тебя здесь больше ничего не держит.
Как давят тяжелые башмаки первые застенчивые подснежники, так его слова смяли нежный цвет ее надежд, начавший пробиваться во время их разговора этим утром. А ведь она жила верой…
– Женщину нельзя подвергать испытаниям, через которые прошла ты, – продолжал он. – Особенно такую, как ты.
– Тетя Пэн выдержала еще и серьезную болезнь, – произнесла она непослушными губами.
– Тетя Пэн другая. – Он сосредоточенно рассматривал подкладку каски. – Я не ожидал тогда встретить тебя. Когда я уезжал, ты заказала билет до Англии. Я не знал, что ты осталась.
– Почему тебя это так удивляет? Я поняла, где ты, потому что остаток твоего полка был здесь.
Она слышала холодок в своем голосе, но была бессильна что-либо сделать.
– Я и представить себе не мог, что человек может измениться до неузнаваемости за такое короткое время. Я испытал потрясение, когда понял, кто ты.
– Прости. С моей стороны было глупо падать в обморок тебе на руки. Ты мог подумать, что я слаба духом.
Он быстро поднял голову.
– Нет… вовсе нет. Я просто разозлился. Осада – это не прогулка. Женщины не должны воевать.
Преодолевая горечь, она постаралась улыбнуться:
– Ты говоришь как Нейл.
Он улыбнулся ей странной печальной улыбкой.
– Боже сохрани! – Выпрямившись, он снял ногу с сиденья и надел каску. – Он оказал тебе огромную поддержку в самое тяжелое время. Если ты помнишь, я всегда говорил о нем как об исключительно надежном человеке.
– Да, говорил, – слабо отозвалась она.
Он протянул руку, и ей ничего не оставалось, как взяться за нее. Они находились все еще в полумиле от школы, и она пожалела, что не выбрала место поближе. Теперь каждая минута, проведенная с ним, казалась насмешкой над ее надеждами и мечтами. Он только что с беспощадной ясностью дал понять, что ей нет места в его жизни… и ни малейшей надежды. Ей остается лишь сохранить достоинство и не показать, какой удар он нанес ей. После всего, что он перенес, цепляющаяся за него женщина—последнее, чего он заслуживает.
