– Наверное, я скоро закажу билет, – сказала она насколько могла спокойно. – Поскольку война, очевидно, закончилась, скоро на пароходах не будет свободного места – войска начнут возвращаться домой. Ты сможешь вернуться в Англию через несколько месяцев после меня.
– Я не собираюсь возвращаться, – сказал он. – После подписания мирного соглашения я собираюсь уволиться из полка и обосноваться в Южной Африке.
– Обосноваться? – как громом пораженная повторила она.
– Мы с Хеттой поженимся, и я найду работу на железной дороге. Эта профессия всегда привлекала меня… да и здесь мне нравится. А в Англии меня ничего не ждет.
Джудит продолжала идти только потому, что ее ноги двигались в заданном ритме и он поддерживал ее за локоть. Нет, он не разрушил ее надежды, он просто втоптал ее в землю, откуда ей никогда не подняться.
Тем не менее, когда они подошли к школе, она высоко держала голову, попрощалась с ним и произнесла приличествующую случаю фразу, пригласив навестить ее, когда ему будет угодно.
– Спасибо, – сказал он, – но это может быть не скоро. Завтра мы ведем в Гленко состав с оружием. Буры нападают на поезда со снаряжением и боеприпасами. Мы должны выяснить, можно ли положить этому конец.
Он откланялся и пошел прочь, слегка прихрамывая. Она отвернулась, глядя на горы и чувствуя, что никакое, даже самое далекое путешествие не поможет ей забыть эту минуту.
Состав с оружием готовился к отправке, и на железнодорожной станции царила суета. К прибывшим из Дурбана вагонам цепляли дополнительные, и мужчины, срывая голоса, кричали, стараясь перекрыть шипение пара и лязг металла. Рядом с поездом солдаты из роты легкой пехоты и «Даунширских стрелков» получали последние приказы, прежде чем забраться в бронированные вагоны. Это были два обычных вагона, обшитые котельным железом, с прорезями для винтовок.
Алекс посмотрел на своих людей. На их лицах не было видно радости, и он посочувствовал им. Платформы были далеко не идеальны. Возможности для стрельбы из узких прорезей были ограничены, особенно против всадников, перемещающихся быстро и свободно, а отсутствие крыши отдавало их во власть солнца и дождей… и стрелков-буров, которые могли затаиться на склонах гор.
Когда поезд двинулся, все они чуть не попадали с ног.
Алекс удержался и, прислонясь к стенке в углу вагона, глядел сквозь небольшую щель, а мысли его были далеко. Близость потных мужчин в военной форме, скученных на маленьком пространстве, пробудила образы и звуки, которые всегда будут с ним. Ему не нужно было закрывать глаза, чтобы оказаться в их власти. Они без предупреждения охватывали его и отказывались покинуть, пока что-либо не нарушало поток воспоминаний. Поначалу он боролся с ними, но по мере выздоровления увидел всю бесчеловечность Спайонкопа другими глазами. Воспоминания о пережитых страданиях сделали его более терпимым, легкость, с которой прерывалась жизнь, научила его ценить ее и не тратить бездумно.
В тот день он увидел человеческую жизнь во всех ее проявлениях—героизм и трусость, порыв и страх, инстинкт самосохранения и самопожертвование. Там, на плато, он узнал, что он, Алекс Рассел, за человек. Он беспокойно поежился от поднявшейся изнутри злости—злости на впустую прожитые годы: отец подверг его наказанию, которого он не заслуживал. Дни, когда старик лишил его всех прав, заставили его испытать жесточайшую нужду. Он знал, что никогда не сможет ни простить, ни забыть.
Все права вернулись к нему, а Спайонкоп дал больше, чем иные получают за всю жизнь. Отчаянная необходимость начать все заново поддержала его в тот страшный час, когда он почувствовал на себе дыхание вечности, лежа под звездами в окружении мертвецов. Та ночь настолько укрепила его дух, что он смог бороться за свою жизнь. Когда наутро пришли санитары с носилками, их встретил заново рожденный Алекс Рассел, нашедший в себе силы двинуть рукой, чтобы привлечь их внимание. И они поняли, что он остался жив под грудой тел.
Когда он оказался на носилках и мрак небытия остался позади, напряжение немного спало, но даже сквозь лихорадку и боль бессознательная воля к жизни помогла ему выкарабкаться. Крепкий организм победил лихорадку, чистый воздух вельда и искусство врачей исцелили раны. Но потребовалось время и вся сила духа, чтобы поправиться окончательно. Ему советовали вернуться в Англию, но он умолял оставить его в Африке, да и нехватка бойцов говорила в его пользу.
Покачиваясь в такт движениям бронированного вагона, он вспомнил о встрече с Джудит накануне и о ее вопросах насчет его желания остаться. Он не мог признаться ей, что удерживает его не только Хетта, но и удивительное чувство родства с его товарищами, не позволявшее ему уехать до окончания войны.
В аду Спайонкопа он успел разглядеть и оценить то, что раньше презирал: силу традиций, корпоративный дух и товарищество. Люди вручили ему свои жизни, они доверяли ему. Это наполнило его гордостью, о которой он раньше не подозревал, и смутило, не давая облечь чувства в слова. И если кого-то Спайонкоп и сломил, то его силы он укрепил.
Наконец, он ощутил себя мужчиной, а не тенью Майлза. Он был сильным в пекле битвы. Люди слышали его голос и следовали за ним. Он был таким же славным сыном полка, как и все остальные. Оглядев находившихся рядом с ним в вагоне мужчин, Алекс почувствовал острую сладкую боль ответственности, снова поднявшуюся в нем, и понял, что не предаст их.
Призраки Спайонкопа улетучились, едва он глянул в узкую щель. Поезд приближался к Ландердорпу, и его охватил трепет. Сладкое воспоминание о Хетте все плотнее обволакивало его по мере приближения к этому месту. Вот уже линия пурпурных холмов перегородила небо. Но он знал, что за этими горами с плоскими вершинами откроется новая плоская равнина, покрытая желто-коричневой травой.
Война окончится через несколько недель, и тогда он пересечет эту равнину, как обещал. С того самого момента, как Хетта стояла у коровника, он всем сердцем желал изгнать эту картину из ее памяти, он собирался сделать это, заявив свои права на ее тело, подтвердив этим чувство собственного достоинства и мужскую силу и подарив ей чувства, не сравнимые ни с чем. Тем не менее на ее ферме он был узником, загнанным в ее коровник из-за своей военной формы, но скоро он придет за ней как свободный человек.
Они проехали Ландердорп и направлялись в сторону гор. Алекс вздрогнул, поняв, что в этот момент усадьба Майбургов находится совсем недалеко от него. Что-то сейчас делает Хетта? Чувствует ли она его близость, – внезапное ощущение, от которого захватывает дух, непонятное и потому удивительное? Он сосредоточился, наивно надеясь, что она получит его своеобразное послание, и тут земля начала подниматься, закрывая ему обзор. Он выпрямился, когда раздался оглушительный скрежет металла, вагоны начали сталкиваться со звуком, напоминающим разрывы снарядов, трещало дерево, и высвобождающийся пар свистел с такой силой, что ранил слух.
