– Да разве ж это мытье?! Ни воды вволю, ни веничка, ни пара!
Наконец, скупив в Колывани все шубы и полушубки и, к изумлению местных, вырядившись в меха, хотя еще и заморозков сильных не было, огромный обоз двинулся в сторону Юрьева. С трудом нашли достаточное количество подвод и лошадей, часть вещей, а с ними и людей даже решено оставить в Колывани и прислать за ними из Пскова.
Зое было тоскливо, настроение не улучшали серое небо, морось и холод. Если здесь так всегда, то она умрет от тоски раньше, чем наступит следующее лето. Бывает ли здесь лето вообще? Настена может говорить что угодно, она на Руси родилась и выросла, лазурного моря и жаркого солнца не видела, ей и эта вот хмурая пора хороша.
Грустили Зоины придворные дамы, большинство, несмотря на меховые шубы, хлюпали носами и дрожали, поджимая страшно мерзнувшие ноги. Ходить в привычной обуви в этой дикой холодной стране невозможно, а московиты твердят, что зима впереди. Что тогда? Не будешь же полгода сидеть у камина, вытянув ноги к огню? Хорошо, хоть деревьев вокруг много, дрова, наверное, не так дороги, как в Риме.
Чтобы не думать о тяжести предстоящей жизни, Зоя с утра до вечера учила русский язык. Настена оказалась отличной наставницей, а сама царевна – талантливой ученицей. Настена медленно и четко произносила какое-то слово по-русски, потом повторяла по-итальянски. Снова по-русски и по-итальянски. И так пока Зоя не запоминала. Постепенно московитка стала произносить целые фразы, царевна училась здороваться, желать добра, прочить то, что нужно… Она уже знала, как обращаться к великому князю, к его матери, к окружающим, знала слова «пить», «кушать», «да», «нет», «хочу», «не хочу»…
Но успехи в изучении языка хоть и принесли некоторое облегчение – Зоя начала кое-что понимать из произносимого московитами, – но не могли изменить тягостного настроения. Как она ни скрывала, это стало заметно.
На вопрос Настены, что не так, Зоя отвечала, что слишком холодно, наверное, она никогда не привыкнет к этому.
– В баньке попаришься, всю тоску как рукой снимет! – бодро пообещала Настена, заставив Зою поморщиться. Царевне надоели разговоры о неведомой банье. Сколько можно?!
В Юрьеве, где русских людей побольше, их встретили иначе, чем в Колывани.
– Баньки истопили. Чай, соскучились среди этих латинян без парку-то?
Мамырев едва не расцеловал старшего купцов Пашуту за такое сообщение:
– Ах ты ж мой дорогой! Знал ведь, чем взять. И впрямь от того мытья в лоханях и без пара коростой покрылись, самим тошно.
Оказалось, тутошние расстарались, натопили все бани в городе, что нашлись, каждая готова взять в первый пар людей хоть сейчас, только пойдут ли латиняне мыться?
Ларион Никифорович Беззубцев махнул рукой:
– Мы предложим, а не пойдут, так их дело. Знать, потом в третий пар в лоханях мыться будут.
Настена и Гликерия повели Зою мыться в лучшую баню и в первый пар.
Внутри пахло какими-то травами, было прохладно. Так и заболеть недолго. Зоя огляделась:
– А где чан?
– Внутри, царевна, это лишь место для раздевания, а парок там. – Настена кивнула на массивную дверь и добавила, успокаивая: – Тебе понравится. На Руси все так моются, не бойся и привыкай.
За дверью царил полумрак, было очень жарко и еще сильней пахло травами. Там их ждала крепкая девка в мокрой, прилипшей к телу рубахе, приветливо улыбнулась, о чем-то спросила Настену. Зоя поняла только слово «пар».
Настена рассмеялась, головой покачала и что-то объяснила, девка кивнула понимающе и… плеснула на раскаленные камни печи из ковшика. Все помещение с полками окутал пар. Стало жарко дышать, Зоя едва не бросилась наружу, а входившая к ним Гликерия и вовсе шарахнулась обратно. Настена схватила служанку за руку, втащила внутрь, успокаивая.
На ближайшей к двери лавке стояли какие-то лохани, из одной зачерпывала ковшиком банщица, когда плескала на камни. Поместиться в них было невозможно, но Настена и девка-банщица быстро налили в две горячей, а потом холодной воды и пригласили Зою с Гликерией мыться. Оказалось, что воду нужно лить прямо на себя! А утекала она между досок пола куда-то вниз.
«Почему бы не сделать пол мраморным? – подумала Зоя. – Наверное, у них мрамора мало или не догадываются». Она решила при случае подсказать будущему супругу.
Настена помогла царевне вымыть роскошные волосы, натерла тело мочалом, потом сполоснула чистой водой и удовлетворенно заявила:
– Теперь и попариться не грех. А потом еще помоемся.
– Что сделать? – удивилась царевна.
Настена махнула рукой и позвала Зою к полке у другой стены, там было куда жарче. Девка окатила деревянный настил из ковшика горячей водой и предложила… лечь на живот.
– Зачем? Здесь неудобно лежать, – почти возмутилась царевна, оглядывая голые доски.
Понимая, что объяснять придется долго, Настена предпочла показать на личном примере, она окатила вторую полку, улеглась на нее на живот и что-то сказала банщице.
Гликерия, усевшаяся на краешке полки Зои, и сама царевна с изумлением наблюдали, как, облив теперь уже Настену, банщица взяла из лохани две связки прутьев, побрызгала с них на спину девушки и… принялась сначала тихонько, а потом все сильней и быстрей хлестать Настину спину! Гликерия даже вскочила от ужаса, но, повинуясь жесту царевны, вернулась на место. А Зоя наблюдала за своей советчицей и с изумлением убеждалась, что той приятно.
Это было непонятно, нелогично, безумно, но девка-банщица охаживала спину, бока и ноги Настены, а та млела и довольно охала.
Может, таким образом они грехи искупают, это вместо прилюдной порки? Да, наверное, как она сразу не догадалась! Русские набожны, считают, что много нагрешили, пока в чужих землях были, вот теперь все и отправились грехи замаливать таким способом. Только почему икон не видно? И распятия тоже…
Сколько это продолжалось, Зоя сказать не смогла бы, но когда связки прутьев в руках банщицы опустились, спина Настены была цвета вареных раков. Девка окатила жертву своих издевательств водой и оставила млеть.
– Это невозможно, царевна! – горячо зашептала Гликерия.
Но Зоя была иного мнения. Она уже поняла, что Настена не лжет, что эта экзекуция и впрямь чем-то приятна.
Банщица тем временем еще раз плеснула на горячие камни, по парной пополз очень приятный запах трав. На сей раз воздух уже не показался таким горячим.
Настена, слегка придя в себя, пригласила Зою:
– Царевна, пусть Марьюшка и тебя похлещет? Она осторожно.
Слово «похлещет» пришлось говорить по-русски, но Зоя догадалась.
– Это обязательно?
– Быть в парной да не попариться веничком?
Царевна не поняла слов банщицы, но обреченно распрямилась на лавке, готовая принять экзекуцию, молча стиснув зубы. Гликерия упрямо осталась рядом, только по требованию банщицы сдвинулась в сторону, чтобы не мешать. Верная служанка предпочла подставить свою спину вместо хозяйской, если бы Зоя позволила это сделать.