— Да… уж, — сказал он и подошел ближе, остановившись примерно в метре от нее. Она все еще стояла возле окна. — По-моему, вы очень сердитесь. Почему?
Она откинула голову, встряхнув ее так, что ее рыжие волосы взметнулись. Он протянул руку, будто бы непроизвольно сжал в ней прядь ее волос. Она шагнула в сторону, и его рука вернулась на свое место. Он пристально посмотрел на нее, слегка прищурив глаза.
— Вы очень красноречиво обличали контрабанду, — яростно сказала Мэри, — в то время как ваши погреба всегда полны французских вин и коньяков.
— Это осталось от отца, — медленно сказал он.
— Бутылки с прошлогодними датами? Правдоподобная басня, ничего не скажешь! — И она с вызовом посмотрела на него, — Нет, вы извлекаете пользу из контрабанды! Я сама в этом убедилась! И вы способны сидеть там, за столом с семьей и гостями, и распространяться о том, какая ужасная вещь контрабанда! Да, да, не пытайтесь обмануть меня! У меня есть глаза!
Повисло долгое, тягостное молчание. Он не казался сердитым, а, видимо, о чем-то напряженно размышлял. Его глаза изучающе бродили по ее лицу, шее, одежде. Она была напряжена, как натянутый лук, и кулаки ее, которые она держала перед собой, судорожно сжимались.
— Последние годы я провел во флоте, — наконец сказал Стивен очень спокойно и таким тоном, который должен был бы убедить ее. — И вы думаете, что я могу хладнокровно относиться к контрабанде, которая принесла такой барыш Наполеону… и стоила нашим парням жизней, рук, ног, глаз… и вы думаете, я сражался бы так, если бы…
— Вы сражались! — дерзким и насмешливым тоном сказала она и прижала руки к вздымавшейся груди. — Вы — сражались! Вы, скорее всего, проводили свои сражения в портовых гостиницах и тавернах, с первыми попавшимися девками! Не могу представить вас на палубе корабля с саблей в руке! Я слышала о вашей репутации среди женщин! Мужчины, которых я знаю, сражавшиеся с Бони, ни за что не участвовали бы в какой бы то ни было контрабанде и не потратили бы ни фунта на покупку французского вина у преступников…
— Вы… осмеливаетесь говорить это… мне… — Он шагнул вперед и обхватил ее за талию. Она попыталась вырваться. Он прижал ее к себе, и она почувствовала жар его тела. Он склонился к ее лицу, но она в ярости отвернулась. «Он хочет наказать меня, — подумала она, — самым унизительным способом — поцелуями против моей воли».
Она оказалась права. Он схватил ее за густые рыжие волосы на затылке и с силой повернул ее лицо к себе. Его чувственные губы приблизились.
Она открыла рот, оскалив белые ровные зубы.
— Если ты укусишь меня, Мэри, я побью тебя! — Он пробормотал эти слова, уже почти прижавшись к ее губам, затем последовал долгий глубокий поцелуй. Его губы были горячими, неистовыми; он все сильнее прижимал ее к себе. Он приподнял Мэри над полом, и ее ноги повисли в воздухе.
Он понес ее к кровати и почти кинул на нее. Затем лег сам, прижимая девушку к покрывалу. Она пыталась бороться с ним, оттолкнуть, но в его объятиях становилась беспомощной, как маленький ребенок. Его руки оказались крепче железа; от его прикосновений к ее груди она все больше слабела. Он расстегнул кружевной халат и уже подбирался к шелковой ночной сорочке.
Она извивалась и кричала, пытаясь вырваться:
— Отпусти меня… Скотина, животное… Отпусти меня! Я ненавижу тебя… Ненавижу!
Он не слушал, все крепче прижимая ее к кровати. Его губы скользили от ее шеи до белой груди, с которой его рука уже стягивала зеленое кружево.
Она боролась с ним, но ничего не могла сделать. Он целовал ее с неистовой страстью, которая ее сначала напугала, а его руки властно бродили по всему ее телу. К своему стыду, она чувствовала, что слабеет.
Затем его желание замедлилось — он понял, что она начинает сдаваться. Когда она перестала бороться, покорившись его воле, он стал более спокоен. Она испытывала незнакомые ощущения: прикосновения его тела, нежность ласкающих губ и то, что они вдвоем лежали обнаженными в постели. Больше Мэри не могла сопротивляться.
Она совсем ослабла, у нее слегка кружилась голова.
Какие-то непривычные чувства вторгались в ее мозг, сердце, тело. Она не хотела больше бороться. А когда он схватил ее безвольные белые руки и обвил ими свою шею, прижавшись к ней, она сдалась окончательно.
Она уже не могла себя сдерживать. Ей никогда еще не было так хорошо; она будто бы чувствовала себя другим человеком. Она всхлипывала и металась, а он был рядом, поворачивая и поднимая ее, заставляя выполнять свою волю и делать все, что он хочет.
Когда он наконец взял ее, она закричала от наслаждения под нахлынувшим вихрем эмоций. Он шептал ей странные, бессвязные слова, вынуждая ее отвечать ему… И она отвечала, не могла не отвечать. Все ее тело дрожало, исступленно реагируя на его объятия, и он удовлетворенно засмеялся, когда все свершилось.
В себя она пришла нескоро. Она беспомощно лежала в его объятиях, а он, по-видимому, спал. Она чувствовала апатию и дремоту.
Некоторое время спустя он проснулся и снова прижал ее к себе. Слабая и сонная, она совсем не сопротивлялась. Они повторили то, что уже было, а затем крепко уснули.
Позже, когда она проснулась, он уже ушел. Она робко протянула руку и с изумлением почувствовала, что разочарована тем, что его нет.
Что она наделала? Она не собиралась сопротивляться. Она предполагала, что, если он будет настаивать на своих супружеских правах, она будет игнорировать его, лежать неподвижно и не поддастся ему ни морально, ни физически, если он только не применит силу. Она поклялась, что ему придется дорого заплатить, если он что-нибудь с ней сделает.
Она пришла в ярость, когда осознала, что все уже произошло. Ненавидела себя за то, что так легко сдалась; нет, больше чем сдалась, ответила страстью на страсть. Неудивительно, что он смеялся!
Утром она долго лежала в горячей ванне, и легкая боль в ногах и руках исчезла. Бонни надела на нее белое миткалевое платье, украшенное зелеными лентами, и восхищенно сказала, что это цвет глаз Мэри. Она хотела распустить ей волосы, но та, смущаясь, настояла на том, чтобы их перевязали ленточкой на затылке.
Стивен опоздал к завтраку, чего с ним обычно не случалось. Когда он наконец пришел, Мэри заканчивала; остальные ненамного от нее отстали. Кристофер поддразнивал его:
— Я и не знал, что ты так любишь поспать, Стивен, разве что после поездок. Но сейчас-то с чего бы тебе уставать?
Стивен слегка покраснел, что было ему несвойственно, но остался спокоен.
— Долго катался на лошади, — сказал он и сверкнул глазами, встретившись взглядом с Мэри.
