– Кстати, времени у меня даже меньше, чем вы думаете, – заметил Призванов. – Мне еще надо найти одну здешнюю помещицу и передать ей письмо от одной виленской дамы.
– Кто эта помещица? – живо откликнулся Цинбалов. – Я знаю многих помещиков в нашей губернии.
– Это некая Домна Гавриловна Чепурная.
Слова Призванова вызвали самый радостный отклик у его собеседников.
– Вот славное совпадение! Нам всем повезло! – воскликнул Цинбалов. – Особа, о которой идет речь, как раз живет в поместье у Чепурной. Дело в том, что старый барин, отец нашей девицы, – кузен Домны Гавриловны.
– Ниловский? – уточнил Призванов.
– Вы его знали? – разом удивились Заборский и Цинбалов.
– Нет, я не был с ним знаком и не видел его никогда, просто слышал о нем от другой его кузины – той, что живет в Вильно. Это родная сестра Домны Гавриловны, Ольга. Они много лет были в ссоре, но сейчас Ольга Гавриловна больна и очень хочет помириться со своей сестрой.
– А позвольте полюбопытствовать, почему именно вас она попросила передать письмо? – спросил Заборский. – Вы с ней знакомы?
– Мы с ней дальние родственники, но не кровные. У мужа Ольги Гавриловны – Владислава Жеромского – есть младший брат, который женат на сестре моей матери.
– О, видно, эти братья Жеромские не промахи, если взяли в жены таких родовитых дворянок! – присвистнул Цинбалов.
– Наверное, вам известно, отчего Домна и Ольга так крепко рассорились? – обратился Заборский к Призванову.
– Нет, в нашей семье это не обсуждалось. Да я не очень-то и знаком с Ольгой Гавриловной, а видел ее лишь несколько раз, когда бывал в Вильно.
– А может, ты, Василий, что-то знаешь? – повернулся Заборский к Цинбалову.
– В точности не знаю, но слухи доходили, будто бы Домна Гавриловна с сестрой еще в молодости поссорились из-за жениха. Вроде бы сестрица отбила его у Домны, а потом бросила, и он погиб на дуэли. А сама эта сестрица, Ольга, вышла замуж не то за поляка, не то за литвина. Ну а Домна Гавриловна, видно, так ее и не простила. Это уж потом она за Чепурного вышла, а сперва, наверное, горевала по своему жениху.
– Ишь ты какая романическая история, – хмыкнул Заборский. – Кстати, возможно, именно красотка Софи подговаривает Домну Гавриловну не мириться со своей сестрой. Хочет оставаться единственной близкой при тетушке и получить от нее наследство.
– Красотка Софи? Это ее мне предстоит соблазнять? – с усмешкой уточнил Призванов. – И, насколько я понял, скомпрометировать эту барышню вы хотите публично? Но каким же образом?
– О, тут нам и усилий прилагать не придется, – заверил Заборский. – Всегда найдутся любопытные слуги, которые вынесут сор из избы. Говорят, в доме помещицы Софью многие не любят, называют «панянка-байстрючка». Но вам, граф, это ничем не грозит, вы же не будете ее насиловать. Дело обычное: молодой блестящий офицер, перед которым не смогла устоять легкомысленная девица. Конечно, сплетники какое-то время посудачат, но вы ведь уже будете отсюда далеко.
Призванов колебался лишь пару мгновений, потом, подбоченясь одной рукой и щелкнув пальцами другой, воскликнул:
– Черт возьми, мне предстоит неплохое развлечение, за которое я еще получу и выигрыш! Ради этого стоит задержаться здесь денька на три-четыре!
– А для меня это первый случай, когда, заключив пари, я не буду жалеть о проигрыше! – объявил Заборский.
– Аминь, я подтверждаю ваш уговор! – провозгласил Цинбалов, схватив за руки одновременно Призванова и Заборского. – Со своей стороны обещаю всяческое содействие. Например, завтра же могу повезти графа в Старые Липы и представить достопочтенной Домне Гавриловне.
Через несколько шагов Призванов остановился у калитки маленького одноэтажного дома, в котором снял квартиру.
– Скромное жилище для графа, – отметил Заборский.
– Но я ведь собирался съехать отсюда уже послезавтра, поэтому особенно не привередничал, – пожал плечами Призванов.
– Но теперь-то вы задержитесь подольше!
– Задержусь, если только вдруг не прибудет курьер с приказом о военном сборе.
– Тогда нам всем придется сняться с места, – вздохнул Заборский. – Но будем надеяться, что судьба подарит хотя бы недельку. Вы ведь справитесь за недельку, ротмистр?
– Можете не сомневаться: буду штурмовать бастион всеми способами.
– О, бастион по своей натуре не слишком крепок, но заряжен изрядной долей притворства и лукавства, это надо учесть, – подняв палец, объявил Заборский. – Но вы не пожалеете о своем приключении. Ведь вас ждут удовольствия более утонченные, чем в салоне мадам Жужу.
Когда Призванов, распрощавшись со своими провожатыми, скрылся в доме, Цинбалов не удержался от вопроса:
– Скажи, Заборский, для чего тебе понадобилось это пари? Ты в самом деле так радеешь о Горецком? А мне казалось, что он тебе не нравится.
– Так оно и есть. За что бы он мне нравился? Гонористый барчук, нахватавшийся всяких модных теорий. Но я о нем и не радею, совсем наоборот. А его так называемая невеста не нравится мне еще больше.
– Не можешь простить ей пощечину? А я думал, что ты все перевел на шутку…
– Значит, ты плохо знаешь меня, Василий. Всепрощенчество не входит в число моих добродетелей. Люди, уколовшие меня презрением, получат ответный укол… и куда более сильный.
– Я понял: ты нарочно подпоил и обыграл этого красавца графа?
Заборский приостановился и сказал внушительным тоном:
– Обещай молчать и об этом, и о нашем с графом пари. Если проболтаешься – вся затея сорвется и потехи не будет.
– Не сомневайся! Я сыплю словами только там, где надо. А где не надо – буду молчать, даже если напьюсь вдрызг.
– Хорошо. А теперь нужно поторопиться, чтобы весело закончить вечер.
И они пошли обратно по темной улице, уже не останавливаясь и не задерживаясь на разговоры.
Крепкий сон к утру разогнал усталость, выветрил из головы остатки хмеля, и Даниил Призванов, проснувшись, сразу же отчетливо вспомнил события прошедшего дня. Он был зол на самого себя за то, что вновь поддался пьяному азарту, хотя перед тем давал себе слово вовремя вставать из-за игорного стола. Еще ему было досадно, что в порыве откровенности рассказал почти незнакомым людям о своих семейных неурядицах. Но все перекрывала мысль о рискованном пари, которое он заключил не по собственному желанию, а чтобы избежать позора и унизительных объяснений с отцом. Впрочем, теперь уже поздно было отступать, да он и не видел особого греха в том, чтобы позабавиться с тщеславной красоткой, вздумавшей прыгнуть из грязи в князи.
Позвав слугу, Даниил велел ему принести кувшин холодной воды и умылся, раздевшись до пояса, чтобы окончательно стряхнуть с себя остатки сна.
