— Христианка, которая говорит, как цивилизованный человек! Удивительно! — заметила Сильвия.
— Она удивительна во многом, — ответила Майя. Обе женщины посмотрели на Люсинду, и та почувствовала, что у нее горят щеки.
Но, похоже, у Сильвии был вопрос, который не мог ждать. Она повернулась к Майе с округлившимися глазами:
— А ты на самом деле девадаси?
Майя пожала плечами:
— То, кем я была раньше, в прошлом.
— Но ты всегда будешь девадаси! Принимать тебя в доме — благословение для меня.
Круглое лицо Сильвии светилось от восхищения, но Майя скромно отвернулась. Люсинда постаралась скрыть свое удивление. Значит, Майя была храмовой танцовщицей? И что из того? Но она ничего не сказала вслух.
Вскоре слуги принесли ужин. Перед Сильвией и Майей поставили фарфоровые тарелки с рисом, овощами и дахи. Затем женщины вежливо ждали, пока не обслужат Люсинду.
Кто-то приложил усилия, чтобы приготовить португальскую еду в ее честь. У нее на тарелке лежала разваренная капуста с замороженным кусочком жира и непонятно чей кусок мяса, почерневший от огня. Он выглядел как большой шар.
— Я знала, что ты не захочешь есть недостаточно прожаренное мясо, как предпочитают мужчины, — сказала Сильвия.
— Ты очень добра.
Все они молча уставились на ужасающую тарелку.
— Тебе нужна вилка, сестра? — вежливо спросила Сильвия.
— У меня не все в порядке с пищеварением, — ответила Люсинда и бросила взгляд на служанку, которая забрала тарелку и держала ее на расстоянии вытянутой руки, когда выносила из комнаты.
Две другие женщины явно испытали облегчение.
— Может, я съем немного риса и дахи. Я думаю, что они хорошо действуют на желудок.
Сильвия кивнула, и одна из служанок поспешила за тарелкой. На самом деле белые зерна в белом молоке выглядели довольно аппетитно, как подумала Люсинда. Она попыталась ловко взять смесь пальцами на манер индусов, поскольку Сильвия не дала ей ложки.
Они представляли собой странную группу. Люсинда с Майей оказались примерно одного возраста и похожи внешне, но у них было совершенно разное прошлое. Люсинда с Сильвией, одетые по португальской моде, но говорящие на хинди, чем-то напоминали неподходящие по размеру подставки для книг, выставленные на одном столе. Не то чтобы Сильвии было неуютно в этой одежде, более того, она совсем не выглядела несчастной. Но она носила португальскую одежду так, как носят маскарадный костюм.
Они мало разговаривали, пока тарелки не опустели. Когда они наконец принялись болтать, Сильвия по большей части хотела говорить с Майей. И хотя Майя прилагала усилия, чтобы включить в разговор Люсинду, он каким-то образом все время переходил на храмы и идолов, гуру и шастры[25]. Люсинда практически не могла в нем участвовать, только слушать.
— Но тебя ведь не всегда звали Майя, — наставила Сильвия.
Девушка покачала головой:
— Это имя дал мне этот хиджра.
Две женщины одновременно нахмурились.
— А как тебя звали раньше?
Майя напряглась, словно приготовилась испытать на себе прикосновение скальпеля на приеме у врача.
— Прабха, — сказала она.
Сильвия вздохнула и закрыла глаза, словно кто-то положил ей конфету на язык.
— Ты знаешь значение этого слова? — спросила она Люсинду. — Оно означает свет, свет, который окружает голову бога. Это одно из имен Богини.
— Которой богини? — спросила Люсинда.
Сильвия пришла в замешательство.
— Есть только одна Богиня, — сказала она.
Майя положила ладонь на руку Люсинды. Люсинда попыталась скрыть удивление. После отъезда из Гоа ее касалось столько людей.
— Эта Богиня имеет много форм. Ты, конечно, видела богиню Лакшми[26]?
Люсинда кивнула. Это была богиня богатства, и даже некоторые португальские лавочники держали ее идол и поклонялись ей.
— Прабха — это одно из ее имен.
— Меня зовут Ума. Это имя тоже означает свет — свет спокойствия и безмятежности, — вспоминая, улыбнулась Сильвия, затем вздохнула и повернулась к Люсинде. — Наверное, твое имя тоже что-то значит?
— Да, — медленно ответила девушка. — Люсинда тоже означает свет.
* * *
Чуть позже последовал неприятный момент: в женскую комнату ворвался Слиппер. Его шатало из стороны в сторону, он тянул пухлые ручки к женщинам и чуть не свалился, словно ему было трудно удерживать равновесие. Никто не знал, что сказать, и сам Слиппер в том числе.
— Я пойду спать, — наконец пробормотал он заплетающимся языком и, качаясь, вышел из комнаты.
Вскоре они услышали, как он храпит за дверью. Хотя он говорил высоким голосом, как женщина, храпел он низко и с придыханием, как старик.
— И он притворяется мусульманином, — хмыкнула Сильвия. — Они все одинаковые. Совершенно одинаковые.
Беседа продолжалась. Люсинда обратила внимание, что манера ведения разговора Сильвией напоминает то, как ее отец обсуждал деньги. Обычно он говорил часами, обсуждая все что угодно, перед тем как набраться смелости и затронуть главную тему. Из разговоров о том о сем Люсинда сделала вывод, что Сильвия очень хочет спросить о чем-то, но смущается.
Свечи уже почти догорели, когда Сильвия, наконец, обратилась к интересующей ее теме.
— А почему ты это сделала? — спросила она Майю шепотом. — Почему ты ушла из храма и стала профессиональной танцовщицей?
— Какое это сейчас имеет значение, тетя? Что сделано…
— Не смеши меня. Я слишком стара для этого. Скажи мне.
Лицо Майи помрачнело так, как Люсинде никогда не доводилось видеть. На улице пели ночные птицы, лаяла собака, в конюшне шумно дышал слон, Слиппер храпел под дверью. Майя долго собиралась с силами, прежде чем заговорить.
— Что мне оставалось делать? — наконец произнесла она.
— Скажи мне, дочь. Скажи мне.
Когда Люсинда увидела, как нежно Сильвия взяла руку Майи в свою, то вспомнила почти забытые прикосновения собственной матери.
— Ты знаешь, что я была девадаси, — Сильвия кивнула. — Я жила в храме Парвати[27] в Ориссе. Моя гуру… — на этом месте Майя замолчала и всхлипнула. Сильвия погладила ее руку. — Моя гуру сказала, что я могу отправиться в храм Шивы. Она считала, что я могу там провести севу с садху[28] и освоить сидхи[29].
Люсинда знала, что садху — это нищенствующие монахи. Большинство этих нищих ходит обнаженными, со спутанными волосами, причем эти грязные патлы часто спадают до колен. Она не знала, что такое сидхи и сева.
Странно, но Сильвия поняла, что Люсинда этого не знает.
