Нагое девичье тело предстало перед его изучающим взглядом. Ее худоба была лишь следствием долгой голодной зимы — беспокоиться тут было нечего. Девица была вполне здорова и сложена как положено женщине. Маленькие девичьи груди вызывающе торчали вверх, плоский живот, еще не знавший беременности, был нежен, бедра женственно широки. Ноги пленницы — сильные, стройные, с соблазнительно округлыми коленями, изящно очерченными икрами и крохотными ступнями с маленькими пальчиками, которые хотелось согреть поцелуями, надолго привлекли внимание Ричарда.
Потом его взгляд устремился к нежному холмику, скрытому курчавыми волосами. Долгое воздержание, естественно, оказывало на него воздействие. Но она была слишком юна. Неужели Уэльский Лис покусился на эту чистую красоту, подобную первому робкому цветку, выглядывающему из-под снега?
Смежив веки и стараясь убрать из головы похотливые мысли, Ричард занялся согреванием девичьего тела. Он начал энергично растирать ее и испытал удовлетворение, когда холодная, напоминающая синеватым отливом рыбью чешую кожа девушки постепенно начала розоветь и юное существо, над которым он почему-то взял опеку, стало постепенно возвращаться к жизни. Он победил в себе грубое плотское желание. Наверное, хоть раз в жизни у мужчины просыпается в душе чувство сродни материнскому.
Вот какие творятся на свете чудеса! Ричарду и в голову бы не пришло, что он будет лелеять коварную девицу, да к тому же возбуждающую в нем похоть, как родитель — малое дитя.
С тяжким вздохом, порядочно устав от проделанных манипуляций, он улегся рядом с Элен, тесно прижал к себе ее безвольное тело. Сам он был измотан и, наверное, окоченел не меньше, чем дерзкая ныряльщица, но надеялся, что токи крови в его сосудах согреют их обоих.
Ричард усмехнулся, когда представил, как они выглядят со стороны — сплетенные тела обнаженных мужчины и женщины.
Но тут сон сморил его, а во сне он ощутил необыкновенную нежность. Будто его прикрыли теплым одеялом, и исчезла из тела холодная дрожь и тягостная боль неудовлетворенного желания.
И проснулся он на удивление счастливым.
Элен, просыпаясь, ощущала себя так, будто ей приходится срывать смертный саван и выкарабкиваться из могилы. Клочья тумана в кромешной мгле кружились перед ее взором, когда она разлепила веки. Затем немного просветлело, она начала возвращаться в мир вещей и чувств. Но все равно ей было по-прежнему страшно, как ребенку, очнувшемуся после ночного кошмара, — одинокому, затерявшемуся…
— Оуэн! — позвала она в тщетной надежде, что он откликнется. — Оуэн!
Она попыталась выпрямиться, сесть.
Властная рука обхватила ее стан, вернула на место, прижала к широкой груди, от которой исходило блаженное тепло. Ей снова захотелось забыться, но тут она все вспомнила, по-настоящему открыла глаза и огляделась.
Она лежала обнаженная. В объятиях обнаженного мужчины в походной палатке.
Ричард!
Мгновенно ее ногти, отросшие за долгие месяцы пребывания в зимнем лагере, впились в его руку. Ее колено уперлось с мстительной ненавистью ему между ног, туда, где скрывается мужское естество.
Годы, проведенные в войнах, приучили Ричарда быть настороже — даже во сне. Он тотчас отпрянул, завладел ее руками, опрокинул ее легкое тельце на спину, сдвинув ноги, зажал ее, словно меж челюстями капкана.
Она извивалась, бесилась, извергала проклятия, но была побеждена.
Ричарду ничего не стоило одолеть ее.
— Взгляни на меня! — приказал он. Его темное, обветренное, небритое лицо приблизилось к девичьему личику.
Все еще сопротивляясь, в безумном отчаянии, Элен встретила взгляд зеленых глаз ненавистного врага. Когда-то мужчина тоже так смотрел на нее — любуясь и вожделея, — но то был дорогой ей Энион. Теперь его нет в живых. Его убил этот зверь.
Она вновь забилась в судорогах.
— Прекрати, Элен. Лежи тихо, или я тебя отшлепаю. И тогда уж наш поединок повторится, но… по другим правилам. Я начну его, когда захочу… и когда захочу, закончу, — процедил Ричард сквозь зубы. Однако ему было нелегко восстановить дыхание. Схватка его возбудила. — Я тебя отпущу, чтобы ты оделась, но на десяток дюймов, не больше. Ты слышишь меня… или оглохла?
Она его слышала и понимала, что враг вожделеет ее и только распаляется от ее молчания. Сколько ей отпущено мгновений, чтобы успеть придумать, как действовать?
Ричард отпустил ее руки, оставил распластанную на одеяле, встал, бесстыдно обнаженный, — его мускулистые ноги высились над нею, как две крепостные башни, — и позвал своих приспешников:
— Жиль! Симон!
Элен нащупала край смятого одеяла и кое-как прикрыла свою наготу. Похабные намеки рыцарей Ричарда словно эхом повторились в ее памяти. Неужели Ричард вознамерился отдать ее на потребу этим псам?
В ответ на ее судорожные попытки вернуть себе благопристойность он мрачно усмехнулся. Затем повернулся к ней спиной, ожидая, когда на его зов явятся подчиненные.
Элен разглядывала его фигуру, и, хоть и не желала этого, представившаяся ее взору картина внушала трепет.
Его тело не было покрыто темными волосами, как у тех уэльских мужчин, которых ей приходилось видеть без одежды. Светлая грива ниспадала на его широкие плечи и почти касалась лопаток. Могучие мышцы так и бугрились на его спине. Бедра были узки по сравнению с плечами, ягодицы выпуклы. Он был великолепным животным — этот Кентский Волк. Она не могла не признать этого.
Вид обнаженного мужчины поверг ее в дрожь. Элен закуталась в одеяло в тщетной надежде умерить охватившую ее лихорадку.
С шести лет она помогала матери купать мужчин, отмывая с них пот после турниров, а также помогая освежиться почетным гостям, которые наведывались в замок Тайви. Но три года назад отец, неожиданно для нее, запретил дочери участвовать в этом традиционном домашнем ритуале.
Гости были весьма разочарованы, что красивая дочь хозяина устранена от выполнения вполне привычных ей обязанностей, и девушку заменили более пожилые и невзрачные дамы, родственницы лорда Олдуина.
Да, конечно, мужское тело не представляло для Элен никакой тайны, но раньше она видела раздетых мужчин в уютной и спокойной обстановке гостеприимного родительского дома. Сейчас она была один на один в палатке со злейшим врагом своим, зверем в образе человеческом.
Внезапная мысль вдруг прожгла ее мозг. С отвращением она представила себе сцену, как Ричард овладевает ею. Она уткнулась взглядом в землю, чтобы не видеть этой пугающей мужской наготы.
Жиль ворвался в палатку, немедленно откликнувшись на зов господина. Элен прижала одеяло к груди, щеки ее горели от ярости и душевного смятения. Что подумает этот рыцарь, застав их с Ричардом раздетыми и увидев смятую постель? Сомневаться не приходилось. На лице рыцаря отразилась легкая зависть к удачливому полководцу — не только в войне, но и в битве с женским полом.
