— Ты еще красивей! Кто тебе сказал, что только драгоценные камни и произведения искусства могут восхищать? Ты отрицаешь красоту стремительно текущей реки, грациозность березы, колеблемой ветром, или возбуждающую смелость летящих по небу облаков? Конечно, девушка, на которой я думаю жениться, мила, хорошо воспитана и благородного происхождения, но она не тронула моего сердца. Это сумело сделать создание, которое я сначала охотно бы задушил, а потом полюбил до потери сознания! Вас, сердечко мое! Я люблю вас! Вы можете гордиться тем, что лишили меня сна, покоя и самообладания. При мысли, что я вас больше не увижу, я чуть не сошел с ума!
Разве мечтала она когда-нибудь услышать такое признание в любви? Да еще от мужчины, которого до сих пор читала бесцеремонным, слишком рассудочным и реалистичным. Покоренная его страстными словами, она опустила дрожащие ресницы.
Барон де Мариво напряженно изучал черты ее слегка порозовевшего лица. Дрожащие тени темных ресниц, искрившихся на концах золотистым блеском, образовывали ни щеках тончайшую решетку. Он понял, что она ему не доверяет. В ее манере держаться была заметна напряженная осторожность.
Ниниана остро ощущала на себе его взгляды. Почему она не убежала? Почему терпела ситуацию, которая неизбежно перешла в чувственные объятия? Короткая пауза давала ей возможность защищаться, протестовать. Почему она этим не воспользовалась? Что заставило ее оставаться на месте и выжидать вопреки осторожности и благоразумию? Ответ был понятен и прост: потому что так ей хотелось, потому что все ее существо жаждало его поцелуя, способного вновь объединить их губы, потому что в его объятиях ей было слишком хорошо. Хотя он и принадлежал ее сестре, она мечтала по крайней мере о воспоминаниях. О маленьком кусочке блаженства с мужчиной, которого она любила, с которым могла бы представить свою совместную жизнь, если бы он был свободен.
К чему приведет дальнейшее отрицание того очарования, которое исходит от барона? Ведь она в качестве Норберта де Камара получила возможность гораздо лучше узнать его, чем он мог предположить. Ниниана знала, что он позволял себе свободу мыслей и действий, которые не соответствовали меркам благовоспитанности и отличали его от других мужчин, что его поступками руководило личное понимание чести и никто не мог помешать ему в достижении цели. Конечно, глупо было поддаваться своим страстям, ей потом придется горько пожалеть об этом. Но в данный момент она хочет и будет им поддаваться!
Ниниана услышала шепот:
— Если бы у меня было королевство, я бы отдал его за одну-единственную твою мысль!
Она ощутила его дыхание, которое уже смешалось с ее собственным. Ожидая прикосновения его рта, она подняла ему навстречу свои губы.
Хотя это явное молчаливое приглашение и не давало ответа на его вопросы, оно заставило его забыть обо всем на свете.
Опыт Нинианы по части мужчин ограничивался лишь некоторыми смелыми поцелуями и пережитой сценой во дворце кардинала. Однако она сознавала, что полностью отдается ему. Слившись с его ртом, Ниниана прижалась к нему и ответила на его объятия со всей своей страстью. Мир вокруг нее исчез. Реальным оставался лишь поцелуй, увлекший ее в водоворот неудержимых эмоций. Волны незнакомых ощущений прокатились по всему ее телу, прерывая дыхание. Прижавшись к нему, Ниниана почти потеряла сознание. Ее губы раскрылись сами собой под его жадным напором. Она почувствовала, как внутри ее, подобно вулканической лаве, скопился горячий поток.
Вопросы, которые хотел задать ей Ив де Мариво, в один момент исчезли из его сознания. Осталось только страстное желание любить Ниниану.
Сначала возникло лишь беспокойное ощущение опасности. Потом послышались шорох, грубый смех, звон шпаг и торопливые шаги обутых в сапоги ног. Туман вокруг Нинианы рассеялся. Сопровождавший ее многие месяцы страх, который она старалась подавить, вдруг опять охватил ее. Тяжело дыша, она отвернула голову от поцелуев Мариво. Затем молниеносно вырвалась из его объятий и бросилась к двери.
— Пусти меня… там солдаты… слышишь… они идут…
Ее паника возникла так неожиданно, что растерявшийся Мариво отпустил ее. Только его стремительный прыжок к дверной ручке сумел в последний миг помешать Ниниане выскочить в коридор. С растрепанными волосами, полурасстегнутым лифом и диким взглядом, она отбивалась от его стальных объятий.
— Пусти… солдаты…
— Тихо! Успокойся, дорогая! Это только смена караула. Никто не причинит тебе зла. Мы ведь в той части дворца, где располагается гвардия.
Лишь постепенно, словно издалека, смысл успокаивающих слов стал доходить до Нинианы. Голос, полный любви, тепло ласкающих ее рук, сила твердой груди, к которой она прижалась, вселяли уверенность. Спокойствие медленно передавалось от него к ней.
— Тихо, любимая! Дверь заперта. Комната находится в моем распоряжении, когда я несу службу в Лувре. Никто не посмеет нам помешать.
Ниниана покраснела. Долгий день и треволнения сказались на нервах сильней, чем она предполагала. Силы были на исходе. Лишь этим объяснялась истерика от стука солдатских сапог. Устало уткнулась она в бархат на его груди. Как чудесно, что впервые за долгое время появилось плечо, на которое можно опереться.
— Ты боишься солдат… — это было скорее утверждение, чем вопрос.
Все еще дрожа, Ниниана кивнула.
— Они разрушили родительский дом, убили слуг, изнасиловали служанок. И отца моего убили. Он скончался на моих глазах.
Слова прерывались рыданиями. Раньше она не плакала по поводу своих утрат, теперь же слезы лились из нее потоком.
Ее признание подтвердило предположение барона. Он так и думал, что только ненависть и жажда мести заставляли ее шпионить. Но раз он добился ее доверия, он должен решить, чем можно помочь ей и ее родным.
Скорее всего она происходила из семьи, участвовавшей на стороне Орлеанских и королевы в заговоре против Ришелье. Ее нервный срыв однозначно доказывал, что долго она такого напряжения не выдержит.
Он нежно поцеловал ее в опущенный лоб и погладил вздрагивающие плечи, сказав сочувственно:
— Много ужасного свершилось за последний год. Не скоро заживут раны и исчезнут трещины, разделившие семьи. Но все уже в прошлом! Тебе больше нечего бояться. Никто не причинит тебе зла, успокойся…
Сочувствие, с которым он старался ее утешить, помогло Ниниане. Слезы высохли, и постепенно отступила острая боль, сменившись приятной расслабленностью.
Барон де Мариво с облегчением почувствовал, как начало уходить из ее тела напряжение от испуга. Она не противилась, когда он поцелуями стал стирать следы слез с ее щек. Вкус влаги был солоновато-сладким. Никогда еще он не ощущал такого разрывающего сердце желания защитить другого человека, избавить от слез и страданий, подарить ему счастье и удовлетворение.
