Будь у молодой княгини несколько иной характер, ей пришлось бы совсем плохо, почти монастырская строгость отношений могла довести до отчаяния, например, Лауру или любую другую из римских приятельниц Софии. Однажды подумалось: а как Андреас? Брат наверняка не ограничился бы девками-прислужницами, хотя и были те хороши собой, и на ласки господ падки, царевичу непременно понадобилась бы какая-нибудь бойкая боярышня и Андреаса не остановил страх перед разоблачением. Оставалось порадоваться, что брат далеко в Риме.
Сначала аскетическая скромность поведения окружающих женщин, да и мужчин Софии понравилась, это действительно пахло чистотой (думать о дворовых девках, ублажавших мужей вместо их жен, не хотелось), но потом стало скучно.
Однажды она приказала открыть сундук с римскими еще нарядами. В самом Риме было их немного, все же содержание у детей Фомы Палеолога не позволяло одеваться богато, но, когда уезжала в Москву, для путешествия по всей Европе сшили или переделали под нее немало платьев. Товар следовало показать лицом не только в Москве, но и во всех городах, которые проезжали. Дюжина богатых платьев у Софии имелась, только куда их здесь девать?
Все же приказала разложить по постели и лавкам, стояла, любуясь. Нарядилась в одно из них, в котором была на празднике в Нюрнберге, пурпурное платье с бархатной накидкой, отделанное горностаем. Пурпур издревле цвет правителей, потому София считала себя вправе носить его, еще не будучи московской правительницей, ведь в ней текла императорская кровь.
В Нюрнберге в ее честь устроили праздник с танцами и рыцарский турнир. Памятуя, что знатной даме, особенно невесте, не к лицу танцевать на виду у чужих, София (тогда еще Зоя) сослалась на нездоровье и сидела, с завистью глядя, как двигаются в танце ее придворные дамы. Как ей хотелось выйти в этот круг, поднять руки, звеня великолепными браслетами, особенно массивным золотым с огромным камнем – подарком будущего супруга!
А во время турнира не удержалась – подарила первому из победителей золотое кольцо, сняв его со своего пальца. В этом не было ничего необычного, рыцарь защищал ее цвет – пурпурный – и ни на что не претендовал, но первым возмутился епископ Бонумбре:
– Вы с ума сошли, царевна?! Дарить свое кольцо – значит обручиться, а вы уже обручены с правителем Московии. Я не удивлюсь, если послы немедленно уедут обратно, оставив вас посреди Нюрнберга глотать слезы.
София тогда ужаснулась сама себе: как же она могла не подумать, что только замужняя дама может дарить что-то победителю? Или не обрученная ни с кем девушка.
Попросила Настену позвать дьяка Мамырева, сбивчиво объясняла ему, что не хотела ничего дурного, что поняла ошибку и больше никому ничего дарить не станет. По тому, как коротко кивнул дьяк, она поняла, что московиты действительно недовольны и могли отказаться от невесты из-за неподобающего поведения.
Ей бы запомнить, что один неверный, глупый шаг может испортить судьбу, но продолжившееся путешествие, приветствия и подарки (например, нюрнбергские женщины вручили ей бочонок вина и двадцать коробок с самыми разными сладостями!), множество новых лиц и всеобщие уважение и восхищение затмили этот случай, урок из него София так и не извлекла.
И вот теперь она стояла в своем пурпурном наряде, никому не нужная во всей царственной красоте.
Но полюбоваться нашлось кому – к великой княгине пришли племянницы боярина Холмского Анна и Феодосия. Увидев алый бархат и множество украшений, ахнули, принялись рассматривать, расспрашивать. София поворачивалась к ним то одним, то другим боком, алея не столько от жары, сколько от удовольствия, объясняла, что носят в Риме. Проявленный интерес боярышень убедил ее, что не стоит скрывать в сундуках свои наряды, сначала можно надевать их вот так, для подруг, а потом и в свет выйти. Будет же тепло в этой Москве!
В следующий раз сестры привели с собой страшно смущавшуюся подружку – Прасковью Беклемишеву.
Снова рассматривали наряды, слушали объяснения великой княгини. Наконец, София предложила примерить на себя эту красоту. Первой на уговоры поддалась Прасковья. Ей очень шло золотистое платье, которое Лаура в Риме называла «нарядом для бочки». За подругой последовали и сестры. Теперь все трое отталкивали друг дружку, чтобы посмотреть в большое венецианское зеркало. Это было так необычно, особенно почти открытая грудь! Стыдливо прикрывая грудь руками, девушки недоверчиво ахали: в таком да на люди?!
Первая попытка представить себя римлянками закончилась простой примеркой. Но в следующий раз София принялась показывать разные фигуры в танце. Это было уж совсем необычно, но понравилось. Государыня учила своих подданных двигаться, поворачиваться, кланяться… Боярышни хихикали, но учились. Во-первых, это не на людях, во-вторых, учил не кто-то, а сама великая княгиня. С нее и первый спрос.
Девушки уже привыкли к полуобнаженной груди, необычным нарядам, непривычной вольности движений. Вместо степенности и скромности изящество и грация, вместо стеснительности разные ужимки.
Но танцевать без музыки неинтересно, и тогда на помощь пришел Розарио. Его лютня была при нем, а умение играть слуга пока не потерял. Девушки сначала страшно стеснялись чужого слугу, но когда к ним присоединились и приехавшие с Софией молодые римлянки и гречанки, веселье стало иным.
Теперь в самой большой комнате покоев великой княгини часто звучала итальянская музыка и слышался смех. А потом стало слышно и пение – София и Анна Траханиот решили научить своих новых подруг пению мадригалов. Те не понимали слов, но по ужимкам своих наставниц догадывались, что текст не слишком приличен.
Очарование добавляла и тайна, София решила пока не рассказывать о необычной учебе, а когда девушки перестанут дичиться и сумеют красиво исполнить песни и станцевать, пригласить гостей и продемонстрировать успехи.
Конечно, она понимала, сколь необычно такое выступление, но считала полезным научить придворных новым веяниям из Европы. В Италии женщины и девушки не сидят взаперти, они могут танцевать на приемах, открыто смеяться, играть на музыкальных инструментах, петь, носить одежду, подчеркивающую женскую привлекательность.
Почему бы ей, государыне, не внести эти новшества в московский быт? Она только начнет с танцев, а потом обучит своих дам итальянскому языку, они будут читать сонеты Петрарки, даже Боккаччо! Мужчины будут просто вынуждены присоединиться, вот и получится веселый двор с очаровательными беседами, музыкой, танцами, а не только пирами, где надутые разодетые мужчины много едят.
Идея облагородить московский двор таким способом очень понравилась римским подругам, они принялись разучивать положенные на музыку сонеты Петрарки, чтобы продемонстрировать свои таланты в ближайшее время.
