— Бросьте, Томас. — Марианна положила свободную руку на его предплечье и наклонилась вперёд. Эффингтон напрягся при её прикосновении. Она удовлетворённо улыбнулась и наклонилась ближе, чтобы прошептать ему в ухо:
— Скажите мне, чем вы занимаетесь. — Для пущего эффекта Марианна куснула его за мочку.
— Чёрт! — Он вскочил на ноги и сделал шаг назад. — Что вы вытворяете?
— Я просто подумала, что раз у нас так долго не было уроков…
— Уроков больше не будет, — прогромыхал он.
Девушка засмеялась.
— Конечно, будут. Сейчас или позже. — Она схватила лист бумаги со стола прежде, чем он успел пошевелиться. — Что это?
— Отдайте мне! — Хелмсли с повелительным видом протянул руку.
Она вручила ему свой бокал с бренди.
— Вы прекрасно знаете, что я просил не бокал. — Томас выпил напиток и со стуком поставил бокал на стол. — А теперь отдайте.
Марианна покачала головой и спрятала лист за спиной.
— Не отдам, пока вы мне не скажете, что это такое.
Он стиснул зубы и подошёл поближе.
— Отдайте сейчас же.
Она отодвинулась и состроила ему глазки.
— А что вы мне за это дадите?
Он прищурился.
— Чего вы хотите?
— Ещё один урок.
— Исключено.
Упрямая скотина.
— Ладно. Тогда, полагаю, достаточно поцелуя.
Маркиз посмотрел на неё так, как будто девушка просила о чём–то, что будет стоить ему жизни или состояния.
— Нет.
Она помахала листком:
— Да.
— Не… — он резко выдохнул. — Если вы настаиваете.
— Я и в самом деле….
Томас схватил её за плечи, привлёк к себе и накрыл её губы своими в решительном и, вне всякого сомнения, слишком коротком поцелуе.
— Вот. Теперь отдайте мне мой листок.
— Нет, не отдам, — сказала Марианна с лёгким придыханием.
— Почему?
Она помедлила, всласть насладившись его раздражённым видом, и постаралась не рассмеяться.
— Я не думаю, что этот поцелуй соответствовал вашим обычным стандартам.
— Марианна, — прорычал он.
— Или моим, если уж на то пошло, — она покачала головой с преувеличенным сожалением. — Нет, я полагаю, вам придётся больше постараться.
На секунду ей показалось, что он это и сделает. Вместо этого мужчина пожал плечами.
— Ладно, читайте эту чёртову вещь, мне наплевать.
Она картинно встряхнула листок и пробежала по нему глазами.
— Ваш почерк почти невозможно разобрать.
— Если вы не можете прочесть… — он попытался схватить листок, но она отодвинулась настолько, чтобы он не смог дотянуться.
— О, я могу это прочесть. — Девушка изучила написанное, потом взглянула на Томаса. — И что же это такое?
— Стихи.
Она сдвинула брови и перечитала написанное им снова.
— Мне так не кажется.
— Это стихи, — проговорил Томас сквозь зубы. — Я написал их. Строки рифмуются.
— Немногие из них, — тихо сказала она.
— Я всё ещё работаю над ними. — Он выхватил страницу из её руки, смял в комок и бросил на стол. — Я знаю, что они не слишком хороши.
— Не слишком хороши?
— Ладно, они совершенно ужасны. И, вероятнее всего, такими и останутся. Я пишу со времён школы, и, кажется, они нисколько не становятся лучше. Это пустая трата времени. Однако, — в блеске его глаз были мрачная решимость и вызов, как если бы он провоцировал её поспорить, — я не особенно об этом беспокоюсь. Я не брошу.
— Неужели? Вы никогда не казались мне человеком, который способен стерпеть поражение в чём бы то ни было. Даже в поэзии. Зачем продолжать?
— Потому что для меня это способ самовыражения, — надменно произнес маркиз.
— О? — Марианна пыталась сдержать улыбку.
— Потому что они не имеют никакого практического применения. — Долгий вздох. — Потому что это труды Томаса Эффингтона, и они не имеют ничего общего с маркизом Хелмсли или будущим герцогом Роксборо. Потому что, даже если это худшее, что когда–либо было написано человеком, я получаю от этого удовольствие.
Марианна задумчиво рассматривала его. Проживи она хоть сто жизней, а не догадалась бы, что Томас Эффингтон пишет стихи, и никогда не заподозрила бы, что он способен тратить время на то, что он не делает великолепно, независимо от того, сколько удовольствия это ему приносит. Это говорило в его пользу. Чего ещё она не знает об этом человеке?
— Тогда вам, конечно, следует продолжать. — Она обошла вокруг стола, села на стул с низкой спинкой и подобрала смятые стихи. — И как давно, говорите, вы пишете стихи?
— Вечно. — Мужчина настороженно следил за ней.
Марианна расправила бумагу и задумчиво уставилась в неё.
— Что вы делаете?
— Я и сама немного пишу. — Но не так. Написанное ею, кажется, имеет смысл, в то время как его писанина была непонятной смесью едва связанных фраз и зашифрованных мыслей.
— Неужели? — в голосе его звучало подозрение. — Стихи?
— Скорее нечто наподобие дневника, — рассеянно сказала девушка. — Вы понимаете, да, что «позади» не рифмуется с «блестит»?
— Конечно. Я же сказал вам, что я ещё не закончил. — Он почти неслышно повторил два слова.
— В то время как «чахотка» рифмуется с «красотка»; однако, я не очень уверена, что это именно тот образ, который вы хотели бы создать.
— Я просто проверял, подходят ли они.
— Ну, разумеется. — Она спрятала улыбку и подняла на него взгляд. — Вероятно, я могла бы вам пригодиться. Помочь выражать свои мысли.
Томас скрестил руки на груди.
— Премного благодарен, но я знаю, как выразить свои мысли.
Марианна приподняла бровь:
— Чахотка–красотка?
Он внимательно рассматривал её, как человек, который пытается понять, кого он видит — своего спасителя или палача. Наконец, он вздохнул, решившись.
— Что бы вы предложили?
— Ну… — она посмотрела на его каракули. У неё не было ни малейшей идеи, с чего начать. — Ну… — сказала она снова.
Эффингтон обошёл её сзади и наклонился вперёд, чтобы заглянуть через её плечо, опираясь одной рукой на стол рядом с исписанной страницей, а другой — на спинку её стула. Марианна остро ощутила его близость. Его дыхание над её ухом. Движение его груди при каждом вдохе за её спиной. Его присутствие окружало её, поглощало. Он практически обнимал её.
Странное ощущение томления омыло Марианну. На какое–то мгновение ей не хотелось ничего иного, кроме как растаять в его объятиях. Сдаться без каких—либо условий, не думая ни о чём. Не пытаться выиграть в схватке умов, не усваивать никаких уроков. Просто руки Томаса вокруг неё; его губы на её губах; его горячая плоть, касающаяся её плоти. Его…
— Тогда вот так будет лучше, как думаете? — произнесённые с энтузиазмом слова Томаса вырвали её из грёз.
— Несомненно, — промолвила девушка, не имея ни малейшего понятия, о чём он говорит. Он потянулся, чтобы схватить ручку, при этом его плечо на мгновение коснулось её. От этого прикосновения её сердце учащенно забилось в груди. Маркиз обмакнул перо в чернильницу и начал торопливо писать на том же листке, явно не взволнованный тем, как близко они находятся.
