— Полагаю, что, по крайней мере, так я буду знать, что вы затеваете, и с кем.
— Вы так думаете? — девушка шаловливо улыбалась. — Вы слишком уверенны в себе, милорд.
— В этом отношении, несомненно. — В его глазах появился решительный блеск. — Я не спущу с вас глаз до тех пор, пока благополучно не выдам замуж.
— Как пожелаете.
Томас сузил глаза. Марианна расширила свои с невинным видом. Она была уверена в себе не меньше, чем он. Девушка не сомневалась, что сможет ускользнуть от него в любое время, когда потребуется нанести визит Кадуоллендеру. В конце концов, у неё были сёстры, которые могли ей помочь. Что же до всего остального, она уже решила сосредоточиться на Томасе и узнать всё о приключениях с респектабельным повесой.
А ещё узнать, как изменились её чувства, и что именно они означают.
* * *
Три недели спустя Марианна сидела в библиотеке на диване и задумчиво глядела на огонь, держа в руке бокал с бренди. Томас внимательно посмотрел на неё и задался вопросом, уже не в первый раз, как они дошли до этого.
Это быстро стало привычкой, и удивительно приятной к тому же. Каждую ночь после возвращения со светских мероприятий, Томас удалялся в библиотеку, как, убеждал он сам себя, всегда делал с незапамятных времен. Позже, когда Марианна была уверена, что все остальные домашние уже давно в постели, она присоединялась к маркизу. Девушка никогда не говорила об этом, но Томас подозревал, что она получала удовольствие от того, что в их встречах присутствовал некоторый элемент риска. Если их застанут вместе, брак между ними будет неизбежен, в независимости от обстоятельств и их чувств. Марианна, несомненно, относила эти ночи к категории «приключения».
Временами она высказывала предложения, как он мог бы улучшить стихи, но так же часто они говорили и о другом; о книгах, которые они оба читали, или о художниках, которые им нравились, о последнем политическом конфликте или об общественном скандале. Обычно за время обсуждения они выпивали бокал–другой бренди. Марианна заметно пристрастилась к напитку, и теперь лишь изредка показывала признаки опьянения. Томас упорно отказывался сожалеть об этом.
Он был доволен, когда их мнения сходились, но обнаружил, что в не меньшей степени наслаждается и разногласиями. У неё был острый ум и прекрасная голова, и едва ли в своей жизни он встречал более интересного и требующего отдачи всех сил собеседника. А в тех случаях, когда их мнения совсем расходились, их объединял смех. И всегда поцелуй или два.
Томас неохотно подчинился нелепому соглашению о её «уроках», говоря себе, что это удержит её от более бесчестных, чем он, мужчин. Собственно говоря, на самом деле он заботился о её безопасности. Но с каждым вечером, проведённым в её обществе, ему было всё труднее и труднее сдерживать и контролировать себя. Всё труднее и труднее помнить о своём плане и о причинах, лежащих в его основе. Всё труднее и труднее думать о том, что произойдёт, если… когда… план осуществится.
И всё больше и больше он чувствовал себя наихудшим из предателей.
— Вы очень молчаливы сегодня вечером, — Марианна склонила голову, рассматривая его; едва заметная улыбка играла на её губах. — Что у вас на уме?
— Мы стали друзьями, не так ли? — выпалил он, не подумав.
— Полагаю, да.
— У меня никогда не было друзей–женщин.
Марианна засмеялась.
— Да, это трудно себе представить. Однако, и у меня до сих пор никогда не было друзей–мужчин, так что в этом отношении мы равны.
— Это довольно странно, знаете ли. — Томас устроился в кресле поглубже и взял бокал обеими руками. — Как будто мы знаем друг друга целую вечность. Я чувствую, что могу говорить с вами о чём угодно.
Она выгнула бровь.
— Вы говорите это так, как будто в этом стыдно признаться.
— Не стыдно, просто неожиданно. Я просто никогда не думал, что смогу говорить с женщиной…
— Как будто она столь же умна, сколь любой знакомый вам мужчина, а не глупа, как пробка, и не принимает каждое ваше слово за истину, — она мило улыбнулась. — И при этом не взирает на вас, как на солнце и звёзды.
— Да, точно. — Томас засмеялся больше для того, чтобы скрыть свою досаду. Он заслужил её сарказм. По правде говоря, заработал его. — Я признаю, есть свои преимущества в том, что женщина живёт своим умом. По крайней мере, в вашем случае.
Марианна сделала удивлённый вид.
— О, благодарю вас, милорд. Я не только поражена, но и польщена. И поскольку я вряд ли могу надеяться, что этим вечером произойдёт что–либо ещё более важное, — она проглотила остаток бренди и поднялась на ноги, — я ухожу.
Он начал было подниматься.
— Нет, не вставайте. — Марианна шагнула к нему. — Некоторое отступление от надлежащих манер допустимо между двумя друзьями в поздние часы ночи.
— А как же ваш урок? — дразнящие нотки в его голосе скрывали осознание того, что маркиз предвкушал их поцелуй каждую ночь со всё возрастающим нетерпением.
— О, думаю, сегодня я и так узнала больше, чем ожидала. — Девушка наклонилась и приподняла его подбородок своими пальцами. — Гораздо, гораздо больше.
— В самом деле?
Их взгляды встретились. Её карие глаза за стёклами очков отражали свет камина и соблазнительно блестели, как тёмный янтарь. Она долго глядела на него со слегка озадаченным видом.
Томас взял её руку и поднёс к губам.
— А теперь скажите мне, что у вас на уме?
— У меня? — девушка покачала головой, склонилась ближе и коснулась его губ своими. — Я боюсь, что уже не знаю этого.
Марианна выпрямилась, повернулась и покинула комнату прежде, чем он успел произнести хоть слово. Не то чтобы он знал, что сказать.
Что же она имела в виду? Если и была женщина, которая точно знала, что у неё на уме, чего именно она хочет и не хочет, — то это Марианна Шелтон. Она хотела приключений и не хотела брака. И она чертовски хотела испытать жизнь в полной мере.
Томас думал, по крайней мере, у него создалось такое впечатление, — о, чёрт, он надеялся, что он был тем самым, с кем она хотела познать жизнь.
И всё же, они не пошли дальше поцелуев, и он должен был признать, что не только он тому причиной, но и она тоже. В последние недели, хотя в её объятиях было не меньше пыла, он заметил в них ещё и смутное ощущение вопроса. Как будто она больше не была уверена в курсе, заданном ею самой. Или их встречи стали чем–то… ну… бóльшим. Что бы это ни значило. Томас поднялся на ноги, держа в руке бокал с бренди, и стал мерить комнату шагами. Проклятье, она была дерзкой девицей.
Он думал, что хочет выдать её замуж и сбыть с рук. Но теперь эта идея не казалась столь привлекательной, как когда–то. В самом деле, он привёл свои планы в движение этими нелепыми письмами, и теперь, казалось, они продолжали двигаться сами по себе, хотел он того или нет. Как камень, катящийся вниз с горы. Или лавина.
