Эстер некоторое время пребывала в нерешительности, но пустой желудок напомнил ей о своем существовании, и она поступила как ей велели. Девушка уселась на подушки и оглядела поданное ей угощение.
— И что дальше?
— Ешь! — распорядился Омар и устроился напротив нее, для пущей важности подсунув под зад две большие подушки. — Я буду исправлять твои невозможные английские манеры, пока ты принимаешь пищу.
— Что ты собрался исправлять? — вспыхнула Эстер. — Ну-ка повтори!
Омар указал пальцем на поднос, пропустив ее слова мимо ушей.
— Ешь.
Эстер умерила свой гнев и даже одарила Омара снисходительной улыбкой. Когда-нибудь они поменяются ролями и этот наглый слуга получит от нее достойный урок.
Эстер набрала в горсть несколько оливок и отправила их в рот. Прожевав их, она повернула голову и сплюнула косточки на пол.
— Нет! — вскричал Омар. — Бери оливки по одной. А косточку вынимай изо рта пальчиками, по возможности изящно и незаметно, и клади на краешек блюда.
Эстер понимающе кивнула, но, однако, загребла ладонью с подноса сколько могла жареного миндаля, фисташек, лесных орехов и набила всем этим рот так, что щеки ее раздулись.
— Не клади в рот слишком много пищи, — проинструктировал ее Омар. — Леди должна брать по крохотному кусочку.
— Что? — невнятно переспросила Эстер, сосредоточенно пережевывая орешки.
Омар скорчил брезгливую гримасу.
— Не разговаривай с набитым ртом.
Эстер опять согласно закивала. Расправившись с орехами, она потянулась за кубком с розовой водой и, шумно глотая, осушила его до дна.
— Не пей так жадно, — упрекнул ее евнух. — Надо делать маленькие глоточки.
— А это что? — Эстер ткнула пальцем в блюдо посреди стола.
— Жареные снетки.
Эстер тут же отправила парочку рыбок себе в рот. Притворившись, что они пришлись ей не по вкусу, она от них избавилась, подставив тарелку.
— Видишь, — похвасталась она. — Я использую тарелку, а не плюю на пол.
— На сегодня, пожалуй, достаточно. Покончим с застольными манерами, — сказал Омар, явно утомившись. — Приступим к изучению турецкого языка.
Он поднял вверх указательный палец и произнес:
— Бир.
Эстер тупо глядела на него.
— «Бир» означает один, — пояснил Омар. — Повтори, если тебе будет угодно.
— Но мне не угодно.
— Тогда повтори, даже если тебе это и не угодно! — Раздражение Омара нарастало.
— Бир.
— Отлично! — Омар снизошел до похвалы. Хоть что-то она усваивает быстро. Поднимая поочередно пальцы, он досчитал до пяти:
— Бир, ики, юк, дорт, бес. Повтори.
С простодушным выражением лица Эстер произнесла пять искаженных английских слов, созвучных турецким. Они означали: «Пиво, дрянь, мерзость, грязь, погань».
— Не так! Бир, ики, юк, дорт, бес!
Эстер с серьезным видом повторила набор слов. Омар воздел в порыве отчаяния пухленькие ручки и пересчитал уже все десять пальцев:
— Бир, ики, юк, дорт, бес, алти, иеди, сехиз, докуз! С невинной улыбочкой Эстер принялась коверкать турецкие слова на свой лад, а измученный вконец Омар мысленно обратился к аллаху с просьбой ниспослать ему терпение.
— Счет не так уж и важен, — прервал он расшалившуюся девицу. — Перейдем к частям тела. Он показал свою руку.
— Кол.
— Кул. — Игра с созвучиями продолжалась. Омар показал на глаз.
— Гуз.
— Гоуз, — издевательски протянула Эстер. Омар старательно высунул язык, показал на него пальцем, затем произнес:
— Дил.
— Диэл, — откликнулась Эстер, увлеченная забавным занятием.
— Все не так! — Омар осмелился повысить голос на бестолковую ученицу. Он уже вовсю злился. — Дил!
— А я и сказала «диэл».
Еще немного, и Омар бы взорвался. А Эстер давилась от смеха.
Евнух набрал полную грудь воздуха, охлаждая свой гнев. Ему понадобилось не менее минуты для выпускания раскаленного пара и обретения вновь дара речи.
Он потрогал свой нос и сказал:
— Бурум.
— Бурум, — прилежно повторила Эстер произнесенное им слово и его жест.
— Нет! — возопил евнух и схватил ее за руку. — Благородные турчанки не должны касаться своих носов! Стук в дверь избавил Омара от дальнейших мучений. Вошедший слуга протянул евнуху свернутое в трубочку послание и удалился.
При чтении записки лицо Омара постепенно прояснялось. Его буквально распирало от радости. На Эстер он смотрел вполне благожелательно.
— Хорошие новости, я так полагаю? — спросила она.
— Самые распрекрасные! Принц приглашает тебя отужинать с ним в его спальне.
Эстер вовсе не желала вновь встретиться с принцем, да еще к тому же совместно преломить с ним хлеб.
— Передай ему, что я отказываюсь от приглашения.
— Отказывать принцу недопустимо.
— А он приглашает меня именно на ужин? — уточнила Эстер.
— Называй это так, если тебе угодно. — Омар пожал плечами. — Ты поужинаешь с принцем и, если повезет, заимеешь от него ребенка.
— Что за чушь ты несешь! Мне не нужен никакой ребенок! — Оскорбленная до глубины души, Эстер забыла об осторожности. — Я собираюсь бежать отсюда, — обмолвилась она.
— В таком случае тебе надо прилежнее заняться турецким языком. Иначе как ты будешь спрашивать дорогу в Англию, — подначивал ее Омар.
Эстер усмехнулась.
— Об этом я не подумала.
Наклонившись, Эстер запечатлела поцелуй на щеке евнуха.
— Бир, ики, дорт, бес, — продекламировала Эстер, загибая пальцы.
— Превосходно! — воскликнул Омар. — Теперь съешь оливку как это делают оттоманские дамы.
Эстер взяла оливку и, слегка раскрыв губки, положила ее в рот, потом изящно извлекла двумя пальчиками косточку и положила ее на край тарелки.
— С моей помощью ты скоро освоишь все правила хорошего тона, — одобрил Омар.
— Лучше б с твоей помощью я поскорее смылась отсюда, приятель!
Омар неопределенно хмыкнул. Пусть думает что хочет. Перехитрить Халида ей не по силам, а влюбленный принц никогда добровольно не отпустит ее.
Евнух потратил не один час, причесывая, накрашивая и одевая свою подопечную. Наконец, когда назначенное время наступило, он повел ее по лабиринту коридоров в спальню принца.
Облаченная во все белое, Эстер ощущала себя языческой жрицей, ибо одеяние скорее открывало, чем прикрывало ее тело. Легкие шелковые шаровары просвечивали насквозь. На щиколотках и вокруг пояса они были обшиты золотым галуном. Туника с длинными обтягивающими рукавами застегивалась чуть ниже груди единственной золотой пряжкой, оставляя обнаженным живот. На ногах были невесомые белоснежные туфельки из шелка.
Локоны ее, тщательно расчесанные, горели живым пламенем, но так же, как пылающие от смущения щеки, их закрывала чадра. Сурьма оттенила глаза, что придало некую загадочность ее невинному личику. Наряд гаремной дивы удивительно шел ей, но, щадя до поры до времени ее скромность, евнух милостиво позволил ей накинуть на плечи яшмак.
