Однако он опоздал. Оливия уже обо всем догадалась, поэтому встретила стальной блеск его глаз совершенно спокойно. И теперь она знала, что ошиблась, считая, что сможет помочь Клейтону вернуться в прошлое, стать тем юношей, которого она когда-то знала. Тот милый невинный мальчик был давно уже принесен в жертву ее, Оливии, глупости и неопытности. Но мужчина, которым ему пришлось стать, не был таким уж ужасным, на самом деле все те черты, которые ей так нравились в юноше, сохранились и в мужчине – только изменились таким образом, что он стал еще более привлекательным.
И она сделает все от нее зависящее, чтобы Клейтон понял это.
Оливия кивнула профессору, сидевшему рядом с ней за императорским столом. Он преподавал химию в одном из университетов, и, как ни удивительно, они легко нашли тему для беседы – отбеливание при производстве бумаги. Эта тема была ей интересна, поскольку отбеливание непосредственно влияло на работу фабрики. Однако Оливия никак не могла сосредоточиться и постоянно косилась на Клейтона, сидевшего рядом с императором и императрицей во главе необычайно длинного стола. Их с Клейтоном разделяло несколько сотен гостей, но он постоянно наблюдал за ней, и его взгляд был пристальным и напряженным.
Оливия знала, что ей следовало бы разозлиться. Никому не могла понравиться роль приманки. И отчасти она действительно сердилась на Клейтона. Но ее намного больше занимал другой ошеломляющий факт: Клейтон сам признался, что сделал ее приманкой.
И еще… Ох, она даже не подозревала, что могла так воспламениться; ей всегда казалось, что все рассказы о любовных приключениях – плод фантазии их авторов. Что же касается воспоминаний о ее детской любви к Клейтону, то с течением времени они превратились в красивую сказку.
Но никакой сказки не было.
Мимо нее прошествовал лакей, и Оливия позволила ему забрать свою тарелку, хотя она предпочла бы доесть оставшийся на ней кусочек очень вкусного мяса.
После очередной смены блюд она смогла наконец поговорить с человеком, сидевшим слева от нее. Однако Голов не должен был сидеть рядом с ней. Его социальное положение было довольно высоким, а ее – никаким. И графиня, сидевшая напротив, пояснила: внимание столь высокопоставленного и пользующегося благосклонностью императора человека – большая честь.
Оливия уже перекинулась с ним несколькими словами, когда уносили суп, но это были обычные, ничего не значившие любезности.
Да, ей очень нравится Санкт-Петербург. Нет, у нее пока не было возможности осмотреть его потрясающие церкви. Нет, она ничего не слышала о ярмарках, которые проводились на этой неделе в честь дня какого-то святого.
Но теперь-то она решила использовать свой шанс. Голов должен был поверить в реальность угрозы царю.
– Вы должны убедить царя отменить праздник, – заявила Оливия.
– С какой стати? – буркнул министр.
Лакей поставил перед Оливией другую тарелку. Она дождалась, когда он отойдет, и снова заговорила:
– Граф Аршун хочет устроить революцию.
– Граф – недоразвитый юнец. – Голов поправил манжеты рубашки.
– Да, возможно. Но он осуществит свой план. Он рвется к власти, понимаете? Странно, что человек, занимающий такое положение, как вы, может оказаться столь несведущим.
На губах Голова заиграла улыбка.
– Знаете, вы меня все же заинтересовали. Довольно смелый гамбит, доложу я вам.
– У нас нет времени на что-либо другое.
– У вас? Вы имеете в виду себя и барона? Что ж, он довольно интересный человек. Вы согласны со мной? – Голов принялся крошить какую-то выпечку на маленькие, совершенно одинаковые кусочки. Оливии показалось, что он вообще ничего не ел за императорским столом.
– Конечно. – Но ей не хотелось говорить с министром о Клейтоне. Сейчас она думала об опасности, грозившей царю. – Вы будете отвечать перед императором, если кто-то из его семьи будет убит.
– Неужели? Скажите, как вы встретились с бароном?
– Мы познакомились еще детьми.
– Тогда вы можете не знать, что барон – тяжелый человек. У него много врагов. И поэтому… Что ж, пожалуй, я помогу вам его защитить.
– Защитить?…
– Да, конечно. Возможно, между нами нет согласия по всем вопросам, но я обещал, что с ним ничего не случится. Поэтому я сделаю для этого все, что смогу. – Голов снова принялся методично крошить хлеб. Причем его пальцы казались бледнее, чем выпечка.
Он считал, что она станет следить за Клейтоном. Оливия поднесла бокал к губам, но не отпила.
– Чего вы от меня хотите? Что я должна сделать?
– Всего лишь информировать меня о его действиях.
– Разве у вас нет шпиона среди домашней челяди княгини?
Голов растер очередной кусочек выпечки.
– Мне всегда не хватает информации. А барон слишком упрям, чтобы вовремя заметить опасность.
– Почему вы считаете, что я стану вам помогать?
– Потому что вы очень неглупая женщина. Уверен, вы знаете, как обратить ситуацию себе на пользу. И если вы мне поможете… Могу вас заверить, что в предстоящей войне между нами вы не пострадаете.
– Вы вроде бы говорили, что моя помощь необходима вам для его защиты.
– Только до праздника. Относительно более продолжительного времени у нас никаких договоренностей нет. Так что вы наверняка понимаете, как выгодно иметь друзей в рядах обеих противоборствующих сторон. Это всего лишь старая политическая вражда между нами. Мне бы не хотелось, чтобы вы оказались между молотом и наковальней. А если он сумел убедить вас, что является чем-то большим, чем хладнокровным убийцей… Тогда я в вас ошибся.
Ему не надо было ее убеждать. Она все видела собственными глазами.
– Барон убил мужчину в постели, когда его жена и дети спали в соседней комнате, – продолжал Голов. – И он считает это своей заслугой.
Клейтон никогда не претендовал на какие-либо заслуги. Его поступки говорили сами за себя. И если он убил того человека… Оливия нисколько не сомневалась: иначе было нельзя.
Но теперь она начала понимать, почему Клейтону было так тяжело. Ведь временами он ненавидел самого себя. Потому что на самом деле все принимал близко к сердцу. А потом мучился.
– Я бы мог сделать вас богатой, – вновь заговорил Голов.
Оливия опять поднесла к губам бокал и на сей раз сделала большой глоток.
– Видите ли, я кое-что слышал о фабрике, которая для вас имеет особую ценность.
Она поставила бокал на стол. Сердце ее забилось быстрее, но не более того. Особого впечатления слова Голова на нее не произвели.
