А между тем Нинон не просто так покинула его, а ради другого мужчины. Звали его маркиз Анри де Севинье, и в ту пору он был просто мужем Мари де Рабутен, но никто не знал, что в будущем она станет знаменитой писательницей, доведет так называемый эпистолярный стиль до высокой степени совершенства и даже в энциклопедии попадет. Но в ту пору очень многие писали красивые письма, Да вот та же Нинон! Причем самое смешное, что вдохновил ее на писательство тот же маркиз Анри де Севинье. Видимо, было в нем что-то такое… взывающее к эпистолярному жанру.
Из прелестных посланий можно очень многое узнать о «серьезной жрице любви», как называли Нинон. Редкостная все же была женщина!
Вот один образчик ее творчества. «Вы полагаете, многоуважаемый, что нашли неопровержимое доказательство, ставя мне на вид, что над собственным сердцем вы не властны: нельзя его подарить кому хочешь, и потому вы не свободны в выборе предмета влечения… Что за оперная мораль! Оставьте трюизм женщинам, которые всегда готовы оправдать свои слабости; им нужно иметь на что ссылаться. Это напоминает того доброго дворянина, которого описал Монтэн: когда его трепала подагра, он так сердился, что готов был закричать: проклятая ветчина!
Значит, все дело в сердечном влечении… Говорят, это сильнее меня… Можно ли управлять своим сердцем? Когда женщины приводят столь веские основания, то им не решаются возражать. Они даже так утвердили эти положения, что если бы кто захотел их оспаривать, то очутился бы в противоречии со всем светом. Но почему странные утверждения находят столько сторонников? Да потому, что весь свет заинтересован. Не замечают, что подобные извинения, далеко не оправдывая ошибок, укрепляют сознание своей неправоты; и не забывайте, что на судьбу ссылаются только тогда, когда дело идет о худом выборе. Упрекают природу, когда дело идет о беспорядочной склонности, и в то же время приписывают своему собственному уму всю честь разумной любви. Мы хотим оберегать свободу только для того, чтобы ее обманывать. Если же мы совершаем глупость, то нас вынуждает к тому неодолимая сила. Мы бы могли сказать о природе то же самое, что сказал Лафонтэн о счастье…
Добро создаем мы, а зло — природа. Мы правы всегда, неправа — лишь судьба.
Вы можете заключить, что я не соглашаюсь с суждением большинства. Любовь непроизвольна — это, разумеется, я признаю, т. е. мы не в состоянии предусмотреть или предотвратить первого впечатления, производимого кем-нибудь на нас. Но в то же время я утверждаю, что возможно — как глубоко бы ни казалось нам впечатление — его смягчить или вовсе парализовать, что дает мне право осудить всякую беспорядочную или позорную склонность. Как часто мы наблюдали, что женщины могли подавить охватившую их слабость, лишь только убеждались в недостойности предмета своей страсти. Сколькие из них побороли нежнейшую любовь и пожертвовали соображениями обеспеченности! Разлука, отъезд, время — все это лекарства, против которых никакая страсть — какой бы ни казалась она пылкой — не устоит: постепенно она ослабевает и, наконец, совсем потухает. Какой же вывод? Любовь сильна лишь благодаря нашей слабости.
Я знаю, что требуется напряжение всего нашего интеллекта, чтобы выйти с честью из такого положения; я понимаю также, что трудности, связанные с подобной победой, не всякому способны дать мужество — начать борьбу; и хотя я убеждена, что в данной области не существует непобедимого влечения, — то все же думаю, что на деле очень мало победителей. Почему? Потому что не решаются даже попытаться. В конце концов, я полагаю, что в вашем случае речь идет лишь об ухаживании, и было бы глупо вас мучить, чтобы победить влечение к какой-либо более или менее достойной любви даме. А так как вы еще ни в одну из них не влюбились, то я только хотела выяснить основания, которые, на мой взгляд, вернее всего способны обеспечить вам счастливое будущее. Было бы, конечно, желательно, чтобы тонкие чувства, действительные достоинства имели бы больше власти над нашими сердцами, чтобы они были в состоянии заполнить их и запечатлеться навсегда. Но опыт показывает, что на деле все не так. Ведь я рассуждаю не о том, чем вы должны быть, но о том, что вы представляете в действительности: мое намерение состоит в том, чтобы показать вам, каково ваше сердце, а не каким я бы желала его видеть. Я первая скорбела о порче вашего вкуса, как ни снисходительно я отношусь к вашим капризам. Но, не будучи в состоянии изменить вашего сердца, я хочу, по крайней мере, научить вас, как извлечь из него большую пользу: не имея возможности сделать вас благоразумным, я стараюсь сделать вас счастливым. В старину говорили: желать уничтожить страсти равносильно желанию уничтожить нас самих; надо только уметь управлять ими. В наших руках страсти — то же, что лечебные яды: приготовленные искусным химиком, они превращаются в благодетельные лекарства…»
Или другой пример.
«Нет, маркиз, любопытство г-жи де Севинье нисколько меня не оскорбило: напротив, мне очень лестно, что она пожелала увидать письма, которые вы получаете от меня. Разумеется, она предполагала, — если идет разговор о любви, то, конечно, это касается меня; но она убедилась в противном. Теперь она признает, что я менее легкомысленна, чем она себе представляла; я считаю ее достаточно справедливою, чтобы отныне она составила себе о Нинон другое представление, чем имела раньше: ибо мне небезызвестно, что обо мне обычно отзываются не слишком благоприятно. Однако ее несправедливость никогда не может повлиять на мою дружбу к вам. Я достаточно философски смотрю на жизнь, чтобы не огорчаться мнением людей, судящих меня, не зная. Но, что бы ни случилось, я буду продолжать говорить с вами с моей обычной откровенностью; я убеждена, что г-жа де Севинье, несмотря на большую свою сдержанность, в глубине души чаще будет соглашаться со мною, чем кажется. Перехожу к тому, что касается вас.
Итак, маркиз, после бесконечных стараний вам кажется, что вы наконец умилостивили каменное сердце? Я от этого в восторге; но мне смешно, когда вы начинаете разъяснять мне чувства графини. Вы разделяете обычную ошибку мужчин, от которой вам нужно отказаться, как бы ни была она для вас лестна. Вы предполагаете, что только ваши достоинства способны зажечь страсть в сердце женщины и что сердечные и умственные свойства служат единственными причинами любви, которую питают к вам женщины. Какое заблуждение! Разумеется, вы думаете так потому, ибо того требует ваша гордость. Но исследуйте без предубеждения, по возможности, побуждающие вас мотивы, и скоро вы убедитесь, что вы обманываете себя, а мы обманываем вас; и что по всем соображениям вы являетесь одураченным вашим и нашим тщеславием; что достоинства любимого существа только являются случайностью или оправданием любви, но никак не ее истинной причиной; что, наконец, чрезвычайные уловки, к которым прибегают обе стороны, как бы входят в желание удовлетворить потребность, которую я раньше еще назвала вам первопричиной страсти. Я высказываю вам здесь жестокую и унизительную истину; но от этого она не делается менее достоверной. Мы, женщины, являемся в мир с неопределенной потребностью любви, и если мы предпочитаем одного другому, скажем откровенно, мы уступаем не известным достоинствам, а скорее бессознательному, почти всегда слепому инстинкту. Я не хочу приводить доказательств того, что существует слепая страсть, которою мы опьяняемся иногда по отношению к незнакомцам или к людям, недостаточно нам известным для того, чтобы наш выбор не являлся всегда в своем основании безрассудным: если мы попадаем счастливо, то это — чистая случайность. Следовательно, мы привязываемся всегда, не производя достаточного экзамена, и я буду не совсем не права, сравнив любовь с предпочтением, которое мы отдаем иногда одному кушанью перед другим, не будучи в состоянии объяснить причины выбора. Я жестоко рассеиваю химеры вашего самолюбия, но я говорю правду. Вам льстит любовь женщины, ибо вы предполагаете, что она считается с достоинствами любимого существа: вы оказываете ей слишком много чести, скажем лучше, вы слишком высокого о себе мнения. Верьте, что мы любим вас совсем не ради вас самих: надо быть искренним, в любви мы ищем только собственного благополучия. Прихоть, интерес, тщеславие, темперамент, материальные затруднения — вот что тревожит нас, когда наше сердце не занято, вот причины тех великих чувств, которые мы хотим обожествлять. Вовсе не великие достоинства способны нас умилять: если они и входят в причины, располагающие нас в вашу пользу, то влияют они совсем не на сердце, а на тщеславие, и большинство свойств, нравящихся нам в вас, часто делают вас смешными или жалкими. Но что вы хотите? Нам необходим поклонник, поддерживающий в нас представление о нашем превосходстве, нам нужен угодник, который исполняет наши прихоти, нам необходим мужчина. Случайно нам представляется тот, а не другой; его принимают, но не избирают. Словом, вы считаете себя предметом бескорыстной симпатии, повторяю, вы думаете, что женщины любят вас ради вас самих. Несчастные простофили! Вы служите только орудием их наслаждений или игрушкой их прихотей. Однако надо отдать справедливость женщинам: все это совершается часто без их ведома. Чувства, которые я изображаю здесь, часто им самим совершенно не ясны; наоборот, с самыми лучшими намерениями они воображают, что руководствуются великими идеями, которыми питает их ваше и их тщеславие, и было бы жестоко и несправедливо обвинять их в фальши на тот счет: бессознательно они обманывают самих себя и вас также.
