Вы видите, что я раскрываю пред вами секреты доброй Богини: судите о моей дружбе, если я, в ущерб моему же полу, стараюсь вас просветить. Чем лучше будете вы знать женщин, тем менее они заставят вас безумствовать…»
Как ни любила умничать Нинон, все же амплуа резонерши было не вполне в ее духе. Она была женщиной, созданной не для рассуждений, а для любви, поэтому, завершив переписку с Севинье, упала в объятия маркиза Эдма де ла Шатра, одного из самых красивых вельмож двора Людовика XIV.
Он был ревнив до невероятности, но своенравная Нинон, которая прежде не терпела покушения на свою свободу, ради него совершенно изменилась. Подтверждался один из ее любимых афоризмов: «Женщина не выносит ревнивца, которого не любит, но сердится, если не ревнует тот, кого она любит». Она жила теперь настоящей затворницей, нигде не показывалась и никого не принимала, кроме маркиза. Де ла Шатр, впрочем, по-прежнему ревновал и не доверял красавице. И, чтобы постоянно наблюдать за любовницей, поселился напротив ее дома. Однажды ночью маркиз увидел свет в ее окне. «Отелло» быстро оделся, но впопыхах вместо шляпы схватил серебряный кувшин и с такой силой водрузил на голову, что еле освободился. Наконец он ворвался к Нинон. Она сказала, что страдала бессонницей, поэтому решила почитать. Де ла Шатр не поверил. Он воротился домой и даже захворал от ревности. Нинон не знала, как его утешить… Тогда она отрезала свои роскошные волосы и послала де ла Шатру в знак того, что будет принадлежать лишь ему. Маркиз от счастья выздоровел. Нинон поспешила к возлюбленному и провела с ним наедине целую неделю.
Однако… Однако, по словам самой же Нинон, «сердце — это крепость, которую легче завоевать, чем удержать». Когда маркиз получил распоряжение выступить в Германию, он перед отъездом потребовал от Нинон расписку-гарантию в вечной любви: «Париж. Число. Год. Клянусь остаться верной маркизу Эдму де ла Шатру». Нинон подписала бумагу, и маркиз отправился воевать с легким сердцем. Ну и зря — «труднее хорошо вести любовь, чем хорошо вести войну». Нинон ощутила такое облегчение, избавившись от возлюбленного ревнивца, что незаметно для себя перестала его любить. Уже через две недели в ее постели и в ее сердце царил другой — граф де Миосан.
Может быть, она и воздержалась бы нарушить слово, однако виновата, ей-же-ей, оказалась сама природа! Граф явился с визитом к Нинон, сделал ей нескромное предложение, получил отказ и собрался откланяться, перенеся поражение с самым гордым видом. Но тут, как на грех, грянула гроза. Ударил гром… А Нинон кошмарно боялась грозы! Она кинулась к графу и невольно прижалась к нему, совершенно лишившись разума от ужаса. На счастье, граф грозы не боялся, сохранил трезвый рассудок и наилучшим образом воспользовался ситуацией. Нинон забылась в объятиях нового любовника… и вдруг в разгар ласк расхохоталась: «А славный векселек у де ла Шатра!..»
Граф де Миосан, конечно, вызнал у Нинон, что значат сии слова, и разнес шутку по всему Парижу. Слух об измене дошел и до маркиза де ла Шатра, который послал Нинон ее расписку с отметкой: «Уплачено после банкротства».
Шли годы. Нинон вполне исповедовала два своих принципа: «Когда женщине исполнится тридцать, первое, что она начинает забывать, это свой возраст; а в сорок он уже совершенно изглаживается из ее памяти» и «Нет в природе ничего более разнообразного, чем любовные похождения, хотя кажется, будто они всегда одинаковы».
Она выглядела поразительно молодо, оставалась обворожительной красавицей и продолжала сводить мужчин с ума.
Как-то раз два друга, граф д’Эстре и аббат д’Эффиа, встретили Нинон и страстно влюбились в нее. Они были молоды и красивы, нравились ей оба, вот она и придумала великолепное средство, чтобы не сердить друзей: одного она принимала днем, другого ночью. Результатом курьезной ситуации явилась беременность Нинон и рождение мальчика. Любовники Нинон мечтали получить права отцовства, но как быть, если даже она сама не знала, кому отдать почетный титул отца?! Молодые люди собирались уже стреляться… Наконец доверились судьбе: кто на костях выкинет большее количество очков, тот и будет считаться отцом ребенка. У д’Эстре оказалось 14 очков, у аббата д’Эффиа — 11. Нинон ничего не имела против разлуки с ребенком — у нее не было даже намека на материнские чувства. Ей просто нечего было дать детям: все отнимали мужчины! Ну что же, граф д’Эстре воспитал ребенка, дал ему фамилию де ла Бюсьер и отправил служить во флот, где он сделал замечательную карьеру, очень быстро получив чин капитана. Раз в год Нинон принимала сына, как совершенно постороннего, играла на лютне, а он восхищался ее игрой…
Их отношения остались дружескими, не более того.
Время шло. Умерла Марион Делорм, подруга и в то же время соперница Нинон. Теперь количество посетителей салона мадемуазель де Ланкло увеличилось. Как писал один из современников, «двор и аристократия прислушивались к голосу Нинон, побаиваясь ее крылатых словечек. Сам „король-солнце“, Людовик XIV, находился под влиянием очаровательной женщины, с которой не был еще знаком, и по поводу всевозможных придворных событий интересовался: „А что сказала об этом Нинон?“ Ее решения принимались без обсуждений. Скажи Нинон, что солнце светит по ночам, и все согласились бы с этим». И вдруг обворожительница исчезла со светского горизонта!
Куда же она пропала?
Ах, как порадовалась бы ее матушка, взгляни она в то время с небес! Нинон вела самый смиренный и уединенный образ жизни.
А впрочем, матушка Нинон все же вряд ли порадовалась бы, потому что дочь гуляла по дорожкам роскошного сада… бережно неся перед собой живот. Она была беременна! Причем беременность произошла от связи с мужчиной, пусть и вдовцом, но отнюдь не собиравшимся обременять себя узами брака. Он искренне любил Нинон, он хотел сына, но о женитьбе речи не шло.
Впрочем, Нинон тоже оставалась верна себе, верна той свободной любви, которую она избрала целью и кредо своей жизни. Она и не предполагала, что в лице этого ребенка, сына, которого она решила родить после горячих просьб Жерсея, судьба попытается отомстить ей.
Итак, в 1653 году маркиз де Жерсей увез беременную любовницу в свое тихое провинциальное поместье. Сам он остался в Париже, где его держали обязанности придворного. Почти полгода Нинон жила в провинции одна, утешая себя книгами и долгими прогулками. И вот как-то раз, гуляя по парку, она нашла на дерновой скамье томик «Идиллий» Феокрита, очевидно, кем-то забытый. Нинон невольно углубилась в чтение. Ей было скучно, и она читала вслух. И когда дошла до места, где пастушки с цветочными венками на головах танцевали вокруг статуи Амура, громко продекламировала:
