– Нужно обождать здесь, великий князь с гостями курит трубки. Как только гости уйдут, я дам вам знать и вы войдете. Его Высочество вас примет.
Ждать пришлось долго, фаворитка несколько раз уходила к павильону проверить, ушли ли гости. Наконец она произнесла долгожданную фразу:
– Вы можете идти.
Понятовский поблагодарил даму поклоном, пожал руку Браницкому и направился внутрь Монплезира.
Едва Понятовский вошел, предварительно постучав, великий князь направился к нему в прекрасном расположении духа, с веселой, немного насмешливой улыбкой:
– Ох и дурак же ты, граф! Чего было не признаться, не сказать мне откровенно правду? Одно твое слово, а не ослиное упрямство, и не было бы всей этой кутерьмы!
– Прошу простить меня, Ваше Высочество, но как бы я мог произнести то, что вы у меня спрашивали? Не смел.
– Не смел! Ладно, в другом деле ты оказался куда смелее! – рассмеялся Петр Федорович, дружески хлопнув Понятовского по плечу. – Прав и ты, это характеризует тебя с хорошей стороны – не болтун. Верен и предан! Мне нравится!
Понятовский понял, что прощен, но требовалось закрепить дружбу, и тут на помощь ему пришла дипломатия под руку с лестью, на которую так падки все венценосные особы. Он начал льстить Петру Федоровичу, восхвалять его военные способности в строительстве крепостей, да так преуспел, что великий князь не переставал счастливо улыбаться. Когда Понятовский закончил, наследник ответил:
– Замечательно, мы помирились и можем быть друзьями, так тому и быть! Но для пущего удовольствия и продолжения приятного вечера-ночи нам кое-кого здесь не хватает, обождите меня, граф, – с этими словами Петр Федорович вышел, как оказалось, в спальню супруги. Через некоторое время он воротился, таща за руку заспанную, в капоте и чулках без туфель, непричесанную Екатерину.
В распахнутых и испуганных глазах ее читалось недоумение, великая княжна переводила взгляд с одного на другого мужчину и силилась понять, что происходит.
– Мадам, позвольте вам представить моего честного друга, польского шляхтича, Станислава Понятовского. Недоразумение, которое было между нами, мы благополучно разрешили. Это достойный кавалер. Я теперь за вас спокоен!.. Ну же, не играйте сцену. Будто вы друг другу не знакомы! Я все решил, между нами нет никаких преград, надеюсь, теперь вы, Екатерина Алексеевна, будете мною довольны?
Екатерина, по мере поступления информации от супруга, светлела лицом, когда Петр Федорович закончил, она подошла к нему, привстала на цыпочки и якобы шепнула, но так, чтобы слова ее услышал и Понятовский, и фаворитка, которая за минуту до этого вскользнула в комнату:
– Разумеется, Петр Федорович, вами я довольна, но не хватает маленькой детали…
– Чего еще? Помилуйте, ведь все разрешилось! И мы и остальные заинтересованные лица вполне довольны! – удивился великий князь, отступая от жены – взгляд Воронцовой становился нестерпимо жгучим.
– Недостает маленькой записочки от вашего имени к вице-канцлеру Воронцову с приказанием: заняться немедленно скорейшей отменой вызова графа Понятовского на родину… Он ведь нам нужен здесь, не так ли?
– Ох вы и лиса, мон шер! Вам бы дипломатом Родине служить! – рассмеялся Петр Федорович. – Распорядитесь, чтобы принесли бумагу и чернила!
Принесли. Великий князь присел, положил на колени доску вместо стола и написал под диктовку Екатерины послание. Тут же Понятовский получил еще одну записку, которую ему незаметно вручила фаворитка, будучи дома, он прочел написанное карандашом и наспех:
«Будьте уверены, что я сделаю все возможное, чтобы вы вернулись. Я буду всех просить об этом и докажу вам, что я о вас не забуду. Прошу вас не забывать меня и верить, что вы всегда будете иметь во мне друга. Остаюсь преданная вам Елизавета Воронцова».
Почти месяц Понятовский и Екатерина наслаждались встречами, никто их не беспокоил, графу присылалось приглашение на ужин в узком кругу великого князя, и он отправлялся в Ораниенбаум, выкинув ненужную теперь шинель и парик и остальные части туалета для маскировки. С некоторым сожалением он вспоминал, как стучало, тревожно билось сердце раньше, когда, преодолев последние метры до заветной двери, он прижимал к себе любимую женщину. Теперь все было чинно: ужин при свечах на четверых, умные, иногда веселые разговоры с великим князем, при которых дамы – Екатерина и Елизавета – молчали, а затем шутливое прощание. Петр Федорович брал фаворитку под руку и удалялся к себе, оставив любовников одних.
Екатерина наслаждалась покоем, она постаралась его создать и не сомневалась, что это будет длиться вечно.
Вызов к императрице передал побелевшими губами Александр Шувалов, он же предупредил и великого князя.
– Я не удивлена поведением Петра Федоровича, – начала тихо императрица, едва сдерживая ярость. – Но от вас, Екатерина Алексеевна, вас, кто соблюдает посты, кто молится! Как вы пошли на такое безрассудство! Этот балаган, этот бардак!
Екатерина с супругом стояли рядом, отчего-то захотелось найти руку Петра и вцепиться в нее всей силой, а еще лучше спрятаться за его спину. Петр шевельнулся, переступив с ноги на ногу, и вздернул подбородок, готовясь к бою.
– Прелюбодействуем… – прошептала императрица. – Вы скажите, как до такого дошли, кто надоумил вас?!
– Вы, – ответил великий князь.
– Я?! Как ты смеешь, негодный мальчишка! – Императрица подскочила к наследнику и влепила ему пощечину. – Не смей, я молюсь ежечасно!
– Вы, – из-за упрямства повторила Екатерина, поддерживая супруга.
– Что-то новое, оба против меня объединились? Да я вас в казематы определю! Опозорили на весь мир! Чья идея была вместе ужинать и вместе спать?
– Вам на нас клевещут. Такого не было.
– Ладно Петр, он к своим экстравагантным выходкам весь двор приучил, как ты на такое пошла?
Екатерина опустила взгляд и продолжала молчать.
Императрица, напротив, все повышала голос, ругая наследника. Успокоилась и смогла говорить Елизавета только через минут тридцать. А супруги продолжали стоять перед нею.
– Мы же вас просили позволения на развод, – уловил момент затишья Петр.
– Ты соображаешь? А другая жена тебе новых детей родит, как удержать потом от разлада, как империю сберечь от переворотов?! Эта жена тебя не устраивает? У нее хоть голова на плечах, а в новые ты мне Лизку Воронцову подсовываешь? У нее же ума – палата! Дворец! Нет уж, голуби мои, ваш брак – это основа, политика, не позволю его рушить!
– Так почто вы нас ругаете, мы не разводимся, но у каждого из нас имеются чувства! Мы нашли выход… – попытался оправдаться Петр Федорович.
