Джетро зашевелился рядом со мной.
— Что это?
— Лежи смирно, — прошептал я, — пойду посмотрю.
Бесшумно, как призрак, я скользнул вниз. Ветер опять бился о стену, наверху что-то скрипело. Я вошел в кухню, подкрался к задней двери и прислушался. По камню шаркнула подошва. Собравшись с духом, я распахнул дверь. В свете проглянувшей меж облаков луны я увидел испуганное лицо, широко открытые блестящие глаза. Я ударил, что-то загремело. Прыгнув вперед, я споткнулся о ведро и, чертыхаясь, упал. Лежа на земле, я слушал удаляющиеся шаги, удар захлопнувшейся калитки и стук подбитых гвоздями подошв по булыжнику мостовой.
Когда я наконец поднялся на ноги, в дверях стоял отец, держа в руке фонарь.
— Посмотри, — сказал я, и он поднял фонарь повыше.
На двери красной краской была намалевана бычья голова — клеймо скеба, грозное предупреждение «шотландских быков».
Заступать в этот день на смену было как идти на воинский парад: мы все трое выходили с раннего утра, и, значит, половина поселка будет уже на ногах.
— О Господи! — говорит мать, намазывая хлеб маслом. — Если кто когда сам напрашивался, чтобы его избили до смерти, так это мой муж. Ну подумай, Хайвел! Вы же все трое вписаны в книги Нантигло, и стоит вам хоть час поработать, как к вечеру сюда явятся «быки».
— Здесь хватит рабочих, чтобы отправить их туда, откуда они пришли, — отзывается отец, натягивая сапоги.
— Будет драка? — испуганно спрашивает Эдвина, и глаза у нее становятся большими-пребольшими.
— Ну и что, ты-то драться не будешь! — кричит Джетро. — А мы покажем Даю Проберту «шотландских быков», и пусть весь Нанти об этом знает!
Отец, садясь за стол, расплылся в улыбке. Джетро ведь был вылитый его портрет: совсем еще мальчишка, а уже не знает, что такое страх.
Однако храбрость храбростью, но, когда в дело замешаны женщины, одной ее маловато. На мой взгляд, все было ясно. Мы числились рабочими Крошей Бейли. Мы были записаны в книги Нантигло, платила нам контора Нантигло, а в Гарндирусе мы работали как бы временно. Раз в Нантигло стачка, союз считает, что и мы не должны выходить на работу. «Шотландские быки» из Нанти смелели с каждым днем. Даже Крошей Бейли удвоил число «рабочих волонтеров» и укреплял стены своего поместья. Скебов, хозяйских прислужников, вытаскивали прямо из домов и били палками, а мебель их сжигали. В Блэквуде ломали ноги тем, кто осмеливался выйти на работу, когда союз объявлял стачку. А великан Дай Проберт, вожак «шотландских быков» из Нантигло, никого и ничего не щадил, насильственно вербуя рабочих в союз. Стачка в Нантигло шла третью неделю — стачки покороче случались и раньше, и тогда мы с отцом все равно выходили на работу в Гарндирусе, но теперь мы получили предупреждение.
И поселок встал спозаранку посмотреть, хватит ли у нас духу пойти на завод.
— Дая Проберта так просто не остановишь, отец, — говорю я, тоже садясь за стол.
— И все-таки его пора остановить, — отвечает он, продолжая жевать.
— И кто же это сделает — мы трое?
— Не заводи таких разговоров при матери, Йестин.
— Что? Это еще почему? — спрашивает она.
— Ну и слух! Как у летучей мыши, только поострее. Режь хлеб, женщина, а мужские дела предоставь мужчинам. — И он вздохнул.
— Ах вот как! — говорит она и тычет в его сторону ножом. — А ты забыл, что, если случится беда, это и меня коснется, и Эдвины? Не станет же Дай Проберт тащиться сюда из Нанти только ради того, чтобы покрасить дверь, разве уж дверь какая-то особенная. — Она швырнула нож на стол. — Мортимеры… Всегда Мортимеры, если надо показать пример — ну а после с ними считаются меньше, чем с Тум-а-Беддо или Фирнигами.
Стоило посмотреть, как мы шли в то утро на завод.
Во всех домах на площади горел свет; во всех дворах хозяйки развешивали белье, хоть в такой темноте и веревки-то не увидишь; их мужья, которым вовсе незачем было вставать так рано, курили в дверях, а в палисадниках такая суета, будто все сегодня едут на ярмарку. На Северной улице — то же самое. В Ряду не светилось только два окна. Даже Полли Морган стояла перед «Барабаном и обезьяной», а во дворах Лавочного ряда собирались кумушки и трещали как сороки.
Джетро шагал между отцом и мной. Он работал в кузнице Гарндируса вместе с Робертсом, — хорошо, что не на вагонетках, подумал я, там ничего не стоит прикончить человека, а потом сослаться на несчастный случай. О матери и Эдвине я не беспокоился. До сих пор Проберт никогда не трогал женщин, были у них карточки союза или нет.
— Если они придут, то придут сегодня, — сказал отец, словно подслушав мои мысли.
— Да, — ответил я.
— И я поговорю с ними по-своему, понял, Йестин?
— Свалишь первого, кто подойдет? В Блэквуде пробовали начать такой разговор. Когда Проберт его закончил, у них на всех четверых осталась одна целая нога. — Я шел по дороге, не замечая бледного света утренних звезд.
— Ну а как бы ты взялся за Проберта? — В его словах чувствовалась улыбка.
— Как? Купил бы для нас троих карточки союза и ушел бы со смены, — ответил я. — От честной драки я не бегаю, но «быки» нападают по шестьдесят за раз.
— За нас вступится поселок.
— Поселок? — Задрав голову, Джетро посмотрел на отца. — Сосед Тум-а-Беддо сказал — к черту Мортимеров, коли уж дело дошло до «шотландских быков»; он собирается, чуть завидев Дая Проберта, удрать подальше в горы.
— Таких, как Тум-а-Беддо, в поселке, слава Богу, немного, — ответил отец. — Поселок за нас вступится.
— Чего ради? — возразил я. — Нам ведь платит Крошей Бейли.
— Вот что, дурень, — сказал он, теряя терпение. — Платят нам здесь. Это только графа в счетных книгах, понял? Только запись такая. А важно, на какого хозяина мы работаем.
— О Господи! — сказал я. — Когда нынче ночью Дай Проберт выломает нашу дверь, ты объясни ему про счетные книги. Он ведь и до пяти считать не умеет.
— Пусть только придет! — завопил Джетро, размахивая кулаками. — Я ему так дам, что он полетит в палисадник Тум-а-Беддо, а потом закопаю на баптистском погосте.
— Не то ты не понимаешь, не то не хочешь понять, — сказал отец, зло глядя на меня.
— Я-то понимаю, а вот поймет ли Проберт? Это он решает, кого избить.
— Я его до смерти убью, вот попомни мои слова, — хорохорился Джетро, все еще молотя воображаемого противника.
— Ну, уж я не знаю, кто здесь дурень, — сказал я, поглядев на Джетро.
— А я не знаю, кто из моих сыновей лучше, — сказал отец. — Десять лет назад ты рвался бы в драку почище Джетро. А теперь ты скулишь про стачки да про карточки союза. И что это за молодежь, черт ее разберет!
