И вдруг словно какой-то толчок привел Летти в себя. Ведь это же был Рэнни! Она тихонько вскрикнула, оторвала свои губы от его губ и резко отстранилась. Она стояла ошеломленная, прижимая руки к груди. Ее губы тряслись, а в голове бились только три слова: «Как я могла? Как я могла?!»
— Мисс Летти… — В его шепоте слышалось страдание.
— Пожалуйста… пожалуйста, успокойтесь, — произнесла она. — Вам не следует нервничать. Все хорошо, правда. Но, думаю, мне лучше сейчас вернуться в дом.
Летти действительно считала, что так лучше для него — и просто необходимо для нее. Она повернулась и пошла к лестнице, чтобы не возвращаться в его комнату, но ей удалось сделать лишь несколько шагов. Рэнни окликнул ее:
— Мисс Летти!
Она остановилась, но голову не повернула.
— Да?
— Я мог бы пить из вашего стакана.
Рэнни сказал это абсолютно спокойно, и Летти поняла, что он не обижен. Вздохнув с облегчением, она проглотила подступившие к горлу слезы:
— Спасибо, Рэнни.
— Нет, мисс Летти, — ответил он. — Это вам спасибо.
Казалось, что коридор растянулся на тысячу миль. Когда Летти наконец добралась до своей спальни и скрылась в ней, она задыхалась от сдерживаемых рыданий. Подбежав к кровати, она бросилась на нее и закрыла лицо руками. Горькие слезы лились между пальцев — слезы раскаяния и стыда.
Обниматься с таким человеком, Как Рэнни, — это все равно что соблазнять маленького мальчика! Воспользоваться его состоянием, разбудить в нем глубинные мужские инстинкты, которых он не мог понять и контролировать, это поступок бессовестный и распутный. То, что он это начал, не может быть оправданием. Ответственность за все, во что это в конце концов вылилось, лежит целиком на ней. Распутница! Шлюха! Развратная Иезавель! Летти знала, что заслужила все самые гнусные прозвища, какие только можно придумать. Как жаль, что нельзя повернуть время назад и по-иному прожить этот час!
Но, может быть, лучше знать, какая она на самом деле? По крайней мере, теперь она будет осторожней…
Все было так плохо, как Летти и представить не могла. Она не сомневалась, что ее развратило яркое ощущение чувственного наслаждения в объятиях грабителя и убийцы. То, что она вплотную приблизилась к тем же самым чувствам в этом мимолетном поцелуе с Рэнни, поставило на ней клеймо. Она была падшей женщиной и знала об этом.
Подумать только, если бы она не уехала из Бостона, она бы и не подозревала ничего такого! Ну что ж, она должна хорошо хранить свою тайну. Никто не должен знать, как легко ее сбить с пути истинного, помоги ей господь.
Однако был человек, который знал это, от которого она не могла скрыть своей природной сути. Этим человеком был Шип.
Шип, постоянно предстающий в разных обличьях, возможно, каждый день находился среди них. Он, наверное, сотни раз смотрел на нее и улыбался, вспоминая, как она отвечала на его поцелуи. Он знал, какая она на самом деле, и при этой мысли у нее внутри все мучительно переворачивалось.
Ясно одно: она должна быть осторожней. Надо исключить саму возможность, чтобы кто-то показывал на нее пальцем. Она будет скромной и осмотрительной, как монахиня, и никогда больше не останется наедине с мужчиной Даже с таким, как Рэнни. В особенности с Рэнни.
Однако вскоре выяснилось, что обет этот сохранить нелегко. Сплендора, казалось, всегда была полна мужчин. Как войска захватчиков, они вторглись на веранду, оттуда проникли в гостиную, а потом и в столовую, где Мама Тэсс кормила их жареной курятиной, воздушными булочками, копченой ветчиной, а также ее фирменным блюдом — лимонным тортом. Количество их возрастало, как численность татаро-монгольских орд, но были и завсегдатаи, такие, как Джонни Риден, Мартин Иден и, конечно же, Томас Уорд. Летти сразу обнаружила, что мужчин нельзя избежать, такие попытки лишь, наоборот, только привлекут излишнее внимание. Все, что ей оставалось, быть любезной, но не сближаться с ними, сохраняя дистанцию своей холодностью.
Наступило воскресенье, и Летти опасалась, что с утра начнется нашествие мужчин. Но единственными гостями в Сплендоре оказались завсегдатаи и О'Коннор, который приехал позже. День стоял жаркий и душный. Дождя не было уже почти три недели — ни разу после того ливня, который разразился, когда Летти ездила на могилу брата. Палящее солнце испарило влагу, листья на деревьях вяло свисали, цветы в саду тетушки Эм поникли, трава и посевы пожелтели. Последние цветы магнолии стали медно-бурыми, а лепестки роз, обвивавших дерево у ворот, Опадали, покрывая землю бледно-розовым снегом. От этой ассоциации жара казалась еще невыносимей.
Все сидели на веранде в напрасной надежде, что поднимется ветер. Дамы обмахивались веерами и позволили джентльменам не только снять сюртуки и галстуки, но и расстегнуть воротники рубашек и закатать рукава. Однако и после этого им приходилось вытирать пот со лба и обмахиваться всем, что они только могли найти, — от носовых платков до шляп и газет.
— И часто здесь бывает так жарко? — вздохнув, спросил полковник Уорд. Джонни фыркнул:
— Вы думаете, это жара? Подождите, когда наступит настоящее лето!
— И что, будет еще хуже?
— Да если сравнить с августом, то сейчас вполне прохладно.
Мартин посмотрел на Джонни с усталым раздражением.
— Как говорил мой дедушка, сейчас жарче, чем у чертей на сковороде. Не давайте ему дурачить вас, Уорд.
И в самом деле день был невыносимо жарким. Пол веранды, даже покрытый холстом, так нагрелся с той стороны, где на него падало солнце, что нельзя было ступить босыми ногами. Все это знали, поскольку Лайонел и Питер неоднократно предпринимали такие попытки, подпрыгивая и вскрикивая, пока им не велено было прекратить. Тогда мальчики решили проверить, правда ли можно поджарить на таком полу яичницу, если он горячей, чем сковорода. Но Салли Энн, измученная жарой, отвергла эту идею с таким раздражением, что мальчишки предпочли удалиться в густую тень магнолии и улеглись там на траве. Летти жалела, что не может присоединиться к ним: ей казалось, что там прохладнее. Как и Томас, она хуже переносила жару, чем те, кто привык к ней с рождения.
Томас Уорд стер скатившуюся на нос капельку пота:
— Как же вы все это выдерживаете целых три месяца?
Тетушка Эм посмотрела на него с состраданием в выцветших голубых глазах, однако брови ее шутливо приподнялись:
— Что вы имеете в виду? А, погоду… Хорошо, тогда скажите мне, как же вы выносите снег и лед три или четыре месяца в году?
— Мы привыкли к этому.
— Вот вам и ответ, — она уверенно кивнула. — Вы тоже привыкнете к жаре — через несколько лет.
