— Но… Это неблагородно! Я же верила вам! Вы обещали мне развод! Я согласна на любые условия. Можете прогнать меня с позором, мне это неважно, но отпустите меня!
Король пожал плечами.
— Обещал! Душа моя, если бы я исполнял все свои обещания, я никогда не стал бы великим монархом.
— Неужели никому нельзя верить на слово, даже королям, — вскричала Изабелла, в отчаянии падая в кресло.
— Особенно королям, — уточнил Иаков с усмешкой.
— Вы не можете так поступить со мной! Это… Это чудовищно! — у нее вырвалось рыдание, которое она тщетно пыталась подавить.
— Что вы, мадам? — удивился король. — Я спасаю вас от позора и насмешек. Могу лишь представить, — королева Изабелла Аквитанская оставляет трон ради порочной связи с любовником.
— Это ложь.
— Тогда о чем мы с вами нынче беседуем?
— О ваших обещаниях. Разве не вы сказали мне, что не станете удерживать меня, и лишь только пройдет срок, достаточный для того, чтобы никому не показалось, что наша свадьба была лишь грандиозной мистификацией, вы отпустите меня с миром, дав мне развод. Я оставляю вам мою прекрасную страну вместо себя.
— Вашу нищую страну.
— Вы обещали. Вы со всем согласились.
— Тогда — да, — сказал король сухо. — Теперь же я решил иначе. И мое королевское решение таково: вы моя жена, и я не желаю слушать банальную женскую истерику. Вы моя жена, извольте же слушаться мужа.
Иаков не намерен был уступать. Он принадлежал к той породе мужчин, для которых самой желанной была женщина недоступная, дрожащая от отвращения и ненависти, пытающаяся ускользнуть от его ухаживаний. Мадемуазель Аргюзон наскучила ему, а очаровательная молодая жена нравилась все больше и больше. Она была интересной и желанной добычей, словно лань для охотника. Иаков задумал сломить ее и подчинить себе.
Орсини попытался защитить ее. Он уже не имел былой власти, оставаясь то ли секретарем, то ли советником королевы. Однако что мог поделать Орсини, когда король говорил нет? Он напоминал ему о данном обещании, грозил и взывал к милосердию, а Иаков лишь зевнул и послал его к дьяволу.
— Не вмешивайтесь, — грубо сказал ему король. — Вашим мнением здесь никто не интересуется.
Изабелла не сдалась. Она отправилась в Рим и бросилась к ногам Папы. Однако же ее смелый и страстный порыв пропал даром. Папа выслушал ее, снисходительный и далекий от мира старец, и отказался помогать ей в вопросе, явно противоречащем Священному писанию. Она навеки принадлежала мужу, которого избрала.
Самое невероятное произошло, когда она вернулась. Изабелла успокоилась и прекратила терзать короля требованиями о разводе. Никто не понимал до конца, сломила ли ее борьба, или она пожалела о своем высоком положении королевы. Изабелла затихла, предоставив королю удовольствие считаться ее супругом.
Антуан был в отчаянии. Надежда на брак с любимой женщиной оказалась призрачной. Герцог де Рони-Шерье оставался придворным, королева была недосягаема, более недосягаема, нежели прежде. А если б Антуан узнал, что Изабелла просто-напросто разлюбила его, то, наверное, его сердце разорвалось бы от горя. Изабелла не только утратила надежду, в ней что-то отгорело. Больше ей не хотелось становиться его женой. Она все еще ощущала дружескую теплоту и нежность к Антуану, восхищалась его красотой и благородством, согревалась теплом его любви к ней. Однако сама его пламенная любовь стала утомлять ее. Ей хотелось, чтобы оценили по достоинству ее женственность, красоту ее души, ее ум и внутреннюю негасимую силу, не только привлекательное лицо в сиянии драгоценных уборов, величие ее королевской осанки. Ей прискучила смесь безграничного восхищения с безграничной же покорностью. Изабелла страдала оттого, что не могла признаться Антуану в охлаждении. Она боялась нанести ему удар, разбить его сердце, и, кроме того, ей пришлось бы ответить на вопрос, который тот непременно бы задал, и который затрагивал тайную страсть в ее душе. Она любила Орсини. Как, когда ее чистая, полная света любовь к благородному потомку старинного рода погасла, подобно тающей свече, уступив место страстному увлечению безродным нищим провинциалом, которого она подняла с самого дна, сделав едва ли не равным себе? Ее очаровали его смелость, дерзость и живой ум, ее подзадоривало его равнодушие. Мысленно она проклинала себя за насмешки, за то, что сломила гордыню этого человека. Она ни за что не решилась бы признаться ему в своих чувствах, ведь он собирался жениться на Жанне, ее скромной камеристке. Она никогда не позволила бы себе подобного унижения — соперничать со служанкой. Она твердила себе, что Орсини женится, не любя своей невесты, однако несмотря на все свои усилия, не находила ни одной серьезной причины, побудившей бы его жениться на Жанне по расчету. Возможно, он полагал, и не без основания, что ни одну из высокородных дочерей графов и маркизов не отдадут за него, как бы ни заискивали перед ним, первым министром королевства, их родители. На вечные века на нем осталось клеймо — сын колбасника из Этьенна. В глубине души Изабелла проклинала Жанну, мучительно завидуя ее влиянию на Орсини, их спокойной, дружеской близости, но никому в этом не признавалась и не выдавала раздражения. Собственно, это было даже не раздражение, а скорее глубокая печаль. Все приписывали ее тоску неудачному замужеству, а мадемуазель де Берон томно посоветовала ей сменить возлюбленного. Сама Амьен, по-видимому, собиралась остаться мадемуазелью до самой смерти. Она тщательно вела наступление на графа де Миньяра, прибывшего в свите Иакова, весьма красивого молодого человека, высокого, темноглазого и изящного. Но ее старания не увенчались успехом. Миньяр не понял, в чем дело, и стал избегать ее.
Хотя никто не мог бы уличить молодую королеву в тайной любовной связи, сплетни продолжали бродить среди придворных, обрастая выдумками и нелепостями, сплетни о ней и о Рони-Шерье. Иаков знал о них, знал еще до того, как взял ее в жены. Однако первое время он не был особенно заинтересован затевать шум и скандал. Но настал день, когда он явил свое истинное лицо.
Он знал, что смелую и непокорную девушку, которая ненавидела его и не в силах была больше это скрывать, можно сломить. Тысяча и один способ был в его распоряжении: ложь, шантаж, насилие, — все, на что был способен этот безжалостный человек. Иаков начал с того, что отдал приказ об аресте Рони-Шерье и Орсини, последних друзей королевы, которых раньше, казалось, не замечал. Заключив их в тюрьму, он поспешил явиться к королеве и насладиться произведенным эффектом, пока кто-нибудь не опередил его.
— Мадам, — сказал он, — я пришел сказать вам, что вы ведете нечестную игру. Вы сделали из меня посмешище. Вы лгали мне, Изабелла.
