Король сделал знак начинать. Первым он велел казнить Рони-Шерье, считая возлюбленного более опасным, чем министра. Иаков заблуждался, но это уже не было существенно. Антуана принудили взойти на помост. Он с ужасом глянул на палача и, зажмурив глаза, стал на колени. Священник что-то стал говорить ему, но Антуан с досадой отмахнулся. Служитель покачал головой и пробормотал над осужденным краткую молитву. Палач взялся за топор. Изабелла читала молитву уже вслух. Король грубо толкнул ее, и она затихла, только слезы текли у нее по щекам. Но Иаков знал, что толпа слишком далеко от королевы и не разглядит ее слез. Все замерли, только Амьен де Берон бессмысленно улыбалась. Палач размахнулся, Антуан поднял руки, словно взывая к кому-то на небесах. Один удар — и все было кончено, свет померк для Антуана, молодого, богатого, знатного и красивого, навсегда. Орсини отвернулся от бездыханного тела, а офицер, стороживший его, хотя у бывшего министра были связаны руки, приказал нескольким гвардейцам отнести тело в сторону и накрыть. Изабелла судорожно всхлипывала, глядя на то, что еще недавно было человеком, которого она любила. Луизетта Оринье осторожно положила ей на колени платок. Изабелла отерла лицо. Король хмуро наблюдал за ней.
— Прекратите истерику, — шепнул он со злобой, — будьте королевой, а не жалкой лавочницей. Когда вы обманывали меня, вам не хотелось плакать? Что ж теперь вы позорите свой род и мое имя на людях? Подождите, я еще заставлю вас смеяться, глядя на казнь.
Усилием воли Изабелла подавила желание взвыть, рыдая, и броситься прочь. А ведь испытание только начиналось. Еще должен был умереть Орсини, Орсини, которого она так любила!
Маркиз Орсини де Ланьери держался до последнего. Он спокойно, с достоинством взошел на эшафот и милостиво выслушал священника. Стоя на коленях в двух шагах от тела единственного друга, он в последний раз поднял глаза на балкон, занятый царственной четой и их свитой. Он встретил взгляд королевы, полный всепоглощающей скорби. Мысль о том, что сейчас погибнет человек, который вызвал в ее душе такую бурю страсти, такую безграничную, преданную любовь, была такой мучительной, что даже флакон м-ль де Берон не помог ей придти в себя. Иаков увидел, что его приказания больше не доходят до слуха Изабеллы. В его планы не входило замучить королеву до смерти. Он встряхнул ее, заставив устремить на него взгляд, и спросил:
— Вы хотите спасти вашего друга?
Она молчала, дрожа всем телом.
— Вы желаете остановить казнь? — зашипел он ей на ухо.
— Что вы от меня хотите?
— Клянитесь, мадам, подчиняться во всем своему законному супругу, не прекословить, не отказывать ни в чем, и ваш Орсини будет жить.
Орсини удивленно следил за балконом. Он видел, что королева была близка к обмороку, но король что-то говорил ей, и она слушала. Он понимал, что король что-то предлагает ей. Глаза королевы засверкали и опустились. Затем он ощутил на себе ее взгляд, печальный и смиренный.
«Он предлагает ей мою жизнь! — догадался Орсини. — Но взамен чего?»
Королева колебалась, но король явно торжествовал. Орсини захлестнула смесь надежды, страха и горькой жалости. Часть его готова была крикнуть ей на всю площадь, чтобы она не соглашалась, часть отчаянно молила о пощаде. Молодой человек понимал, что королева должна решиться на что-то ужасное, если захочет спасти его. Он хотел жить, но еще сильнее в нем был долг перед погибшим другом, долг перед этой женщиной, позволившей ему реализовать свою мечту. Больше он не думал о себе. Королева глядела на него, а он пытался дать ей понять, что она не должна жертвовать собой. Но Изабелла отвела взгляд, словно не желая ничего понимать. Орсини замер, беззвучно молясь, чтобы здравый смысл в ней победил. Но королева вдруг сказала что-то, склонившись к самому уху своего супруга, и тот удовлетворенно кивнул. Ему подали перо и лист пергамента. Король размашисто поставил свое имя и передал лист офицеру. Указ короля зачитали посреди площади.
— Откликнувшись на смиренную просьбу ее величества, я, Иаков IV, король, повелеваю помиловать маркиза де Ланьери, приговоренного ранее мною к казни за тайный заговор против жизни короля и доброго имени королевы, и отвезти его в крепость Рено, где и держать в заключении в течение двадцати лет.
Изабелла вскрикнула, прослушав приговор.
— Как? В крепость Рено, но вы же… О!
— Ну, ну, — король оборвал ее, — я же сказал, что он будет жить. Орсини и будет жить. Нельзя же отпустить его, да об этом и речи не шло.
Она больше не просила ни о чем.
— В крепость Рено, — повторила Изабелла. — За тысячу миль… Навсегда.
— На двадцать лет, — поправила ее м-ль де Берон. Изабелла глянула на нее с неприкрытой ненавистью.
Переступив через порог полутемных покоев во дворце, королева едва не упала на руки Жанны. Амьен де Берон подбежала к ней и взяла под руку. Две девушки, одна чистая и нежная, а другая завистливая и злая, отвели убитую горем королеву в спальню.
— Это кара, — проговорила Изабелла, — это кара за д’Антони и Бустилона. Бог не простил мне злобы и мстительности. Он отнял у меня друзей. У меня все отняли!
Она не помнила сейчас, что говорит это Жанне, невесте Орсини, которая не могла не переживать за него. Она искала утешения у той, которая и вовсе осталась одна. Однако то ли сила духа у скромной камеристки была более развита, нежели у королевы, то ли ее привязанность к Орсини была весьма условна, но Жанна держалась стойко, не теряя головы. Она усадила королеву, ослабила шнурки на ее платье, чтобы легче дышалось, и подошла к окну.
— О мадам! — воскликнула она. — Там приехал де Бонди. Я вижу, как он спрыгивает с лошади. Она вся в мыле, бедняжка!
— Бонди? Значит, мне и вправду грозит беда. Он поклялся возвратиться, если мне будет нужна помощь и поддержка.
В покои без стука вошел король.
— Вы здесь? — грубо сказал он. — С вами дамы? М-ль де Берон, мадемуазель Жанна, вы свободны. Королеве не нужны ваши услуги. Почему вы, мадам, отвергли заботы почтенной мадам де Богаи, и де Сент-Жуан? Это благородные дамы, серьезные, строгие. А в вашей свите этакие хохотушки. Разве что м-ль де Оринье… Прошу вас, изберите себе фрейлин достойных вас. Вы слышите?
— Да, — проговорила Изабелла, едва шевеля губами. — Если вы того желаете, м-ль де Берон покинет двор.
— Не забудьте найти себе другую камеристку. Впрочем, я сам найду для вас хорошую девушку. Я не одобряю ваших фамильярностей с этой Жанной. Она позабыла свое место.
Клятва, данная королю, жгла Изабеллу. Она подавила гнев и согласилась — ради Орсини.
Иаков тиранил молодую жену всеми доступными ему способами. За ней следили десять человек одновременно, заставляя ее терзаться унижением. От нее отдалили всех придворных дам, кроме м-ль де Оринье. Ее не выпускали из родного дворца. Она осталась одна, одна наедине со своим страхом, со своим горем. Что оставалось ей, кроме молитв, и она молилась, молилась за Орсини, страстно, роняя слезы на образок, в отчаянии стараясь не сойти с ума.
