Мадлен хотела что-то сказать, но, очевидно, передумала. Поставив музыкальную шкатулку на каминную полку, она в задумчивости прошлась по комнате. Потом вдруг подошла к Томасу и, пристально посмотрев на него, сказала:
– Потанцуй со мной, пожалуйста, пока шкатулка еще играет.
Он уставился на нее в изумлении.
– Но, Мадлен, ты же знаешь...
– Пожалуйста, потанцуй со мной. – Она протянула к нему руки.
Томас знал, что навсегда запомнит это мгновение. Запомнит потому, что едва не расплакался перед женщиной – единственный раз в жизни.
И тут Мадлен взяла у него из рук пальто и перчатки и бросила их на стул. Затем обняла его за шею, ласково улыбнулась и принялась покачиваться в такт музыке. Томас тоже обнял ее. Он чувствовал, как грудь Мадлен прикасается к его груди – как раз в том месте, где неистово колотилось сердце. И ему вдруг показалось, что они слились воедино, словно стройное тело Мадлен стало неотъемлемой частью его тела. Уткнувшись в ее чудесные волосы, он с наслаждением вдохнул исходивший от них цветочный аромат и тихо прошептал:
– Мадлен, ты удивительная женщина. Мадлен прижалась к нему еще теснее.
– А ты удивительный мужчина.
– Я не хочу, чтобы ты уезжала, Мадлен.
Он не знал, что заставило его произнести эти слова. Секунда проходила за секундой, но Мадлен молчала. И сердце Томаса билось все быстрее.
– Возьми меня, Томас, – прошептала она неожиданно. Томас понял: время настало, и ждать больше нельзя.
Если он сейчас ее отвергнет, она наверняка обидится. Сделав глубокий вдох, он начал:
– Мадлен, я должен тебе кое-что сказать...
– Тихо... – Она приложила палец к его губам. И сейчас в ее голубых глазах полыхала такая страсть, что Томас почувствовал, как кровь закипает у него в жилах.
Высвободившись из его объятий, Мадлен начала расстегивать пуговки на платье. Томас машинально стал ей помогать. Дрожащими пальцами он расстегивал одну пуговицу за другой, пока наконец лиф не упал с ее плеч.
Жадному взору Томаса открылась прозрачная шелковая рубашка, а под ней – восхитительные груди. В следующее мгновение платье упало на ковер, к ногам Мадлен, и она предстала перед Томасом в тончайших чулках, нижних юбках и тугом белом корсете с высокой талией.
– О Господи, – прошептал Томас. И вдруг почувствовал, что больше не может вымолвить ни слова.
– Ты весь дрожишь, Томас, – сказала Мадлен. – Ты ведь давно этого ждал, правда?
– Дело... – Он судорожно сглотнул. – Дело не только в этом. Ты даже представить себе не можешь, что я испытываю, глядя на тебя сейчас. Ты не представляешь, что это для меня значит.
– Зато я знаю, что это значит для меня. – Вынув из волос шпильки, она положила их на каминную полку. – Я хочу не спеша насладиться этой ночью, Томас. Хочу запомнить каждое ее мгновение. Я дам тебе все, что ты пожелаешь.
Не сводя с нее страстного взгляда, Томас прошептал:
– Я всегда желал лишь одного... тебя, Мадлен.
При этих словах в глазах Мадлен промелькнуло смущение, и это глубоко тронуло Томаса.
«Я люблю тебя, Мэдди. Неужели ты еще этого не знаешь? Неужели не чувствуешь?» – думал он.
Словно прочитав эти мысли, Мадлен взяла его за руки, поднесла их к губам и принялась целовать пальцы один за другим. Томас затаил дыхание; прикосновение ее влажных губ обжигало и вызвало трепетную дрожь во всем теле. Потом она положила его руки на свою обтянутую шелком грудь, и он почувствовал, как ее соски отвердели под его пальцами.
– Расстегни мне корсет, Томас, – попросила Мадлен. И тут же принялась развязывать его галстук.
При мысли о том, что сейчас он впервые увидит Мадлен обнаженной, Томас ощутил острейшее желание.
Не проронив ни слова, он принялся расстегивать корсет – ему не терпелось увидеть прекрасное тело Мадлен. Она же стала расстегивать пуговицы на его рубашке, освобождая от одежды мускулистую грудь, ждущую ее ласк.
Тут музыкальная шкатулка затихла, и теперь тишину нарушило лишь потрескивание поленьев в камине. За окном тихо падал снег, а в комнате было тепло и уютно – именно в такой обстановке Томасу хотелось вырваться из мира одиночества, в котором он так долго пребывал.
Наконец корсет упал на пол, к ногам Мадлен. Положив руки ей на плечи, Томас принялся поглаживать их большими пальцами. Затем спустил с плеч Мадлен бретельки шелковой рубашки, и впервые его жаждущему взору открылись ее груди.
– Какие они красивые, – с мечтательной улыбкой проговорил Томас, осторожно прикасаясь к отвердевшим соскам.
– Поцелуй их, – прошептала Мадлен и закрыла глаза в предвкушении ласки.
Губы Томаса коснулись сначала одного соска, потом другого, и из груди Мадлен вырвался стон; дыхание сделалось прерывистым, и она почувствовала, что у нее подкосились колени.
Обхватив Мадлен одной рукой за талию, а другой крепко прижав к себе, Томас продолжал целовать ее груди.
– Тебе ведь приятно? – прошептал он.
– Да, очень, – задыхаясь, прошептала Мадлен.
Еще крепче прижавшись к груди Томаса, она почувствовала животом его восставшую плоть и снова застонала. Потом вдруг отстранилась, отступила на шаг и, скинув туфли, нарочито медленно принялась стаскивать с себя чулки и нижние юбки.
Томас молча смотрел на нее; костер его желания разгорался все ярче, и он чувствовал, что теряет контроль над собой, чувствовал, что долго так не выдержит.
Наконец Мадлен предстала перед ним совершенно обнаженная. Томас пожирал взглядом ее восхитительное тело, о котором мечтал так долго; такого прекрасного тела он еще не видел. Гладкая кожа поблескивала в свете пламени, пылавшего в камине, а полные, чуть приподнятые груди, казалось, молили о ласках.
С трудом опустившись на колени – у него даже сейчас болели ноги, – Томас положил ладони на бедра Мадлен и вдруг почувствовал исходивший от нее сладостный запах. Немного помедлив, он принялся поглаживать пальцами темные завитки волос, затем нащупал маленький бугорок.
Мадлен вскрикнула и обхватила его голову обеими руками.
– Какая ты влажная, Мэдди, – прошептал он с дрожью в голосе и прижался губами к ее лону.
Она раздвинула ноги и тихонько застонала. Томас принялся поглаживать ее по ягодицам. Затем, не обращая внимания на стоны Мадлен, стал целовать ее лоно.
Дыхание Мадлен сделалось прерывистым, и она простонала:
– Ох, Томас, я долго так не выдержу... Но он продолжал эту сладостную пытку.
– Томас, нет, – прошептала Мадлен, пытаясь сдержаться. Но было уже слишком поздно. – О Томас... – Она подалась ему навстречу. – О Томас, Томас...
Внезапно по телу Мадлен пробежала дрожь, и она, громко вскрикнув, изо всех сил вцепилась в его волосы.
