Томас понятия не имел, как разоблачить барона, какие предъявить улики. Впрочем, это можно было поручить сэру Райли и его людям. Огорчало лишь одно: их с Мадлен совместное расследование подходило к концу. Вероятно, это означало, что им вскоре предстояло расстаться. Хотя нет, конечно же, они не расстанутся!
Он медленно приблизился к ней. Они стояли у прекрасного озера, залитого лунным светом, и Томасу хотелось смеяться от счастья. Он взял Мадлен за плечи, привлек к себе и прижался губами к ее губам. Вытащив одну руку из муфты, она обняла Томаса за шею и со страстью ответила на поцелуй. И его тотчас же словно захлестнуло теплой ласковой волной. Холод л дождь куда-то исчезли, и осталось лишь счастье этих чудесных мгновений.
Внезапно она чуть отстранилась, и их губы разомкнулись. Томас, по-прежнему обнимая Мадлен, покрывал нежными поцелуями ее лицо.
– Барон меня сегодня целовал, – прошептала Мадлен.
– Было бы странно, если бы он не попытался это сделать, – пробормотал Томас, опаляя ее своим горячим дыханием.
Немного помолчав, Мадлен спросила:
– Ты ревнуешь?
– Ужасно. – Он провел языком по пульсирующей жилке на ее шее.
Закрыв глаза, Мадлен опять к нему прижалась.
– А еще он трогал мои груди.
– Тогда мне придется убить барона, – прошептал Томас, и Мадлен почувствовала на волосах его дыхание.
Тут она снова отстранилась и, открыв глаза, сказала:
– Я серьезно, Томас. Он поглаживал их совершенно бесцеремонно, но... – Мадлен тяжко вздохнула. – Но мое тело почему-то отозвалось на его ласки, и он это заметил.
Томас почувствовал, что сердце его забилось быстрее. Несколько секунд он молчал, потом прошептал:
– Что именно заметил?
Мадлен потупилась. Наконец, собравшись с духом, выпалила:
– Что у меня отвердели соски.
– От его прикосновения?
– Да.
Томас шумно выдохнул. Он не знал, как реагировать на признание Мадлен. Этот разговор показался ему довольно забавным.
– А сейчас они затвердели? – спросил он с улыбкой.
– По-моему, да, – прошептала Мадлен. – Но я ужасно замерзла...
– Ничего удивительного. Похолодало, и даже снег пошел.
Мадлен не сразу поняла, о чем он говорит. Взглянув на сверкающее ночное небо, в изумлении воскликнула:
– Томас, действительно снег!
Холодные снежинки сыпались ей на лоб и щеки, сыпались на мех капюшона. Глаза Мадлен вспыхнули, и она, чуть отступив от Томаса, вскинула вверх руки. Потом вдруг закружилась, весело смеясь, и закрыла глаза.
Очарованный ее красотой и непосредственностью, Томас с улыбкой наблюдал за ней.
– Мадлен, неужели ты никогда не видела снега?
Тихонько хихикнув, она остановилась и, открыв глаза, ответила:
– Очень-очень давно. И никогда так, как вижу сейчас. Чтобы он густо падал при ярком лунном свете на воду озера. – Шагнув к Томасу, она взяла его за руку и, запрокинув голову, восторженно прошептала: – Как красиво!
Томас не мог с ней не согласиться. Ночь была холодная и абсолютно безветренная; снежинки, парившие в воздухе, сверкали в зыбком свете луны, словно бриллианты, а гладь озера поблескивала, точно отполированная.
Мадлен вдруг взглянула Томасу прямо в глаза и с улыбкой спросила:
– Ты сердишься из-за того, что я с ним целовалась? Он пожал плечами:
– Лишь в том случае, если его поцелуи тебе понравились больше, чем мои.
Мадлен вздохнула. По-прежнему держа Томаса за руку, она заметила:
– Мне не очень понравилось, как он целуется. А вот то, что барон трогал мою грудь... Благодаря этому я кое-что поняла.
Томас внимательно посмотрел на нее и спросил:
– И что же ты поняла? Мадлен улыбнулась:
– То, что с тобой мне целоваться приятнее, чем с кем бы то ни было. И я скорее предпочту провести одну ночь в твоей постели, чем всю жизнь в объятиях другого. Мне ужасно хотелось бы, чтобы Франция находилась... не так далеко от Англии.
Томас молча смотрел на Мадлен и любовался ею. Он думал о том, что эта удивительная женщина чудесным образом преобразила его жизнь – наполнила ее теплом и светом.
– Ты сердишься на меня из-за того, что я позволила барону ко мне прикоснуться? – спросила Мадлен.
– Ах, Мэдди... – Он покачал головой, поднес к губам ее руку и принялся целовать изящные пальчики. – Мэдди, я тебя обожаю.
Она заморгала и тотчас же перевела взгляд на озеро. Какое-то время оба молчали. Наконец Мадлен сказала:
– Я хочу сделать тебе подарок, Томас.
– Но, Мэдди...
– Помолчи, – прошептала Мадлен.
Не проронив больше ни слова, она увлекла Томаса к кустам, за которыми скрывался коттедж.
В доме было темно и холодно, поэтому Томас первым делом направился к камину, чтобы подбросить поленьев. Когда они уходили на бал, пламя ярко пылало, но сейчас угли едва тлели.
Мадлен сняла в холле пальто и повесила его вместе с муфтой на вешалку возле двери. Затем вошла в гостиную и подошла к Томасу. Несколько секунд она в задумчивости смотрела на него. Потом шагнула к каминной полке, где стояла музыкальная шкатулка.
Томас молчал. Прерывистое дыхание выдавало его волнение. Он понимал, что должен что-то сказать, однако не знал, что именно.
Мадлен осторожно взяла в руки музыкальную шкатулку и принялась рассматривать ее. Затем подняла крышку и заглянула внутрь. Шкатулка была пуста.
Томас внимательно наблюдал за Мадлен. Он знал: сейчас она увидит на внутренней стороне крышки надпись: «Моей любимой. Твоя красота для меня, словно лучик солнца, твоя сила делает и меня сильнее, твоя любовь приносит мне несказанную радость. К.Т.».
– Чья это шкатулка? – спросила Мадлен. Томас снял перчатки и стал расстегивать пальто.
– Теперь моя, – ответил он. – А раньше принадлежала моей маме. Перешла ко мне по наследству.
– А кто такой К.Т.?
– Мой отец, Кристиан Томас. Они с мамой умерли вскоре после моей женитьбы на Бернадетте.
Мадлен снова принялась разглядывать шкатулку.
– Так, значит, это подарок?.. – пробормотала она.
– Да, – кивнул Томас. – Свадебный.
– Замечательный подарок. Очень романтичный. – Отыскав маленький рычажок, Мадлен несколько раз крутанула его, и зазвучала музыка. – Божественная музыка, – восхитилась она.
– Бетховен. Патетическая соната, – пояснил Томас. – Мои родители обожали музыку, – добавил он с усмешкой. – Да и я играю на скрипке и на альте.
Мадлен взглянула на него с удивлением.
– Неужели?
Томас кивнул и стал снимать пальто.
– И твой сын тоже обучается музыке, не так ли?
– Только он талантлив, а я нет.
Мадлен хотела что-то сказать, но, очевидно, передумала. Поставив музыкальную шкатулку на каминную полку, она в задумчивости прошлась по комнате. Потом вдруг подошла к Томасу и, пристально посмотрев на него, сказала:
