Принятое решение и надежда подняли дух на пару часов. Двор опустел, наступило время обеда, но в камеру никто не заходил. Шло время, и по-прежнему никого. Неужели про нее забыли? Или так обращались со всеми суфражистками, в наказание?
Виктория могла судить о времени лишь по вытягивающимся теням во дворе. Чтобы не думать о голоде, она пересчитала все камни на потолке. Выпила воды, но не решилась опустошить кувшин до дна — вдруг о ней действительно забыли. Завернулась в одеяло, чтобы отогнать навязчивую, пробирающую до костей, ледяную сырость.
Когда она ела в последний раз? Вчера за завтраком. Копченая рыба, яйца, ягоды со сливками. Свежие булочки. Рот наполнился слюной. Хороший завтрак. Она всегда плотно завтракала. На глаза навернулись непрошеные слезы, и на сей раз Виктория не смогла задавить рыдания. Плакала до полного изнеможения, пока не одолели усталость и сон.
Виктория проснулась в темноте. Никто не приходил. Она воспользовалась ведром в качестве уборной, намочила уголок полотенца в оставшейся в кувшине драгоценной влаге и протерла лицо и руки. В камере пахло мочой и плесенью.
Погас свет. Виктория окончательно осознала, что ей грозит невыдуманная опасность. За целый день никто не заглянул в камеру, не принес еды. Если суфражистки устраивали голодные забастовки, значит их все-таки кормили. Следовательно, это не принятое в тюрьме наказание.
О ней просто-напросто забыли.
Виктория понимала, что кричать в комнате с каменными стенами, да еще ночью, бесполезно, поэтому ощупью добралась до кровати и залезла под одеяло. Утром она начнет борьбу за жизнь, попытается привлечь внимание охранников. Сейчас ей ничего не оставалось, как спать.
Как назло, она проспала полдня, а страх перед темнотой не давал закрыть глаза. Так что она уставилась в наползающую со всех сторон тяжелую черноту. Окно из единственного источника света днем превратилось в опасный, полный теней мир. Воображение услужливо подсовывало истории о Дракуле и Франкенштейне. Грудь потихоньку начало стискивать. Нет. Если случится приступ, она умрет. И Виктория стала отсчитывать вдохи, пока обруч не исчез, да и потом продолжила. Веки наливались тяжестью.
Должно быть, она снова заснула, потому что, когда открыла глаза, небо за окном посветлело. Солнце пряталось за облаками, но Виктория предположила, что начался день. Когда же включат верхний свет? В тюрьме должно существовать расписание, и завтрак понесут в определенное время.
Виктория выждала, сколько смогла, и принялась колотить ведром в железную дверь. Стук сопровождался криком, но вскоре от усилий закружилась голова. Виктория продолжала стучать, пока руки не занемели. В конце концов она сдалась и свернулась клубочком на кровати. В ушах все еще звенело.
* * *
Ровена в ужасе осмотрела здание, к которому их подвез шофер, и развернула бумажку с адресом.
— Вы уверены, что не ошиблись?
Кит зарычал и обратился к Пруденс — та сидела напротив него на заднем сиденье.
— И как часто она сюда приходила?
Пруденс пожала плечами и потянулась к дверной ручке.
— Пару раз в неделю. А чего вы ожидали? Это же не Национальный союз суфражисток. Вряд ли они могут себе позволить снять красивое здание. Вероятно, все деньги уходят на борьбу.
Ровена поняла намек и придержала язык. Сейчас не время выяснять отношения с Пруденс, нужно найти Викторию. Девушки выбрались из машины и начали подниматься по лестнице. Кит замыкал шествие.
Ровена ожидала, что Пруденс постучит, но та распахнула дверь и замерла на пороге. Посередине просторного, пустого помещения невысокая темноволосая женщина упаковывала вещи в коробку. Ровена протиснулась в проем. Женщина заметила гостей и испуганно вздрогнула:
— Чем могу помочь?
— Это штаб Союза суфражисток за женское равноправие? — спросила Ровена.
После короткой заминки женщина кивнула. Она то и дело бросала взгляды на Кита, явно обеспокоенная его присутствием.
— Я ищу свою сестру, Викторию Бакстон. Вы виделись с ней в последние дни?
— Викторию? — Голос женщины взлетел от удивления. — Нет, я не видела ее довольно давно, если подумать. Я решила, что ей надоело. Многие увлекающиеся натуры долго не выдерживают.
— Вы ошибаетесь насчет сестры. К тому же у меня сложилось впечатление, что она проделала немалую работу для вашей организации.
Женщина то и дело поглядывала на Кита, пока тот неторопливо обходил и осматривал комнату.
— Что вам нужно? — в конце концов не выдержала она.
— Просто любопытствую, — пожал плечами Кит.
— Не стоит.
Женщина попыталась смягчить резкость улыбкой, но Ровена ясно видела, что присутствие Кита ее смущает.
— Не знаю, что Виктория вам рассказывала, но она проработала у нас совсем недолго, — продолжила женщина. — Славная девушка, мы все хорошо к ней относились, но не слишком предана делу.
— Предана кому? Союзу суфражисток за женское равноправие или Лиге женского равноправия? — Кит поднял какой-то листок и вопросительно вскинул бровь.
— Обеим организациям, — с натянутой улыбкой выдавила женщина.
— А почему у вас два названия?
У Ровены волосы на затылке встали дыбом. Что-то не вязалось в ответах.
Женщина снова улыбнулась, на сей раз тренированной улыбкой оратора, предназначенной для успокоения публики.
— Прошу прощения, что не представилась ранее. Меня зовут Марта Лонг. Наши организации называются так, потому что у них различные цели. Названия позволяют предотвратить путаницу. Но к Виктории это не имеет никакого отношения.
— Вы переезжаете? — Ровена кивком указала на коробки.
— Нет, просто небольшая уборка. Надеюсь, вы найдете Викторию. Очень милая девушка. Дайте мне знать о ее судьбе. А сейчас меня ждут неотложные дела.
Глаза Ровены налились слезами отчаяния. Короткий разговор уничтожил всю надежду на то, что они быстро найдут сестру. Более того, теперь неминуемо придется признаться дяде и тете.
— У вас были назначены на вчерашний день какие-то протесты? — спросила Пруденс.
— Нет, по крайней мере, мне о них ничего не известно. — Марта снова улыбнулась. Ровене не нравилось ее настроение — чересчур радостное для человека, у которого пропал один из сотрудников. — С другой стороны, мне не докладывают об акциях всех суфражистских групп. А теперь прошу меня извинить.
Намек прозвучал предельно ясно. Причин для задержки не осталось. И Виктории здесь определенно не было.
Пока Ровена спускалась по лестнице, Пруденс поговорила на улице с каким-то мальчишкой и протянула ему монету.
