Рэкселл коротко, резко рассмеялся.
– Обдумайте собственные мотивы, Толби, и, возможно, вы поймете мои.
Толби рассеянно перевернул коробку и кинул оба кубика на стол. Выпала семерка. Как завороженный, он уставился на семь белых кружочков и медленно произнес, словно беседуя с собой:
– Неплохой результат… Может, это предвестник удачи? – Он поднял глаза. – Насколько я понимаю, вы стали заядлым игроком.
– Именно так! Между прочим, Толби, – непринужденно заметил заядлый игрок, – предупреждаю, что я способен мгновенно определить, утяжелены ли игральные кости, мне достаточно лишь подержать их на ладони.
Толби взглянул на своего врага с преувеличенным восхищением.
– Какие бесценные навыки вы приобрели!
Рэкселл понял, что ему будет нелегко уломать Толби. Тот должен заглотнуть крючок поглубже.
– Невольно совершенствуешься, вращаясь в кругах, состоящих из воров и нищих commedianti, – сказал он и с удовольствием отметил, что наконец-то безраздельно завладел вниманием Толби. – Мошенничество приняло такие масштабы, что честная игра находится под угрозой исчезновения. Особенно, к сожалению, в Италии. Однако я не буду останавливаться на печальной атмосфере упадка и распада, царящей в зарубежных столицах. Не сейчас, когда я нахожусь в Англии, где кодекс чести до сих пор в почете!
Так приятно вновь оказаться среди истинных джентльменов! Именно по этой причине я так озадачен вашим поведением. Вы же приняли вызов, и я удивлен, что вы отвергаете предложенные ставки. Боюсь, я не понимаю, почему вы пытаетесь – а я расцениваю это именно так! – дать задний ход. Но возможно, я несправедлив к вам и неправильно истолковал ваше желание… э-э… обсудить этот вопрос и тем самым усомнился в вашей порядочности, которая, я уверен, безупречна. Если так, примите мои глубочайшие извинения.
Толби остался равнодушен к явному намерению Рэкселла задеть его. Он никогда не придавал большого значения джентльменскому кодексу чести. Ему было совершенно ясно, какую цель преследует Рэкселл – разорить его. Однако тот произнес магическое слово commedianti, и Толби понял, что пути к отступлению отрезаны.
– Вы меня оскорбляете! – воскликнул он.
– Прошу простить! – Рэкселл насмешливо поклонился.
– Охотно прощаю. По вашему собственному признанию, этические принципы, принятые в тех кругах, в которых вы недавно вращались, весьма сомнительного свойства. Естественно, я заколебался, не желая окунаться, скажем, так, в мутные воды.
Рэкселл пропустил обидный намек мимо ушей. Он знал, как обернуть его себе на пользу.
– Какая глупость с моей стороны! Я должен был предвидеть, что мои принципы будут подвергнуты сомнению после стольких лет, проведенных за границей, среди иностранцев, в этом вы совершенно правы! Для вашего спокойствия предлагаю следующее условие: тот, кто мечет кости, не имеет права отказываться от предложенной ставки.
Толби удивленно поднял брови. У него возникло ощущение, что его все глубже заманивают в капкан.
– Но это условие работает в обе стороны, дорогой Ричард, – заметил он.
– Каждый старается принять свои меры предосторожности, – философски изрек тот. – Как я уже сказал, у меня большой опыт по части мошенничества. Приступим?
Толби был вынужден оставить эту колкость без внимания.
– Непременно. Бросим жребий, кому начинать?
Рэкселл великодушно развел руками.
– Предоставляю эту честь вам. Будем считать очки по сумме двух бросков. В серьезной игре так принято, о чем вы, конечно, осведомлены.
Толби этого не знал, но спорить не стал. Игра началась. Ему выпала пятерка и шестерка. Довольный результатом, он передал кубики противнику.
Рэкселл взял их и бросил на стол. Ему выпала четверка и пятерка.
Небольшое преимущество вдохновило Толби и вселило в него надежду на победу. Он воспрянул духом, обнаружив, что Рэкселл не более властен над маленькими кубиками из слоновой кости, чем любой другой смертный, и укорил себя в том, что в своем воображении наделил кузена особым даром, делающим его непобедимым. Под рукой Рэкселла кубики поворачивались то одной, то другой стороной, как и под рукой Толби, и в равной степени подчинялись капризам Леди Фортуны. Однако надежда, вспыхнув, померцала немного и вскоре окончательно угасла. По мере продолжения игры Толби обнаружил, как и каждый, кто когда-либо противостоял хладнокровному мистеру Дарси, что он, хоть и не управлял Слепой Удачей, в то же время не был также и ее рабом и что победитель в поединке редко определяется тем, какой стороной повернется кубик или какая выпадет карта.
Несколько дней назад Рэкселл заявил, что “хэзард” – его игра, не потому, что он владеет ею, но потому, что она содержит элемент непредсказуемости, который его и привлекает. Он знал, что секрет “хэзарда” заключается в умении делать ставки, и ему понадобилось не более пяти минут, чтобы определить способности Толби в этом отношении как весьма посредственные. В этот вечер Рэкселл чувствовал, что находится в особенно хорошей форме. По мере того как свечи оплывали, а кубики все быстрее катались по полированной деревянной столешнице, он ощущал все большую уверенность в себе. Он ничего не оставлял на волю случая, постоянно выигрывал и понимал, что нервное напряжение Толби растет.
Однако Рэкселл играл уже не против Толби. Он словно вступил в схватку с судьбой. Внешне он оставался спокойным, но от прежнего безупречного джентльмена с утонченными манерами, хорошо известного в итальянских игорных домах, не осталось и следа. С самого начала он вел игру с невероятным напором, исключавшим светские любезности, обычно характеризующие его поведение. Те, кто знал его под именем мистера Дарси, были бы поражены и, возможно, ужаснулись бы, увидев, с какой жестокостью он наносит противнику удар за ударом. Если бы тот запросил пощады, он бы ответил отказом. Нынешний Ричард Рэкселл определенно ничем не напоминал того беззаботного юношу, которого Толби отправил на континент шесть с половиной лет назад. Рэкселл однажды сказал, что для того, чтобы вернуть себе имя и положение, не остановится ни перед чем, кроме убийства. Но сейчас понимал, что наносит Толби смертельный удар, в то время как сам возрождается к жизни. Внезапно Рэкселл повернулся к сопернику.
– Предлагаю удвоить ставку, – бесстрастно сказал он.
Толби облизнул пересохшие губы – и взглянул в холодные глаза Рэкселла. По правилам он не мог отказаться от предложения.
– Вы намерены разорить меня, дорогой Ричард? – дрогнувшим голосом спросил он.
– Не сомневаюсь, что вы поняли, каковы мои намерения, с той самой минуты, когда я появился в этой комнате.
