Гарт покачал головой.
– Ты все так же упряма и своевольна, как раньше, дикая кошка. Но я дал тебе высказаться. Послушай теперь меня.
Он засмеялся и сжал прохладными ладонями мое лицо, поцеловал меня грубо, жадно. Я больно укусила его за губу. Он отшатнулся, инстинктивно прижав руку ко рту, и я, воспользовавшись моментом, пнула ногой в рану на бедре. Он задохнулся и побледнел от боли. Я отскочила в сторону, подальше от него.
– Не приближайся, – прошипела я. – Клянусь, Гарт, я убью тебя.
– Ты все еще нуждаешься в укрощении, женщина, – выдохнул он.
Гарт шел на меня медленно, чуть припадая на больную ногу. Глаза его опасно блестели. Я попятилась назад, прижавшись спиной к трюмо.
Нащупав щетку для волос, я швырнула ее во врага, но промахнулась. Тогда я метнула тяжелую шкатулку с украшениями, и вновь осечка. Затем полетели статуэтка, бокал из-под шампанского. Гарт шел на меня, раскинув руки. Мгновенно сообразив, что делать, я проскользнула у него под рукой к сундуку, где хранился драгоценный подарок – два маленьких пистолета. Рука моя привычно сжала знакомую рукоятку. Гладкое дерево ласкало ладонь. Пистолет был заряжен. Я обернулась и оказалась лицом к лицу с Гартом.
– Стреляю, – предупредила я.
Гарт бросился на меня, и в тот самый момент, когда я спустила курок, он перехватил мою руку, так что выстрел пришелся в потолок. Градом посыпалась штукатурка. Я закрыла глаза, а когда открыла их через минуту, увидела Гарта, стоявшего надо мной. Он был раздет, из-под повязки сочилась кровь.
Я отшатнулась.
– Держись от меня подальше, Гарт, предупреждаю.
Схватив обеими руками верх платья, Гарт разорвал его на две половины, сверху донизу, одним сильным, коротким движением. Хрипло дыша, он лег на меня, запустил пальцы в растрепавшиеся волосы.
– Я забыл, каким возбуждающим может быть твое общество, Элиза, – сказал он еле слышно.
– Однажды я тебя действительно прикончу.
Издав хриплый стон, Гарт приник к моим губам. Я напряглась, но губы его оказались на удивление нежны.
– Что с тобой, Элиза? – спросил он, удивленно покачав головой. – Неужели ты меня боишься? Бедная малышка. Все такой же дикий зверек, не умеющий вести себя? – И он накрыл мои губы своими.
Он целовал меня медленно, словно заново открывая, вкус моих губ, и так же медленно ласкали меня его руки. Они были такие прохладные, гладкие, умные. По телу прокатился спазм наслаждения, сделав меня мягкой и податливой. Я чувствовала, как таю под его нежными прикосновениями, и слабый стон сорвался с моих губ. Я прижалась к нему, прикоснувшись животом к чему-то горячему и влажному – кровь текла по его бедру. Губы его путешествовали по всему моему телу: груди, животу, бедрам, – и старое пламя желания вспыхнуло во мне с прежней силой. Я чувствовала острое, ни с чем не сравнимое наслаждение. Как мне его не хватало! Бог видит, как я истосковалась по нему.
– Гарт, Гарт, – шептала я, лаская его.
– Чертовка, – сказал он нежно, – какая ты сладкая, чертовка.
Он вонзил свой клинок глубоко в мое лоно, и я приняла его с жадностью. Мы слились воедино, в один расплавленный слиток плоти. Внутри меня распахнулась немыслимая бездна, и я потонула в пульсирующей бархатной черноте. Мы так хорошо знали друг друга там, в темноте. Ну зачем, зачем нам вообще выбираться на свет?
– Ты хорошо усвоила уроки, – сказал Гарт позже, потираясь щекой о мое плечо. – Должно быть, Лафит – чудесный учитель.
– Я думаю, – поддразнила его я, – мне тоже довелось его кое-чему научить. Ты же, должна тебе заметить, так ничему и не научился. Все так же по-варварски груб с дамскими нарядами.
– Я не виноват, что женщины продолжают носить одежду, – отшутился Гарт.
Переведя дыхание, я быстро сказала:
– Я не буду твоей любовницей, Гарт.
– Я не помню, чтобы просил тебя об этом, – ответил он сонно.
– Нет. Ты не просил. Ты, как я полагаю, решил переложить инициативу на меня.
– Что-то вроде того, – пробормотал он, хватая губами мочку моего уха.
– Ну так вот, я не стану твоей любовницей. Ты женат, и к своим грехам я не хочу добавлять прелюбодеяние.
Гарт хмыкнул.
– Ты в опере был с Жоржеттой?
– Да.
Он поцеловал впадину на горле и грудь.
– Прекрати! Я хочу поговорить!
– Прости меня, Элиза, – засмеялся Гарт. – Когда я с тобой, я забываю обо всем. О чем ты говорила?
– Мы обсуждали Жоржетту. Она… она довольно привлекательная, – выдавила я. – Ты давно женат?
– Долгих двенадцать лет.
– Что? – удивилась я.
– Мне почти тридцать три, – с шутливой серьезностью пояснил он, – почти старик, мое дитя. Наш брак, как принято в добропорядочных креольских семьях, был оговорен родителями, еще когда мы были детьми.
– Вот как, – протянула я.
Я вспомнила свой собственный несостоявшийся союз с бароном.
– Ты ее любишь? – несмело спросила я.
– Ох уж эти женщины! – вздохнул Гарт. Вероятно, все его женщины задавали ему тот же вопрос.
– Любовью там никогда и не пахло, – терпеливо объяснил он. – Я женился на громадном состоянии и двух сотнях акров земли. Наши плантации слились воедино. Мак-Клелланды из весьма зажиточных превратились в очень богатых. Деньги – неплохая компенсация за отсутствие любви, Элиза. Когда есть деньги, можно позволить многое.
– Я знаю, – ответила я. – Ты можешь купить себе кресло в сенате, ложу в опере, целое ожерелье любовниц.
Я отстранилась от него и набросила пеньюар.
– Но ты не сможешь купить меня, Гарт, – сказала я, подходя к окну. – Ты не предлагал мне стать твоей любовницей, но рано или поздно это предложение все равно бы прозвучало. Я самостоятельная женщина, Гарт, свободная, понимаешь?
– Конечно, – согласился Гарт. – И что ты намерена делать со своей свободой, осмелюсь спросить?
Я поиграла бархатной портьерой на окне.
– Пока не решила. У меня есть немного денег. Куплю, наверное, маленький домик в городе со скромной обстановкой, а на остальные попробую поиграть на бирже. На сахаре или хлопке, на чем-то да удастся разбогатеть. Жан мне поможет. А когда стану очень-очень богатой, я вернусь во Францию. «О, Элиза, – будут все говорить, – как вы прекрасно выглядите. Вы преуспели!» А я буду роскошно жить в Париже и принимать людей только очень известных, таких, как император и его советники и братья, и еще генералов его армии.
– Они будут думать, что ты нажила деньги проституцией, – смеясь, предупредил Гарт.
– Ну и пусть, – запальчиво парировала я. – Мне плевать, что они подумают. А любовники у меня будут сплошь молодые, – с нажимом сказала я, – я буду злой и бессердечной, буду без сострадания прогонять их, как только они мне надоедят.
