Глава 25
Томас не чувствовал холода. Жар, бушевавший в крови, защищал его от ветра, нимбом поднимавшего волосы над головой. Он шел без определенной цели — только чтобы быстрой ходьбой подавить бушующий в нем гнев и примитивное желание физически расправиться со своим школьным другом.
Он не должен был позволять Картрайту разозлить себя.
Но в том, что касается Амелии, он и в самом деле вел себя как собака на сене. И его приводило в бешенство то, что Картрайт бросил ему в лицо эту неприятную правду.
Обогнув живую изгородь, окружающую дом, он почувствовал, как пробирающий до костей ветер наконец-то притушил его гнев. То, что в такую погоду он оказался на улице без верхней одежды, было новым доказательством его безрассудного поведения. Если в нем оставалось еще хоть на йоту здравого смысла, ему бы следовало вернуться. Но ему казалось: лучше замерзнуть, чем вернуться и предстать перед Мисси; Радерфордом, Картрайтом и… о Господи… Амелией. Он вел себя как слабоумный. Не хватало еще поставить на ней клеймо: «Прочь от моей собственности».
За его спиной послышались шаги. Томас оглянулся. Радерфорд. Вот черт!
Сейчас ему не нужно ничье общество, даже самое доброжелательное общество друга. Он хотел остаться один. Однако холод уже пробрался за ворот рубашки, и он решил не отказываться от теплой одежды, принесенной другом.
Не произнося ни слова, Радерфорд подошел к нему и протянул теплый плащ. Томас остановился, надел его, и продолжил свой бесцельный путь.
Радерфорд шел рядом с ним, стараясь двигаться в ногу.
— Может, ты скажешь мне, в чем дело? — спросил он тихо.
С полминуты они шли молча. Дыхание льдистой дымкой вырывалось у них изо рта.
— Ни в чем, — ответил наконец Томас.
— Это имеет отношение к леди Амелии? — спросил Радерфорд.
Томас, не глядя на друга, продолжал идти вперед ровным шагом, оставляя следы на девственной белизне только что выпавшего снега.
— Это касается меня и Картрайта. Оставим это, — сказал он решительно.
Засунув руки в карманы плаща, Радерфорд проговорил:
— Конечно, я могу понять, почему ты поначалу отказал Гарри. Леди Амелия производит впечатление девушки с норовом, способной создать сложности. Готов поспорить, она оказалась еще более вздорной и избалованной, чем ты предполагал.
У Томаса сразу возникло желание возразить против этой непрошеной критики.
— Я бы не назвал ее вздорной и избалованной.
— Но ведь ты именно это и говорил о ней. Говорил в прошлый раз, когда был здесь. Помнится, ты даже называл ее грубой и наглой.
И граф бросил на своего друга самый невинный взгляд.
Да, это так. Но Радерфорд все равно не имеет права злословить о ней. Черт возьми! Ведь он даже не знает ее!
— Она вовсе не плохая, — проворчал Томас, злясь на себя зато, что пытается защитить ее.
На губах Радерфорда появилась легкая улыбка.
— Ну конечно, она красива, — признал он.
— Моя мать и сестры очень к ней привязались. И она так же умна, как и красива, — заметил Томас.
Граф подавил готовый вырваться смешок и громко закашлялся, маскируя его.
— Неужели? В таком случае она просто богиня.
Из горла Радерфорда все-таки вырвался подавленный смешок.
— Иисусе, если мне придется ссориться еще и с тобой, лучше я уеду обратно в Девон!
С этими словами Томас круто повернулся и направился к дому.
— Ты влюблен в эту женщину. Почему ты не хочешь этого признать?
Именно слова Радерфорда заставили его остановиться, а не рука, которую тот положил ему на плечо. Томас медленно повернулся к нему. У него возникло ощущение, что его огрели по голове каким-то тяжелым предметом. Он оторопел от столь прямолинейного вопроса. Любовь?
— Я бегал от Мисси четыре года. И где я теперь? Связан с ней на всю жизнь и даже не предполагал, что могу быть таким счастливым. Красивые, упрямые, своевольные и раздражающие женщины… Они неотразимы.
И как случалось всегда, стоило Радерфорду упомянуть свою жену, взгляд его потеплел, а выражение лица смягчилось. Можно было легко понять, к чему клонит друг.
— Пожалуйста, не сравнивай твои отношения с моей сестрой и мои с Амелией. Я бы даже не сказал, что у меня есть какие-то отношения с этой леди, если не считать постоянных словесных стычек.
Незапланированная прогулка привела их к тыльной части дома недалеко от конца живой изгороди, откуда начиналась гряда покатых холмов, покрытых ослепительно сверкающим снегом.
— Что бы ни происходило между вами двумя, это должно быть достаточно сильным, чтобы довести тебя до подобного состояния.
— Все это проделки Картрайта, — проворчал Томас, засовывая руки в карманы плаща.
Радерфорд сдержанно хмыкнул:
— Ну, он просто веселится на свой лад.
Томас бросил на родственника укоризненный взгляд.
— А ты не заметил, что он развлекается за мой счет? Какого черта ты пригласил его на Рождество?
— Ты отлично знаешь, что я не вмешиваюсь в эти дела. А твоя сестра просто обожает его.
Да, в нежном сердце Мисси Картрайт занимал особое место: она знала его с тех самых пор, как едва начала ползать.
— Так теперь ты готов признать, что влюблен в леди Амелию?
Томас бросил на друга свирепый взгляд, и губы его уже сложились, собираясь яростно отрицать это. Но сочувственное выражение на лице друга остановило его, и слова застряли в горле.
Почувствовав состояние Томаса, Радерфорд крепко сжал его плечо:
— Если тебя это утешит, могу сказать, что самое трудное — признаться в этом самому себе. А потом надо только назначить дату свадьбы и отправляться в церковь.
Брак с Амелией? Томас ощутил тупую боль в груди. Он с трудом сглотнул.
— Я был бы полным идиотом, если бы только подумал о том, что она может стать моей женой.
Губы Радерфорда искривились в усмешке.
— Может быть, и не полным.
Ноги Томаса онемели от холода, как, впрочем, и его мозги, лишь только он подумал о возможной женитьбе на Амелии: он был готов на все — однако не на это. Но что остается делать честному человеку, когда несколько недель назад он отнял невинность леди? А он считал себя в высшей степени честным. Она ведь уже принадлежала ему. Оставалось только узаконить эти отношения с помощью брака. И вдруг он почувствовал, что тяжесть свалилась с его плеч. Возможно, это и не любовь, но он готов был признать, что испытывает к ней достаточно сильное чувство, чтобы выдержать брак.
— Надо еще посмотреть, согласится ли леди принять меня.
С этими словами Томас повернулся и направился к дому. Он расслышал, как Радерфорд за его спиной пробормотал:
