хозяйские дорожки пересекаются, матушка тут же находит для дочери дела подальше от своих глаз. И это каждый раз больно.
Это Хыля поняла и, часто, сама стала опережать желания матери. Так легче.
Калина осталась в хате наедине со свекровью. Подышала тяжело, глядя на Кисеиху, но на этот раз промолчала. Что толку-то? Отвернулась к печке.
Кисеиха разошлась. Схватила мокрую тряпку, стала стены от копоти чистить, бурча что-то про нерях и дармоедок.
Калина вздохнула, хоть следом за Хылей беги в сарай. Ох, и склочная же баба, её свекровь.
Вдруг Кисеиха охнула, словно от боли. Ещё не зная, что случилось, Калина мысленно позлорадствовала, мол, так тебе и надо.
— Калина, а что здесь за иголка воткнута?
— Где?
— Да вот. — Кисеиха показала довольно длинную иглу. — Между брёвен была.
— Не знаю.
— А кто будет знать? Кто её сюда засунул?
Кисеиха задумчиво вертела в руке иглу.
— Ай, подбросил кто? Да у нас, вроде, такие.
Переключила внимание на уколотый палец.
— Глубоко воткнулась, зараза, — покачала головой, пососала палец.
Стены мыть перехотелось. Бросила тряпку.
— Как Хыля вернётся, скажешь, чтобы вычистила всё тут.
Сама вышла на улицу — посидеть на лавке, посмотреть, что народ делает. Может, кто мимо пройдёт, поделится новостями.
К вечеру палец опух, покраснел, стал болеть сильнее. Кисеиха не спала, держала его в холодной воде — так более-менее терпимо.
Но утром на него было страшно смотреть. Отыскала иголку, вновь задумчиво рассматривала её.
Спросила у мужу:
— Не знаешь, что здесь за иголка торчала?
Тот пожал плечами.
Потом спрашивала у всех домочадцев, и все ответили приблизительно одинаково. У Хыли не спросила. Почему-то язык не повернулся.
На следующий день поняла, что дело серьёзное. Пошла к Лещихе, что она посоветует.
— Как бы не антонов огонь у тебя разгорался, милая, — страшные слова ударили наотмашь.
Лещиха стала готовить какие-то снадобья, но Кисеиха не стала даже и слушать, побежала в лес. Не для Лещихиного ума такие серьёзные вещи.
Дорога в колдыбань Кисеихой не раз была топтана, а вот далее, к старой лачуге и ещё более старой её хозяйке, не ходила уже несколько лет. Поплутала немного, но дошла.
— Пришлёпала! Тебя тут только и не хватало! — Кисеиха едва открыла дребезжащую дверь, как услышала слова приветствия. Но от них охоты встречаться с Власой не прибавилось. Да делать нечего, и Кисеиха, дрожа и согнувшись в три погибели, вошла и закрыла за собой дверь.
НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ НАЗАД
Баушка злилась. Но вид подавать было никак нельзя. Поэтому она держала всё в себе. Одному лишь Айке рассказала. И то шёпотом, и когда они были далеко от дома.
Злилась же она на домового.
Сколько она живёт в этой хате, столько она его и знает. Лично не видела, тут уж не довелось, но беседы односторонние с ним вела и каждый день, втайне от Ивара, собственноручно прикармливала. Но теперь его, похоже, не прокормить. Никогда такого не было.
— Кажный день по кринке молока утягивает, — жаловалась она Айке, когда шли с ним к Русе.
Айка посмотрел на баушкино расстроенное лицо и сам расстроился.
— Не, мне не жалко, — выдавила из себя старушка, и Айка догадался, что жалко.
— Я же не для себя стараюсь! — посмотрела на проблему баушка с другой стороны. — Пока все на покосе, испокон веков уже заведено готовить масло. Молока-то много остаётся, так самое время. А нам что готовить?
Айка вздохнул, понял, что, действительно, баушка оказалось в трудном положении.
— Давеча специально пометила — берёт от краю. Там самое свежее. Тогда я свежее в серёдку поставила, а от краюшку вечорашнее, так забрал всё равно свежее — разобрался. Хотя, что там разбираться. Не дурак, поди.
Дальше шли молча. Баушка обдумывала возникшую проблему и способы её решения, Айка, честно говоря, отвлёкся на бабочек и забыл на время о баушкиных печалях.
Коров в последнее время на обед не пригоняли в село, а гнали к Русе. Там, в пологом месте они спускались к воде и пили, а хозяйки сами приходили с ведром доить. Место было недалеко от села. Трава здесь стояла всё ещё сочная, жаль было не воспользоваться — не подкормить скотину впрок.
Впереди показалась Крыпочка. Та шла уже от стада, согнувшись в сторону от тяжёсти ведра в одной руке. Но увидев баушку, постаралась выпрямиться. От зорких, когда надо, баушкиных глаз не укрылся этот манёвр, и его причину старушка мгновенно отгадала.
— У-у-у, подлая Крыпочка! — с тех пор, как пропали ягоды, баушка Крыпочку непременно называла не просто по имени, а с добавком. Баушка чуяла, где угнездились ягоды, а доказать не могла. — Глянь-ка, цельное здоровое ведро надоила. У нас таких-то и вёдер нет. Это сколько же в ём молока-то?
— Здорово, соседушка, — ласково пропела Крыпочка.
— И тебе здоровьица, — не менее ласково отозвалась баушка.
Разминулись.
— Змеища… Небось трескает наши ягоды… — тут баушка внезапно замолчала, остановилась и стала задумчиво смотреть вслед соседке. Какая-то мысль витала неподалёку, осталось дождаться, когда она залетит в голову.
— Можно кое-что попробовать, — наконец, медленно и задумчиво произнесла она в пространство. Потом обернулась к Айке и сказала ему, чуть прищурив глаза, — конечно, так, наверное, никто ещё не делал. Не знаю, что и получится…
Вечером баушка притащила в подклеть увесистую корзину с горохом, уселась его перебирать. Айка уселся рядом на маленькую скамейку с другой стороны корзины, тоже перебирать.
— Знаешь, Айка, — громко и выразительно начала баушка.
Настолько выразительно, что Айка обернулся — с кем это она? С ним баушка так не разговаривала. Но вокруг никого не было. Тогда он вгляделся в морщинистые лицо и понял, что баушка разговаривает с печкой. Именно туда поглядывала старушка, хотя обращалась почему-то к его имени.
Но Айка не стал возражать.
— … Из всех хозяек нашего Берёзового Кута, я бы на первое место поставила Крыпочку. Во повезло всем, кто с ней живёт. Бабка она ещё не старая, а до чего шустрая. Никакой молодки за ней не угнаться. И всё в хату, и всё на стол. До того работящая, любит, чтобы везде порядок был… И двор подметён, и в хате углы вымыты… И корова под стать хозяйке. Говорят, такого вкусного молока нет ни в одном хозяйстве…
Вечер длился долго. А вот, что раньше закончилось: баушкино восхваление хозяйских качеств своей заклятой подруги или горох, Айка не узнал, потому что вскоре стал клевать носом, а потом и вовсе заснул, удобно расположившись на скамеечке и зажав в кулачке маленький жёлто-зелёный шарик.
