class="p1">Кровь Серому остановили. Ночью он пришёл в себя. И в свете костра лицо его уж не казалось таким страшно-белым.
К этому времени измученная переживаниями Ачима давно уже спала на лесной подстилке, пригретая жаром пламени.
— Иди и ты поспи, — Еремей всё время, пока Василиса ухаживала за раненым сидел рядом и наблюдал, что девушку не смущало, а успокаивало. — Иди, а я сам посмотрю за Серым.
— Не надо за ним смотреть. Его жизнь вне опасности. Лучше тоже поспи. Завтра будет снова тяжёлый день.
— Завтра будет снова чудесный день. Потому что мы теперь вместе…
Перед тем, как пуститься в обратный путь решали сообща, что делать с Вулкашем.
Конечно, глядя на его лицо всем становилось не по себе. Ещё вчера красавец, сегодня рваная незажившая рана пугала.
Особенно переживала Ачима. Василиса шепнула девочке, что со временем, когда следы от зубов затянутся, всё будет не так страшно. Но Ачима плакала. Ей было невыносимо думать, что на щёке брата среди волчьих, остался след и от её зубов.
Вулкаш сидел поодаль, прислонившись спиной к какому-то дереву и в размышлениях о своей дальнейшей судьбе не принимал никакого участия. Верёвки ему развязали. Присутствие волка связывало покрепче верёвок.
Рассматривали два варианта: вернуть Вулкаша в племя, и пусть там решают, что дальше. Или отпустить на все четыре стороны.
— Давайте скажем по очереди, кто как считает, — предложил Еремей.
— Пусть уходит, — Василиса своё мнение значимым в этом вопросе не считала, поэтому и ответила первой. И ещё, она никому не признавалась, но ей было ужасно жаль этого запутавшегося парня, который до недавнего времени был так похож на её жениха. Теперь нет… Не похож.
— Пусть уходит, — эхом повторил Серый. Он был в сознании, но лежал пластом. Не было сил поднять голову. — Пусть создаёт свою стаю. В нашей ему делать нечего.
— Ну, мне всё равно, — сказал и Еремей своё слово.
Все посмотрели на Ачиму. Она опустила голову, изо всех сил сдерживая рыдания. Но не выдержала, всхлипнула, вскочила и бросилась к Вулкашу. Тот тоже рванул ей навстречу, подхватил на руки и прижался израненным лицом к её худенькой шее. Так они стояли замерев, долго. Прощались.
Наконец, Вулкаш опустил сестру на землю.
— Иди, — сказала тихо Ачима.
Вулкаш в последний раз посмотрел в её лицо, повернулся и пошёл.
Все молча смотрели вслед, пока он не скрылся за деревьями…
Назад пробирались медленно. Дорогу Василиса почти не помнила, Ачима тоже, но Еремей шёл уверенно, хотя и не быстро. Тяжёлая ноша замедляла шаг.
Серый вначале ни в какую не хотел допустить, чтобы Еремей нёс его на спине. Но ходок из него никак не получался, слишком много сил ушло вместе с кровью, ноги не держали.
Волка не было видно. Лишь по подсказкам лесных дозорных можно было догадаться, что он следует за ними.
А Василиса и Ачима на обратном пути снова были замыкающими. И опять больше молчали. Василиса размышляла о том, как быстро исчезла радость от неожиданной встречи с Еремеем. Была жалко Вулкаша. Было жалко Ачиму. Почему чужие несчастья омрачали её душу? Она совсем не умеет быть счастливой, потому что всегда рядом есть тот, кому плохо. И так со всеми по очереди она и печалится.
Ачима, теперь не связанная верёвками с Василисой, но, то ли привычка образовалась, то ли по какой-то другой причине, шла совсем рядом с девушкой, временами прижимаясь к ней, отчего скорость отнюдь не увеличивалась.
— Он мне сказал, — тихо промолвила она, — что вёл нас с собой, чтобы создать новую стаю. С нами. Хотел уйти далеко и начать всё сначала.
— Он и начнёт всё с начала, но без вас, — вдруг обернулся Еремей. Он всё услышал и говорил спокойно. — Потому что у вас своя жизнь. Она ваша. И только вам решать, какой она будет. С кем вы станете создавать свою стаю или свою семью.
Ачима молчала, обдумывая слова Еремея. Потом догнала его:
— Но ведь одному плохо?
— Иногда полезно побыть одному.
— Я не хочу, чтобы он страдал.
— Но он будет страдать. И это правильно… Слышите? Ручей! Давайте сделаем недолгий отдых.
Серому было нехорошо. Даже путь на спине забирал у него остатки сил. Еремей положил его на траву, где он и затих с закрытыми глазами. Казалось, он заснул. Что и не удивительно. Мирные лесные звуки, журчание ручья, птичьи песни, шум ветра в листве убаюкивали.
Еремей и Ачима сели рядом на ствол поваленного дерева. Василиса немного отошла. Прислонившись спиной к стволу старой берёзы, она прислушивалась к голосам. Еремей и Ачима говорили так тихо, что приходилось напрягаться. Василиса закрыла глаза и сосредоточилась на словах. Ей почему-то казалось важным уловить их суть.
— Почему правильно, если он будет страдать? — продолжила прерванный разговор девочка.
— Он много бед натворил, ты же знаешь.
— А что потом?
— А потом он поймёт, что не должен решать за других. Поймёт, что другие люди или волки имеют право не соглашаться с ним.
— Но я укусила его, — Ачима еле слышно произнесла эти слова, так, что Василиса скорее догадалась, чем расслышала.
— Ты как могла, так и защищала и себя, и Василису. У тебя не было на тот момент другого оружия, кроме своих собственных зубов. И, кстати, прими мою благодарность за то, что ты спасла мою невесту.
«И она меня спасла уже не в первый раз!» — подумала Василиса, но не сказала вслух.
— А ты тоже страдал?
— Да. Только недолго. Я быстро понял, что натворил, и кинулся исправлять свои ошибки.
— И исправил?
— Ещё нет. Это ошибки совершаются быстро, а исправлять их трудно.
— А ты тоже мой брат?
— Да.
Василиса слушала. И, как всегда бывало, после слов Еремея на душе наступал мир. И она внезапно поняла, что с ним все невзгоды можно преодолеть. Потому что он, похоже, знает как.
— Наши идут, — тихо произнёс Серый.
Бредит, подумали остальные и ошиблись.
Через некоторое время из-за деревьев и кустов показались одновременно около десятка фигур в волчьих шкурах.
— Отец, — закричала Ачима и сорвалась с места.
Шедший чуть впереди мужчина раскрыл свои объятия. На этот раз он был без маски.
Еремей подошёл к Василисе, сел рядом.
— Вот теперь пора нам возвращаться домой.
— Пора, — согласилась девушка.
Но домой отправились только на следующий день.
С Серый попрощались в его землянке. Он уже кое-как сидел, но не больше.
— Теперь и среди людей у меня есть друг, который не уступит храбрости и верности волкам.
— Теперь и среди волков у
