– Ну что, он меняется? – спросил у Луки епископ. – Я что-то ничего не замечаю. Я не вижу, чтобы он вообще что-то делал.
– Он просто замер на месте и озирается, – сказал Лука. – И никакой отрастающей шерсти на нем нет, хотя луна светит прямо на него.
Кто-то в толпе жутко завыл по-волчьи, и оборотень резко повернулся в ту сторону, словно надеясь, что это настоящий волк, но сразу отпрянул, поняв, что над ним грубо подшутили.
– А теперь он меняется? – снова потребовал ответа епископ.
– Нет, я ничего такого не вижу, – сказал Лука. – По-моему, он все такой же, как был. – Он посмотрел на небо и увидел, что облачко не больше крупного кулака наползает на луну и арена внизу уже отчасти скрыта во тьме. – Пожалуй, лучше снова зажечь факелы, – с беспокойством предложил Лука, – свет меркнет.
– Так этот оборотень все-таки начал превращаться в волка или нет? – капризным тоном спросил епископ. – Нам ведь еще нужно будет объявить людям свое решение. Может, ты прямо сейчас прикажешь этой мавританке в него выстрелить?
– Не могу, – честно признался Лука. – По справедливости не могу. Он же не превращается в волка. На небе полная луна, он весь залит ее светом, но ни в кого до сих пор не превратился.
– Не стреляй! – услышал он настойчивый шепот Изольды.
Быстро темнело – облако уже почти совсем закрыло луну. Толпа застонала – глухим, исполненным страха стоном.
– Пристрели его! Быстрей пристрели его! – выкрикнул кто-то.
В медвежьей яме стало совсем темно.
– Факелы! – крикнул Лука. – Принесите зажженные факелы!
Вдруг раздался жуткий пронзительный вопль и глухой удар упавшего в яму тела; кричала явно женщина, и почти сразу послышалось отчаянное царапанье – это она скребла ногтями бревна частокола, пытаясь встать на ноги.
– Что там еще такое? – Лука пробился сквозь толпу и, напрягая глаза, стал вглядываться во тьму, царившую на арене. – Да зажгите же, наконец, факелы! Именем Господа! Что тут у вас происходит?
– Спасите меня! – услышал он голос Сары Фейрли. Женщина была в дикой панике. – Всемилостивый Боже, спаси меня и помилуй! – Она, оказывается, упала в медвежью яму и сейчас прижималась спиной к деревянной стене, напрягая зрение и тщетно вглядываясь во тьму, чтобы увидеть приближение страшного оборотня. Тот, поднявшись на задние лапы, тоже всматривался в нее, глаза его теперь светились каким-то янтарным светом. Он-то хорошо видел в темноте, а вот остальные, можно сказать, временно ослепли. Бедная женщина выставила перед собой руки, словно надеясь оттолкнуть от себя острые клыки и когти волка-оборотня.
– Ишрак! Стреляй! – крикнул Лука.
В темноте он толком не видел ни самой Ишрак, закутанной плащом, ни блеска ее глаз, зато хорошо различал серебряный наконечник стрелы, нацеленный точно в цель – в оборотня, который, то и дело принюхиваясь, нерешительно, шаг за шагом приближался к кричавшей женщине. А потом вдруг Лука услыхал голос Ишрак, только она кричала не ему, а угодившей в медвежью яму Саре Фейрли, которая, застыв от ужаса, жалась к стене.
– Позови его по имени! – кричала Ишрак. – По имени позови!
Белое неясное пятно – лицо Сары – повернулось в сторону Ишрак, темной тенью высившейся над нею.
– Что? – Похоже, от страха она почти оглохла и не понимала, чего хочет от нее эта мавританка. – Что я должна сделать?
– Разве ты не знаешь, как его зовут? – сменив тон, ласково спросила Ишрак, но серебряный наконечник стрелы по-прежнему был нацелен на оборотня, медленно подползавшего все ближе и ближе к женщине.
– Откуда же мне знать, как зовут этого оборотня? – прошептала в ответ потрясенная Сара. – Вытащи меня отсюда! Ох, ради бога, вытащи меня! Спаси!
– Да ты только посмотри на него! Раскрой глаза и посмотри на него, как смотрит любящая мать! Кого ты столько лет оплакивала? Вспомни, как его имя!
Сара непонимающе уставилась на Ишрак, словно та говорила с ней по-арабски. Потом все же повернулась и внимательно посмотрела на оборотня, а тот еще немного придвинулся к ней. Голова его была низко опущена, и он осторожно переносил вес тела с одной лапы на другую, словно готовясь к прыжку. Он, несомненно, наступал. Почуяв волну страха, исходившего от женщины, он зарычал, показывая желтые зубы, и немного поднял голову, потом сделал еще три очень медленных, каких-то скованных шажка, снова наклонил голову, и стало ясно, что сейчас он ринется вперед и вцепится Саре в горло.
– Ишрак! Стреляй! Скорей застрели этого оборотня! – орал Лука. – Я тебе приказываю!
Но Ишрак, будто не слыша его, продолжала отчаянно призывать Сару:
– Позови его по имени! Назови то имя, которое тебе дороже всего на свете!
Муж несчастной женщины, Ральф Фейрли, бросился в конюшню, требуя дать ему лестницу, чтобы он мог спуститься в яму. Он совершенно позабыл о своем малолетнем сыне, который, застыв от ужаса на самом краю медвежьей ямы, смотрел, как оборотень неуклонно приближается к его матери.
Зрители замерли, в молчании глядя, как оборотень, освещенный теперь неровным светом двух факелов, медленно подходит к своей жертве. Двигался он в точности как настоящий волк: голова опущена вровень со сгорбленными плечами, глаза устремлены на будущую добычу, шаги неторопливы, но решительны.
Фрейзе, сунув зажженный факел прямо в руку Луке, приготовился уже прыгать в медвежью яму со вторым факелом, когда Сара вдруг заговорила.
– Стефано? – еле слышно прошептала она. – Стефано? Это ты?
Оборотень остановился и, словно прислушиваясь, склонил голову набок.
– Стефано? – снова окликнула она его. – Стефано, сынок, это ты? Стефано, сынок?..
Фрейзе застыл на краю арены, глядя, как оборотень медленно поднимается на задние лапы, словно вспоминая, как это – ходить на двух ногах, словно вспоминая ту, которая бережно его поддерживала за ручки, когда он только еще начинал делать свои первые в жизни шаги. А Сара, оттолкнувшись от спасительного частокола, вдруг двинулась к оборотню навстречу, простирая руки, хотя было заметно, что колени у нее подгибаются от страха и волнения.
– Это ведь ты? – с изумлением, но и почти с уверенностью спросила она. – Ну да, это ты… мой Стефано! Мой Стефано! Иди же ко мне, мой мальчик.
Оборотень сделал еще шажок в ее сторону, потом еще один и рывком, который заставил зрителей затаить дыхание от страха, но вызвал у его матери слезы радости, ринулся к ней, и она заключила его в объятия.
– Мой мальчик! Мой мальчик! – Она плакала от радости, обнимая его худенькое, покрытое шрамами тело и прижимая к груди его косматую голову. – Сынок мой!
А оборотень посмотрел на нее сияющими глазами из-под густой гривы волос и сказал голосом маленького мальчика:
