— О, слава Богу! Наконец-то! — Он расплылся в радостной улыбке.
Шарлотта в растерянности заморгала. Фэллон, всегда такой невозмутимый, был сам на себя не похож.
— Прошу прощения, Фэллон, — пробормотала она, — а что, собственно… — Она умолкла, еще больше растерявшись; было очевидно, что дворецкий очень рад ее видеть. Но что же это означало?
— Ох, простите, ваша светлость. — Фэллон снова улыбнулся. — Просто я рад видеть вас. Как хорошо, что вы пришли.
Дворецкий шагнул к ней, и Шарлотте показалось, что он собирался обнять ее. Но Фэллон тут же отступил в сторону.
— Заходите же, миледи. Пойдемте со мной.
Шарлотта молча последовала за дворецким. Ей хотелось с ним заговорить, но она не знала, что сказать, не могла подобрать нужные слова. Да и как ей сейчас говорить с этим человеком? Ведь прежде он держался совсем по-другому. Всегда был сдержан и невозмутим. Иногда хмурился, когда видел ее, Шарлотту, — но никогда ей не улыбался, не радовался ее появлению. А теперь… Увидеть этого Фэллона, совсем другого, все равно, что увидеть всадников Апокалипсиса, спускающихся с небес. А может, он заболел? Может, у него лихорадка? Или это просто от старости?
Шарлотта откашлялась и пробормотала:
— Фэллон… э-э… Да-да, спасибо, — кивнула она, когда он помог ей снять теплый плащ и шляпу.
И тут он вдруг наклонился к её уху и прошептал:
— Боюсь, его светлость сошел с ума. Я думал написать вам и попросить вас прийти, но… — Он со вздохом покачал головой. — С тех пор как вы уехали, все у нас изменилось. И его светлость… он очень странный. Ужасно изменился, поверьте…
Фэллон продолжал свой рассказ, но Шарлотта не слышала его, в ушах у нее звучали лишь два слова — «ужасно изменился».
Шарлотта вспомнила, как выглядел Филипп на балу Хайселлов и на музыкальном вечере, где она видела его в последний раз. Что ж, в общем-то он был таким же, как всегда, во всяком случае, не походил на безумца…
А может, его «безумие» — тоже какая-то маска? Только зачем ему надевать ее перед Фэллоном?
— И сжег их все, — говорил дворецкий. — Да-да, все сжег! Хотел даже развести большой костер, чтобы…
— Подожди, Фэллон. — Шарлотта подняла руку. — Что он сжег?
— Портреты своего дедушки — все до единого. И разбил вдребезги его бюст перед библиотекой.
Шарлотта в задумчивости пробормотала:
— Филипп еще до моего отъезда убрал портрет из моей спальни в Рутвене, но я думала, что он сделал это лишь ради меня. Значит, он все убрал? И сжег?
Дворецкий со вздохом кивнул:
— Да, миледи. Все сжег. Сжег после того, как вы уехали. — Немного помолчав, Фэллон как-то странно посмотрел на Шарлотту и тихо сказал: — Когда вы уехали, ему стало совсем нехорошо.
Шарлотта почувствовала, как сердце ее радостно подпрыгнуло в груди. Может, это жестоко с ее стороны, но она действительно обрадовалась, узнав, что Филиппу было плохо без нее. Она уже собралась расспросить об этом поподробнее, но дворецкий, снова вздохнув, проговорил:
— Именно в тот день, когда его светлость разбил бюст, он решил снять и сжечь все портреты — все сорок три портрета…
— Сорок три? — недоверчиво переспросила Шарлотта.
Фэллон кивнул:
— Да, миледи. Он сам лично их снял, а на следующий день сжег.
— Как странно… — прошептала Шарлотта. Все это и впрямь совершенно не походило на Филиппа. Хотя он как-то раз признался, что в детстве боялся своего деда, она думала, что он все-таки любил старого герцога. И почему он сжег портреты? Ведь мог бы просто убрать их сглаз долой, если они ему чем-то не нравились…
— Но это еще не самое странное, — продолжал Фэллон. Дворецкий осмотрелся, как будто хотел удостовериться, что герцога нет рядом. Затем, понизив голос, добавил: — Он начал говорить мне «спасибо». Даже когда я объявляю о приходе гостя, он благодарит меня. И еще… Миледи, на днях он поблагодарил меня за то, что я открыл ему дверь. Говорит «спасибо, Фэллон», — да-да, так и сказал!
При этих словах дворецкого Шарлотта мысленно улыбнулась. Значит, Филипп стал говорить «спасибо» слугам? Похоже, он всерьез решил измениться… Например, подал прошение о разводе. Неужели только ради нее?
Фэллон же, сокрушенно покачав головой, вновь заговорил:
— А ведь раньше его светлость никогда не говорил мне «спасибо» за выполнение своих обязанностей. И старый герцог так, конечно же, никогда не говорил. Ох, миледи, я даже не знаю, что теперь делать…
И тут Шарлотта вдруг почувствовала: в груди ее вспыхнула надежда. Но она тотчас же сказала себе: «Нет-нет, глупо надеяться». Возможно, она и простила его, но доверить ему свое сердце снова — о, это слишком большой риск.
Пожав плечами, Шарлотта пробормотала:
— Фэллон, я не уверена, что смогу чем-то помочь. — «К тому же все не так уж плохо, — добавила она мысленно. — Похоже, Филипп и впрямь изменился к лучшему».
В этот момент дверь в коридор отворилась, и перед ними появился мистер Лессер — очевидно, он только что беседовал с герцогом. Поздоровавшись с учителем, Шарлотта спросила:
— Его светлость сказал вам, как долго еще будут продолжаться наши уроки? И главное — почему он попросил вас заниматься со мной?
Мистер Лессер посмотрел куда-то в сторону коридора, затем снова повернулся к Шарлотте.
— Ах, миледи, к сожалению, я забыл об этом спросить.
— В таком случае я сама спрошу, — решительно заявила Шарлотта. — Всего доброго, мистер Лессер. И не переживайте, я упражняюсь, — добавила она с улыбкой.
Учитель улыбнулся в ответ:
— Вот и хорошо, ваша светлость.
Направляясь в кабинет Филиппа, Шарлотта старалась успокоиться, однако у нее ничего не получалось, и каждый шаг давался ей с огромным трудом.
Приблизившись к кабинету, она остановилась. Дверь была приоткрыта, но Шарлотта все равно постучалась — чтобы выиграть время.
— Войдите! — раздался голос Филиппа.
Он стоял у окна, заложив за спину руки. Она молча переступила порог, и он тут же проговорил:
— Добрый день, Шарлотта.
— Добрый день, — пробормотала она.
Тут он наконец-то к ней повернулся и окинул ее внимательным взглядом. Однако ни слова не сказал — конечно же, ждал, когда она сообщит, чем вызван ее неожиданный визит.
Сделав глубокий вдох, Шарлотта спросила:
— А как ты понял, что это я?
Он едва заметно улыбнулся:
— Просто знал.
Она молча кивнула. Его ответ означал, что он чувствовал ее присутствие. Но ведь то же самое всегда происходило и с ней — если Филипп находился где-то рядом, она всегда это чувствовала; казалось, что даже воздух вокруг нее становился от его присутствия каким-то другим. И, конечно же, она всегда ощущала исходившее от него тепло.
