заскрипела и приоткрылась. Ровно настолько, чтобы в нее мог проехать один конник. Храмовник хотел проехать первым, но пан Якуб уверенно перехватил поводья коня, а пан Дембовский, наоборот, двинул своего Рудего вперед. Стражник только хмыкнул, глядя на это, но ничего не сказал.
Когда весь отряд оказался за городскими стенами, храмовник огляделся и уверенно указал туда, где в ночной тьме темнели стены Высокого замка.
– А от тех ворот у пана Вацлава тоже ключик имеется? – Не удержался от подколки Борута.
– Поищем, вдруг найдется. – Похоже, храмовник, несмотря на заметную усталость, находился в отменном настроении. Борута тоже был доволен. Признаться честно, он не ожидал, что им удастся оторваться от погони настолько далеко, что в дороге обойдется без драки.
Перед воротами Высокого замка стоять пришлось не в пример дольше. Когда же с ворот их соизволили окликнуть, пан Якуб не выдержал и зычно рявкнул.
– Ясю! Так тебя растак! Ты там спишь на службе, что ли?!
– Куба? – Недоверчиво отозвались со стены. – Куба Ястржембский? Ты тут какими судьбами? Говорили же, что ты удачно женился и совсем осел на своем задупье.
– Открывай давай, умник! Или ты думаешь, я тебе на весь город орать буду, какими я тут судьбами?
– Так это, прости, приятель, не велено никого пускать на ночь глядя. Завтра приходите, я как раз сменюсь, сам вас повсюду проведу.
Пан Якуб вопросительно посмотрел на храмовника, но тот только молча достал из-за пазухи шнурок со знаком Творца и еще какими-то святынькамии. Развязал зубами узел и снял со шнурка нечто, оказавшееся вблизи очередным перстеньком.
– Открывай, Яську! – Понятливо заорал в сторону стены пан Якуб. – У честного отца есть, что показать твоему командиру.
Этот перстенек сработал еще быстрее и лучше. У храмовника больше не спрашивали, что с ним за люди и по какому делу. Их просто провели в покои и разместили на ночь. Храмовника – в отдельном покое. Остальные заняли прихожую и покой для оруженосца. Поделив стражу, улеглись спать.
Борута не совсем понимал, зачем так надо было ломиться в эту каменицу, если прямо сейчас – спать. Опять же, что за спанье такое, не то что не попарившись, а даже не помывшись с дороги? Из-за этого он чувствовал себя так, будто они все еще в походе. Зубрович, которому лес был вторым домом, тоже чувствовал себя не на своем месте. Остальные ребята были помоложе и сейчас увлеченно разглядывали росписи на стенах.
На следующее утро их накормили, показали, где можно помыться, а потом провели в большой зал, где уже ожидала куча народу и велели ждать. А храмовник, натянув пониже капюшон сутаны, прошел дальше за сопровождающим. Поэтому ни Борута, ни Гжегош, ни остальные не видели, как в небольшом кабинете храмовника встретил довольно молодой еще мужчина. Волосы у него были начесан назад и чуть подвиты, как это было принято при дворе. Простота покроя одежды с лихвой оправдывалась стоимостью тканей и вышивки.
Сидя в кресле, мужчина что-то увлеченно писал, то и дело отрываясь от работы и перечитывая написанное.
– Пан храмовник из-под Ятвежи со срочным донесением. – Доложил пахолок и вышел, оставив господина с гостем наедине. Мужчина отложил перо, вопросительно глядя пришельца. Тот, в свою очередь, откинул капюшон и приготовился снова показывать перстень. Но того не потребовалось.
– Вуйку? Вуйку Вацлаве! – Хозяин замка протер глаза, словно не доверяя собственному зрению, а потом встал с кресла и широким шагом двинулся к двери. На ходу раскрывая объятия. – Вуйку! Наконец-то! А я уже и не надеялся, что вуйек о нас вспомнит.
– Лешек! – Отец Вацлав крепко обнял племянника. – Как же ты вырос! Прямо, вылитый отец! Я так рад тебя видеть!
После двух недель в столице, изрядно порастрясших яздвинскую мошну, Борута возвращался домой. В изрядно опустевшем кошеле сиротливо позвякивали медь и несколько серебрушек. Зато в тщательно увязанном при седле тючке он вез несколько новых мечей – это еще несколько спасенных ядзвинских жизней. На этот раз мечи были куплены им лично, а не через третьи руки. Специальная княжья грамота подтверждала за шляхтычем Борутой из Ятвежи такое право.
– Герба я тебе, пане Боруто, дать не могу. – Развел руками князь Лех после долгого разговора. – Гербы раздавать – это королевская привилегия. Но шляхетство твое, я думаю, никому не придет в голову оспаривать.
– Очень на это надеюсь, ясновельможный княже. – Ну, а что ты еще ему скажешь? Не признаваться же честно, что плевать тебе на всю эту мишуру? Что все эти их грамоты, золотое шитье и куча каменьев не умеют обмануть того, кто привык видеть суть.
Борута смотрел. И видел. И молодой князь Лех ему очень даже нравился. Хотя спину в бою ему Борута подставить, пожалуй, не рискнул бы. Это тебе не братец Скирмут. У которого что в голове, что и на языке. Но, может быть, не так уж плох король Казимеж, если ему служат такие князья. А самое лучшее в короле, что до него – далеко. Еще дальше, чем до князя. И что выданную князем грамоту король оспаривать не будет.
Такой же тючок, как и у Боруты, был приторочен к седлу Зубровича. Еще несколько жизней. А сам друг с удовольствием разглядывал новую игрушку – выигранный у пана Яна – приятеля Якуба Ястржебмского – кинжал работы орденских мастеров.
– Зубрович! – Борута окликнул друга, укоризненно покачивая головой. – Спрячь игрушку, пока не уронил. Дома натешишься.
– Как же! – Хмыкнул Зубрович, но оружие спрятал. – Дома сперва начнут приставать: «Дай да дай посмотреть!». Потом – попробовать. А потом и вовсе испортят добрый нож.
– Это когда ж ты свое оружие в руки кому-нибудь давал, кто его испортить мог? – Борута даже удивился, где друг мог найти такого дурака. Вся округа знала, что за свое оружие Зубрович с кого угодно три шкуры спустит, будь ты хоть какой боевой.
Так, перешучиваясь, друзья немного приотстали. Они все еще ехали по пущанским землям и отряд вели шляхтычи Дембовский с Соколувским. Заметив, что расстояние до остальных позволяет говорить откровенно, Зубрович прищурился и, внимательно глядя на друга, спросил.
– Боруто, а ты не думаешь, что все у нас как-то легко вышло? И дорога, и ворота, и князь этот. С чего
