Дописав письмо, Константин Григорьевич улёгся на своё узкое ложе, но ему не спалось. В голове мешались мысли от смешных до грустных. Он вспоминал то одно, то другое, сколько хорошего ему сделал Бахметьев. «Выстрелю в воздух, коли жив останусь», - решил он, проваливаясь в предрассветный сон.
В апартаментах Бахметьева меж тем собрались трое: сам хозяин, князь Дашков и граф Ланский.
- Я был у него, - начал Дашков. – Страшно переживает.
- Это-то понятно, - едва заметно улыбнулся Бахметьев. – Я не собираюсь убивать его, но коли ему выпадет жребий стрелять первым…
- Он не выстрелит, - уверенно произнёс Николай Алексеевич.
- Вы будете стрелять первым, Жорж, - произнёс до того молчавший Ланский. – Дайте мне слово, что Костя не умрёт.
- Я даю вам своё слово, - тихо размерено ответил Георгий Алексеевич.
- Вот, - выложил Ланский на стол монетку. – Это фальшивка. Там орёл с обеих сторон.
Глава 35
Константина разбудил весьма бесцеремонный толчок в плечо. Открыв глаза, в неясном свете керосиновой лампы он разглядел склонившегося над ним Сержа Ланского.
- Пора, - отвёл глаза его секундант.
Сердце сжалось в груди в дурном предчувствии, стараясь не выказать своего смятения, Вершинин поднялся. Несколько раз плеснув в лицо ледяной водой, Константин замер перед небольшим зеркалом, вглядываясь в собственное отражение. «Чёрт возьми! Мне только двадцать три! Неужели сегодня всё будет кончено?»
- Вот, барин, - замялся в дверях уборной денщик, не решаясь протянуть хозяину, вычищенный парадный мундир.
Застёгивая тугой ворот мундира, Константин поймал в зеркале сочувствующий взгляд Ланского. Замутило, липкий страх опутал сознание, но он лишь криво усмехнулся.
- Что, мои шансы столь ничтожны?
- Ежели Бахметьев решит тебя убить, то да, - вздохнул Серж.
- Он ведь никогда не промахивается? - одёрнул мундир и поправил упавшую на глаза золотистую прядь Вершинин.
- Никогда, - со вздохом подтвердил Ланский, - но всё когда-то бывает впервые.
- К примеру дуэль, - кивнул Константин. – Я готов.
- Мой экипаж внизу, - направился к выходу из квартиры Серж.
К тому времени, когда они добрались до места, утренний сумрак рассеялся, первые лучи солнца вызолотили восточный край неба, где-то совсем неподалёку защебетала какая-то птаха, радуясь наступлению нового дня. Первая робкая зелень пробивалась на тёмной влажной земле. Все дышало ранней весной. Выбравшись из экипажа, Вершинин поднял голову, тоскливо взглянув в розовеющие небеса, тяжёлый вздох вырвался из груди. Бахметьев с Дашковым уже прибыли и ожидали их. Помимо противника Вершинина и его секунданта был ещё и сухонький убелённый сединами старичок, доктор семьи Дашковых.
Направляясь к Георгию Алексеевичу, Константин пытался уловить хотя бы тень страха в бесстрастном взгляде, в застывших чертах лица. Увы, напрасно. «Из камня он что ли сделан?» - поморщился Вершинин, протягивая руку для традиционного приветствия. Как ни странно, Бахметьев ответил на рукопожатие, но при том не проронил ни слова.
- Господа, я обязан поинтересоваться, - оглядел противников Дашков. – Вы уверены, что дело нельзя решить полюбовно?
Георгий Алексеевич едва заметно отрицательно качнул головой, Вершинин вновь не удержался от тяжёлого вздоха. Ланский передал Дашкову ящик с дуэльными пистолетами. Осмотрев оружие Алексей Николаевич кивнул, и Серж принялся заряжать их.
- Остаётся бросить жребий, - перевёл взгляд с одного на другого Дашков, доставая из кармана редингота монету.
- Орёл, - коротко ответил Бахметьев.
- Решка, - выдохнул Вершинин.
Князь подбросил монету и, ловко поймав её, накрыл ладонью.
- Орёл, - убрав руку, констатировал он и протянул раскрытую ладонь поручику, предлагая убедиться.
Даже не взглянув, Константин кивнул. Противно засосало под ложечкой, голова закружилась. Расстегнув дрожащими руками шинель, он скинул её с плеч прямо на землю, будучи убеждённым, что она ему более не понадобится. Ланский вынул из ножен саблю и, пройдя до середины поляны, воткнул её в землю. Отсчитав в каждую сторону по десять шагов, секунданты протянули оружие противникам.
Взяв в руки пистолет, Вершинин замер. Сердце билось часто-часто, а потом вдруг замедлило свой ритм, едва ему стоило взглянуть в чёрное дуло пистолета в руках Бахметьева, нацеленное прямо в это самое сердце. «Ну, вот и всё, - не выдержал Вершинин и закрыл глаза. – Ну, что же вы медлите, ваше сиятельство?» – мысленно вопрошал он, страшась того, что сдадут нервы, и он не сможет с достоинством принять то, что ему уготовано судьбой.
Грянул выстрел, вспоров утреннюю тишину. Константин покачнулся, пистолет едва не выпал из вдруг ослабевших пальцев. «Странно, я ничего не чувствую», - открыл он глаза.
- Ваш выстрел, поручик, - усмехнулся Бахметьев.
«Боже! Неужели промахнулся?» - недоумевал Вершинин, поднимая руку и прицеливаясь. Боковым зрением он заметил, что эполет на его правом плече повис на честном слове. «Стало быть, не промахнулся», - выдохнул он и, вскинув руку вверх, выстрелил в воздух.
- Стоило ли всё затевать? - тихо проворчал Дашков.
- Стоило, Алексей Николаевич, - глядя на бледного, как полотно Вершинина, тихо отозвался Бахметьев. – Глядишь, в следующий раз прежде головой думать будет.
- Костя, - тронул поручика за рукав Ланский, - всё кончено, поехали.
- Позор, Боже, какой позор, - бормотал Вершинин. - Он это нарочно! Он нарочно мне эполет отстрелил.
- Скажи спасибо, что не голову, - рассердился Ланский.
- Константин Григорьевич, - подошёл Бахметьев, - желаю вам счастья с незабвенной Олесей Андревной. Я разорвал помолвку. Так что спасти девицу от позора, нынче только в ваших силах.
Поздравление более походило на издёвку, но Вершинину то было совершенно неважно. Главное, что он услышал из слов Бахметьева, что Олеся свободна от данного графу обещания.
- Благодарю, - улыбнулся он искренне и радостно.
Улыбка осветила совсем ещё мальчишеское лицо, а Георгий Алексеевич только покачал головой.
Известие о том, что у него появился шанс обвенчаться с mademoiselle Епифановой, тотчас позволило Вершинину забыть о том, что ещё несколько мгновений тому назад, он был на волосок от смерти.
- Бедный мальчик, - вздохнул Дашков, глядя вслед удаляющемуся Константину. Ланский вторил ему тяжёлым вздохом и поспешил догнать своего приятеля.
Вершинин и не чаял вернуться и, собираясь утром, выглядел столь неуверенным в себе и угнетённым, что его настроение передалось и его денщику. Проводив барина, слуга простился с ним, и потому возвращение Константина Григорьевича живым и невредимым произвело на него столь сильное впечатление, что он прослезился:
