- И это, что, всё? – взяв её за руку, чуть выше локтя, развернул он Веру к себе лицом.
- А что ещё должно быть? – устремив взгляд на его пальцы, сминающие рукав платья, холодно осведомилась княгиня Одинцова.
Сохранять невозмутимое спокойствие стоило ей невероятных усилий, и силы эти таяли на глазах. Ещё немного, ещё чуть-чуть, и…
- Знаешь ли ты, что я пережил, когда не нашёл тебя в доме на Фонтанке? – нахмурился Бахметьев. – Чёрт, мне в голову приходили мысли одна страшнее другой. Ляпустин все бордели в столице обошёл, разыскивая тебя, я в Никольск ездил почём зря, уж, сколько мне утопленниц да самоубийц в полицейских участках показали!
Вера побледнела, как давеча в гостиной графини Добчинской.
- Жорж, я и предположить не могла, что ты меня искать станешь, - тихо выдавила она. – Мне казалось, что я… что так правильно будет. Ты собирался под венец, я тебе только мешала.
- Вот только не надобно мученический венец примерять, - зло ответил Бахметьев, так и не выпустив её руки.
- Мне больно, Жорж, - прошептала Вера, ощутив, как сжались мужские пальцы на её руке.
- Прости, - Георгий Алексеевич убрал руку, но встал так, что перегородил ей дорогу, поскольку тропинка оказалась довольно узкой. – Вера, - кисть его взметнулась и легко коснулась бледной щеки. – Боже, вот уж не думал, что увижу тебя в Пятигорске. Я ведь назначение своё едва ли не наказанием посчитал, а выходит, что судьбу должен благодарить.
- Это ничего не меняет, - отвернулась Верочка. – Жорж, я замужем, мне и здесь-то находиться не следует.
- Глупости, - глядя ей прямо в глаза, Бахметьев обхватил одной рукой тонкую талию и привлёк её к себе. – Глупости, - выдохнул он в плотно-сжатые губы.
Вера закрыла глаза, разноцветные круги поплыли перед сомкнутыми веками, не поддерживай её крепкая мужская рука, распласталась бы прямо здесь на пыльной тропинке. Сколько всего нахлынуло тотчас: воспоминания о жарких ночах, проведённых в одной постели, былые страхи и сомнения, сожаления о том, что так поспешила, будто вчера расстались, а не четыре года минуло с тех пор.
Вера очнулась, не сразу. Только когда обнаружила, что кружево её митенки зацепилось за погон на плече Бахметьева. Губы горели от поцелуя. Вывернувшись из его объятий, она отступила на несколько шагов.
- Жорж, не надобно, - покачала головой, выставив вперёд ладони, упредив его попытку приблизиться. – Нам не стоит более видеться. Прошу тебя…
- Вера, ну, о чём ты говоришь? Не понимаю тебя…
- Я замужем, - твердила Вера как заклинание.
- Я знаю, чёрт возьми, о том! – поймал Бахметьев её руку. – Я понимаю…
- Нет, не понимаешь! – вырвала она свою ладонь из его руки. – Не понимаешь! Мне не было жизни в Петербурге, я бы даже горничной не смогла пристроиться, после… после тебя. Одна дорога оставалась в монастырь или в… в бордель, - покраснела она. – Я не могу рисковать тем, что у меня есть в угоду твоим сиюминутным желаниям. Уходи, Жорж. Оставь меня!
- Вопрос в том, чего ты желаешь? Жить со стариком и надеяться, что может быть, завтра он отдаст Богу душу? Не думал, что…
- Что я такая? – усмехнулась Вера. – Ты ничего обо мне не знаешь, Жорж.
- Да, я уж вижу, что ошибался в вас mademoiselle Воробьёва. Ах, простите, ваше сиятельство, княгиня Одинцова, - отвесив издевательский поклон, Бахметьев развернулся на каблуках и удалился, ни разу не оглянувшись.
Оставшись одна, Верочка без сил опустилась обратно на скамью. Пусть лучше он считает её охотницей за состоянием, чем узнает правду. Чем меньше людей знают истину, тем лучше. «Анне уже должно быть двенадцать минуло, почти взрослая барышня, - грустно улыбнулась Вера. – Единственный родной человек, - вздохнула княгиня, поднимаясь на ноги. – Никто не должен узнать!»
Верочка побрела к выходу из Елизаветинского парка, к ожидающей её коляске. Она не заметила, сколько времени провела наедине с Жоржем в гроте Дианы, казалось, что лишь несколько мгновений, но вспоминая, сколько обидных слов он успел наговорить ей, поняла, что отсутствовала в усадьбе довольно долго. Князь отсутствие жены заметил и не преминул спросить о том, куда и зачем она ездила. Ощущая, как краска стыда заливает щёки, шею и уши, Верочка принялась легкомысленным тоном рассказывать о прогулке к источнику. Слушая её болтовню, Иван Павлович кивал в такт её словам.
- Как вы себя чувствуете? – спохватилась Вера, поправляя плед у него на коленях.
- Алексей Андреевич был, - отозвался Одинцов. – Говорил, что дела мои не так уж плохи.
- Я говорила, что вы поправитесь, - выдавила из себя Вера, но улыбнуться так и не смогла.
Если раньше у неё с лёгкостью получалось, уверять супруга в том, что желает ему скорейшего выздоровления, то после встречи с Бахметьевым, говорить о том, с той же искренностью, что и ранее, стало совершенно невозможно. Желала ли она смерти Одинцову? Положа руку на сердце, Вера призналась в том самой себе. До того гадко стало на душе, после этого, что она поспешила оставить Ивана Павловича на террасе наслаждаться тёплыми лучами закатного августовского солнышка, а сама, сославшись на необходимость распорядиться об ужине, отправилась на кухню. В кухне ей делать было совершенно нечего. Меню с кухаркой было оговорено заранее, единственное чего действительно хотелось, так это поговорить с кем-нибудь на отвлечённые темы, только бы не оставаться одной и не предаваться преступным мыслям. Устинья налила барыне чаю в большую чашку и поставила перед ней розетку с малиновым вареньем.
- Кушайте, Вера Николавна, - ласково обратилась она к княгине. – Я вам ещё булочек горячих сейчас подам.
- Не хлопочи, - отмахнулась Верочка. – Я не голодна.
- Что вы все за модой этой окаянной гонитесь? Вон некоторые взялись укус пить, дабы стройными да бледными быть. Не глядите вы ни на кого. Вам кушать надобно. Что вы все себя голодом морите? Вон и вчера в обморок упали…
Устинья осеклась, прервав свою тираду, когда поняла, что нечаянно выдала себя в том, что сплетничает о хозяйке. «Коли прислуга злословит, стало быть, и господа своим вниманием её не обошли, - поставила на стол чайную пару Вера. – Господи! Всё прахом. Четыре года терпела унижения и даже побои, чтобы вновь остаться с подмоченной репутацией! Пятигорск слишком маленький городишко, все у всех на виду, особенно граф, прибывший прямиком из Петербурга. О чём думала, когда встречалась с ним?»
- Я вам жалованье, Устинья Антоновна, не затем плачу, чтобы вы обо мне с соседской прислугой злословили, - сделала выговор кухарке княгиня.
Устинья обиженно засопела и, развернувшись к печке, занялась своим делом. Вера расстроено покачала головой. Кухня перестала быть уютным прибежищем, куда madame Одинцова часто заглядывала, стараясь отвлечься от грустных мыслей и занять себя делом, живо интересуясь заготовками на зиму. Покинув владения кухарки, Вера вышла в парк. Темнело. Становилось прохладно и потянуло сыростью. Обхватив себя руками за плечи, княгиня Одинцова одиноко вышагивала по обсаженной толстыми буковыми деревьями аллее. В сумерках предметы приобретали странные очертания. Вера краем глаза уловила, какое-то движение слева от себя и вздрогнула. Она довольно далеко отошла от дома, от того вдруг сделалось страшно. «Глупости лезут в голову!» - фыркнула она, разглядев статую за пышным кустом акации. Успокоившись, молодая княгиня подобрала юбки и зашагала обратно к дому.
