– Спасибо, – ответил Антониос, кивая брату.
Он попытался улыбнуться, но воспоминания о Линдсей были слишком свежи.
– Как съездил? – спросил младший, приподняв бровь.
– Отлично, – лаконично отозвался он. – Но времени было в обрез, так что заехать в Нью-Йорк для встречи с новыми клиентами не вышло.
– Я могу это сделать, – предложил Леонидас, но брат пожал плечами.
– На следующей неделе поеду в Нью-Йорк вместе с Линдсей и загляну.
Брат кивнул, выражение его лица стало непроницаемым.
– Так вы что, оба возвращаетесь в Америку через неделю? Так скоро?
– Линдсей ждет ее работа.
– Я думал, она может закончить ее здесь.
Антониос пожал плечами, не найдя что сказать – как же отвратительно было врать, сначала про отца, а теперь про жену. Как мог он обвинять Линдсей в том, что она солгала ему, когда сам он ничуть не лучше?
– Ей еще нужно решить вопрос с домом, – рассеянно ответил он. – Ты же и сам понимаешь, как это бывает.
Леонидас не имел представления о подобных вещах – закоренелый холостяк, он обладал квартирой в Афинах и, будучи свободным человеком, мог жить либо в ней, либо в отдельной вилле на территории имения. Его работа требовала частых путешествий: отец назначил его главой департамента по сделкам в Европе, и Лео часто отсутствовал, навещая клиентов в самых разных ее уголках. Он работал только с новыми клиентами.
– Так когда она вернется? – спросил Лео, и Антониос заставил себя снова неопределенно пожать плечами.
– Мы еще не решили насчет точного числа, – ответил он. – Послушай, разве у тебя нет работы? Я только что видел электронное письмо от группы ресторанов «Лион», у них вопрос по поводу поставок.
– Я все решу, – бросил брат и вышел из офиса.
Антониос откинулся на спинку кресла и провел руками по волосам. Оказывается, врать – очень тяжело. Что же будет, когда настанет пора сознаться?
Скорчив недовольную гримасу, Антониос вернулся к работе – слишком много времени он потратил сегодня на мысли о жене.
Линдсей проснулась от настойчивого стука в дверь. Ей удалось проспать два часа, но, нарушив привычный режим дня, она чувствовала себя дезориентированной, в голове шумело. С трудом соображая, что происходит, она выбралась из кровати и потянулась к пеньюару, висевшему на двери ванной. Было так тепло, что она спала в одном нижнем белье.
На пороге стояла горничная, лицо которой было смутно знакомо Линдсей, за ней маячил мужчина с чемоданами.
– Что… – начала Линдсей, все еще не в силах оправиться ото сна.
– Кириос Маракайос велел принести вашу одежду сюда, – объяснила горничная на неуверенном английском, зная, что жена хозяина почти не говорит по-гречески. – Он попросил меня помочь вам разобрать их.
– О… Спасибо!
Отойдя, Линдсей впустила гостей. Мужчина, поставив чемоданы, вышел, а девушка принялась разбирать и вешать в гардеробную одежду, которую Линдсей надевала всего пару раз, живя в Греции. Ощущая легкий дискомфорт от того, что ее обслуживают, Линдсей предложила помощь, но горничная настояла на том, что справится сама. Тогда она вышла в гостиную, бросив по пути взгляд на бассейн, сверкающий за стеклянными раздвижными дверьми.
Ужин будет всего через несколько часов, так что нужно подготовиться.
Заварив чай, Линдсей вышла к бассейну, присела на шезлонг и, грея ладони о чашку, закрыла глаза и сконцентрировалась на дыхании. Представила себе затейливо украшенную столовую, в которой семья Маракайос обычно собиралась для официальных приемов – море лиц, глядящих на нее, – заставляя себя дышать ровно и глубоко.
Этому научил ее врач – представлять себе сложную ситуацию, с которой необходимо справиться. И она уже достаточно хорошо натренировалась в этом – по крайней мере, ей удавалось сохранять спокойствие. Однако в реальности все обстояло иначе – перед большой аудиторией, под любопытными взглядами и градом вопросов Линдсей пасовала.
– Что ты делаешь? – Голос мужа вырвал ее из раздумий.
Линдсей открыла глаза и увидела Антониоса, стоящего у ворот, за которыми начиналась подъездная аллея. Он, хмурясь, смотрел на нее.
– Ты что, медитируешь?
– Нет, просто… дышу. – Линдсей покраснела и отпила глоток чая. – Стараюсь расслабиться.
Про себя она закончила: «И пока не очень получается».
Лицо Антониоса исказила гримаса – он невзначай бросил взгляд на бассейн, в котором под лучами солнца сверкала вода, белоснежную виллу – все выглядело таким роскошным, и Линдсей внутренне подобралась, ожидая какой-нибудь ехидной реплики о том, что, должно быть, ей невероятно трудно расслабляться в таком райском местечке. Но, к ее удивлению, Антониос лишь прошел мимо нее и произнес, по-прежнему не улыбаясь:
– Пора одеваться, нам нужно быть в главном доме через час.
Горничная уже ушла, и Линдсей долго стояла в прекрасно отделанной душевой кабинке – точно надеясь оттянуть тот неизбежный момент, когда придется встретиться с родными мужа.
По его словам, вечеринка была неофициальной – это значит, необходим тщательный макияж и какое-нибудь симпатичное платье.
Через час она, стоя перед зеркалом в ванной, посмотрела на себя и провела ледяными ладонями по подолу льняного платья лавандового цвета, купленного ей Антониосом в Нью-Йорке. Как она тогда радовалась новой одежде, любила ее примерять и показывать мужу, забавляясь над многозначительными взглядами, которые он на нее бросал. Линдсей обессиленно прислонилась лбом к зеркалу. Им с Антониосом было так хорошо вместе!
Послышался резкий стук в дверь.
– Ты готова? – позвал Антониос. – Нам пора идти.
– Да, хорошо.
Она окинула себя еще раз критическим взглядом. Сердце начинало бешено колотиться, в груди ощущалась боль, и еще возникло странное чувство головокружения – уже ей знакомое, – предшествующее панической атаке. Она про себя произнесла: «Дыши, Линдсей. Ты сможешь это сделать. Тебе придется».
Сжав край раковины, она сконцентрировалась на дыхании – только бы пульс перестал частить!
– Линдсей! – В голосе мужа послышались нетерпеливые нотки.
После нескольких секунд отчаянных попыток обрести контроль над своим страхом она выпрямилась и открыла дверь.
– Я готова, – сказала она, выходя.
Голова кружилась достаточно сильно, так что пришлось сконцентрироваться на походке – словно она была пьяна. Однако Антониос что-то заметил – Линдсей чувствовала на себе его взгляд. Она не ответила ему, лишь подняла подбородок и расправила плечи, повторяя про себя: «Дыши».
– Ты чудесно выглядишь, – наконец произнес он. – Помню это платье.
– Спасибо, – с трудом выговорила Линдсей. – Пойдем?
