— Мы здесь, чтобы нести покой, любовь и утешение страждущим.
На слове «любовь» Лорин вдруг стало невыразимо гадко. Гадко слышать настоящее живое слово из жёсткой пасти флагеллянта. На мгновение ей привиделась его блестящая согнутая спина и вывернутые плечи. В стоне молитвы после короткого свиста чёрные злые коготки впивались в плотную кожу и рвали, рвали с хриплыми всхлипами во имя Просветлённого… О нет. Во имя всех страстей кардинала Ренара. Её ноздри будто почуяли запах сырого мяса от главы Сан-Матеуса.
Даже коленопреклонённый, он смотрел на неё сверху вниз. О, сколько бы она сейчас отдала за собственную кровавую исповедь, в которой выкричала бы из себя ужас случившегося и что-то похожее на радость. Тёмную горькую радость, которую можно больше не прятать, которой можно больше не стыдиться. Радость права быть собой.
Ей ещё долго будет мерещиться узловатая рубцевая паутина его кожи. Лорин передёрнуло.
— Хвала Просветлённому, — она неловко раскланялась в скромном реверансе.
Их взгляды столкнулись, едва не звякнув друг о друга.
— Благословляю, — милостиво проговорил кардинал Ренар, всё так же свысока наблюдая, как скользят смуглые губы по резному аметисту его перстня.
Сестра Корнелия была где-то в библиотеке. Туда Лорин и поспешила.
***
— Ваша Светлость, теперь к вам так обращаться, да, Лорин? — Корнелия неприятно усмехнулась.
— Я в тягчайшем смятении, сестра Корнелия.
— Да-да, это заметно. Мне уже доложили. Но мытарствами душа полнится, не забывайте, дитя.
Сестру Корнелию можно было бы назвать красивой. Дородная, высокая, статная, с крупными чертами, — величественная, словно античная скульптура из белоснежного мрамора. Лёгкая полнота свидетельствовала о несдержанности и слабости духа, свойственных, впрочем, юности. Однако сестра Корнелия обладала многими достоинствами, высшим проявлением которых была её должность ключницы собора Сан-Матеуса, а ведь ей не было и двадцати лет.
Придерживая капюшон, Лорин едва коснулась её полной руки сухими губами. Сестра Корнелия взяла девушку под руку и увлекла за собой между стеллажей, уходящих куда-то вверх. Зрачки Лорин прыгали по убегающей за спину веренице толстых позолоченных переплётов и свитков. «Анатомия или устройство Храма Внутреннего», «Дон Кихот», Мольер, «Epitome Astronomiae Copernicanae», «Theatrum Chemicum»…
— Да хранит нас Просветленный, — восхищённо бормотала она.
Кабинет сестры Корнелии находился среди неприметных полок. Она затворила двери и поставила на стол графин с бренди и рюмки.
— Мы давно знакомы, ещё с Серены, — напомнила монахиня, — и, смею надеяться, вы не растеряли ни ваш ум, ни проницательность. Тело — только инструмент. К несчастью, Просветлённый не всегда отвечает на наши требы и молитвы. А бренная плоть наша слаба и смертна. Мне — не без помощи покровительства свыше, — она благолепно кивнула куда-то наверх, и было не очень ясно, кого именно она имеет в виду: бога или человека, — удалось собрать тайный круг сильных мира сего для взаимного согласия и пользы. Эти встречи немного пополняют казну, не скрою. Аппетиты духовенства вам известны…
Обжигающий глоток с гладкой твёрдой стенки рюмки напомнил Лорин о его губах. И поцелуях.
— Тело только инструмент… — тихо повторила она вслед за Корнелией.
— Прошу прощения, вы что-то сказали, Лорин?
— Нет-нет, сестра Корнелия. Вы говорите важное, — грустно улыбнулась девушка.
— …скоропостижная кончина вашего папеньки, господина Моранжа, — при его-то внезапных долгах! — лишь ускорила неизбежное, верно?
— Разумеется, сестра Корнелия. Я пришла бы к вам в любом случае…
— …Ваши цели и наши средства… — Корнелия подлила им бренди.
Лорин кивнула. Голова кружилась — то ли от выпитого на пустой желудок, то ли от удушливого дыхания бездны, над которой она летела.
— Итак, чутко следуя завету помощи ближнему, я делюсь с вами возможностью. Мне не интересен итог данной возможности, ибо мы почти подруги с вами, верно? Так вот, плату вы внесёте лишь за ваше присутствие на одном из вечеров. Двадцать тысяч золотом, можно частями. Уверяю вас, эти деньги — крупица в сравнении с теми дарами, что вы обретёте при должной мудрости и мастерстве.
Чужие, не губы Лорин, улыбались, соглашались и шутили. Ей не место в этом соборе. В этом городе. В этом разговоре. Её место осталось у того водопада, в котором жил кошмар. Странное, ей одной понятное место…
Сколько будет стоить свобода? Его подарок по её просьбе? Любая цена не будет слишком высокой за то будущее, которое Лорин себе готовила и которого так ждала.
— Ну что же, приходите завтра вот сюда, — Корнелия протянула ей записку с адресом. — Не забудьте маску и всё остальное, чтобы быть инкогнито. Тело — всего лишь инструмент. И думайте о пользе, о полезных связях и знакомствах. У вас очень хорошие перспективы, дорогая.
Записка исчезла в складках накидки Лорин. Сестра положила ей на плечо тяжёлую руку.
— Никакого спиртного на вечере. И перед ним. Последствия могут стать роковыми. Вам нельзя так рисковать.
— Разумеется, сестра Корнелия, — выдохнула Лорин и вышла за дверь.
Комментарий к Десять
Gesaffelstein — Perfection
========== Десять ver.2.0 ==========
Всю ночь Лорин беспокойно металась в кровати, сшибая локти о резные столбы балдахина.
Ей снились омерзительные бриллиантовые щупальца, что затягивают отца в топь из чистого золота. И вот уже она сама тонет с ним рядом, а леденящая тяжёлая жижа затекает в уши, горло, ноздри…
По пробуждении казалось, будто всю ночь она ворочала глыбы, уж никак не меньше тех, что возвышались над лесочком, куда изредка сбегала служанка. Девушка села на кровати и, уставившись в окно, сдула с лица прядь волос вместе с остатками сна.
Неслышно ступая, вошла Сара с кувшином воды и протянула ей тяжёлый стакан.
— Миледи, дом Моранж посетило большое горе, — девушка утирала глаза скомканным платком, — господин де Моранж подхватил инфлюэнцу и захворал. Возможно, где-то в порту, от этих подлых навтов! Поедемте срочно в Новую Серену, дорогая!
Не совладав с чувствами, она бросилась на грудь Лорин, оставляя тёмные пятна слёз на тончайшей шёлковой ночной рубашке. Юная леди Моранж поставила стакан на прикроватную тумбу и взяла чашку с холодным какао. Что-то звякнуло о зубы, и в смуглую ладонь выпало маленькое простое колечко из тёмного тяжёлого металла.
— Храни нас Просветлённый, — тихо ответила она и легонько похлопала по плечу рыдающую служанку, впрочем, немного отстранённо. — Давай только без драм, умоляю.
Отстранив от себя Сару, Лорин встала, подошла к окну и раскрыла ладонь. На ней лежало кривое тёмное колечко, не знающее полировки. Она тут же вдела в него тонкий пальчик и расправила ладонь, любуясь. С улицы доносился запах ладана: видимо, день шёл к обедне. Жаль, они так и не увидятся с Корнелией; однако после прошлого вечера, да и с сегодняшнего утра эта встреча уже казалась столь несущественной, что и думать не хотелось. Ей нравилось быть интересной дикарю, нравилось, как он иногда переспрашивает незнакомые слова или термины. Но больше всего нравились комментарии, состоящие из его неожиданно концептуальных рассуждений, а не из мутных отсылок к авторитетным авторам, как, например, было принято в научных кругах.
— Кольца подай.
Настороженная Сара не торопилась исполнять распоряжение. Госпожа никогда, ни разу в жизни не прикасалась к ней. Разве что посудой — она бездумно потерла рассечённую бровь — или всем, что было под рукой. Поэтому, убирая комнату за леди Лорин, служанка всегда переставляла все тяжёлые и опасные предметы или подальше, или выше роста госпожи.
А что же теперь?! Теперь она изволила… похлопать её по плечу? Леди Моранж утешала её, бедную Сару?.. Она завыла в голос.
Кольцо. Дикарь — конечно же он, Винбарр! — сделал ей кольцо. Сам. Означает ли у них подарок в виде кольца то же, что и у цивилизованных людей? Лорин нервно перебирала пальцами. Все знакомые господа в лучшем случае меняли на деньги свои красноречивые подарки. Они почти не касались их. Они никогда ничего не создавали. Они только продавали и покупали услуги и вещи, сделанные чужими, натруженными, мозолистыми руками…