— Прекрасно, и я отвечу так же формально: «мисс Чайльд благодарит мистера Рольса за его любезное приглашение и сожалеет, что другое предложение делает для нее невозможным принять его».
— Клянусь Юпитером, это звучит довольно официально! Откуда вы знаете, что получите другое предложение?
— Я совершенно уверена, что получу его.
Питер покраснел, как провинившийся школьник. Винифред подумала, что он рассердится и, может быть, проявит свою черную душу. Она надеялась, что так будет, так как это дало бы ей облегчение, но он этого не сделал.
— Разве я чем-нибудь обидел вас? — спросил он, пристально смотря на нее.
— Нет, конечно, нет, — отвечала она, глядя на него своими широко раскрытыми глазами. — Почему вы об этом спрашиваете?
— Потому, что вы не были такой на пароходе.
— Я оставила свое пароходное обращение, повесив его за дверью. Мне оно не понадобится в Нью-Йорке.
— Мне очень этого жаль!
— Не понимаю, почему. — Ей стоило большого труда, чтобы не сделать того, чего, по ее словам, она никогда не делала, — расплакаться. Но она приняла суровый, неприступный вид.
— Вы не понимаете? Значит, вы не понимаете, какое значение имеет для меня считать вас своим другом.
— Я, действительно, не думала об этом, мистер Рольс.
— Очевидно, нет. Но я думал. Послушайте, мисс Чайльд, не настроила ли вас каким-нибудь образом моя сестра против меня или нашей дружбы?
— Что за фантазия! — воскликнула Винифред. — Она, насколько я помню, очень нежно отзывалась о вас, и говорила, что вы очень милый брат.
— В таком случае, почему вы так холодны со мной теперь, после того, как были так милы на пароходе?
— А, вот в чем дело! Это было для кинематографа, трогательная сцена. Неужели вы не понимаете?
Этот грубый ответ на его серьезную просьбу объяснить, в чем дело, был для Питера ударом пощечины. Наконец, она добилась успеха, заставив и его стать холодным.
— Мне очень досадно, что я плохо понял, — сказал он тоном, которого она раньше не слыхала от него. — Теперь, я, конечно, понимаю. Во всяком случае, мисс Чайльд, я должен быть благодарен этому кинематографу за несколько очень приятных часов. Вот идет человек осмотреть ваш багаж. Укажите ему, что вы британская подданная, и он вас не будет беспокоить. И я тоже!
Питер приподнял шляпу, и его улыбка словно ударила ее по голове молотком.
— Прощайте, — ответила Вин поспешно, уже испугавшись достигнутого успеха. — Благодарю вас за ваше участие в кинематографе.
— Мне очень досадно, что я оказался несостоятельным. Прощайте и желаю, чтобы вам повезло!
Он отошел, но не совсем. Не оборачиваясь, чтобы еще раз посмотреть на нее, он остановился, вступив в разговор с таможенным чиновником. Вин была даже рада, что сказала эти ужасные слова о кинематографе: этот ужасный человек заслужил их.
«Я в последний раз вижу его», — сказала она себе. В этот момент Питер вернулся, чопорно приподняв шляпу.
— Я хотел только сказать, — заявил он, — что кинематограф или не кинематограф, но я надеюсь, что, если я смогу вам оказать теперь или позже услугу, вы предоставите мне эту привилегию. Мой адрес…
— У меня есть адрес вашей сестры, благодарю вас, — отрезала она, словно ножницами. — Ведь, это одно и то же?
— Да, — отвечал он сурово. И на этот раз он ушел совсем.
Глава VI.
Руки с кольцами.
В то время, как шестиместный автомобиль уносил Питера Рольса, мучившегося угрызениями совести, что он оставил мисс Чайльд, не сделав всего, что нужно, она делала первые свои шаги в Нью-Йорке.
Она рассталась на пристани с Надин, ее управительницей, мисс Сорель и четырьмя моделями. Она осталась совершенно одна. Вин слыхала, что в Америке кэбы стоят «ужасно» дорого, но она сказала себе: «на этот раз мне придется взять кэб». Дурно проведенная ночь и сцена с Питером уменьшили пламя ее мужества и вместо подъема, при мысли о том, что она начинает жизнь, полную приключений, она чувствовала, что ее охватывает уныние.
Ее багаж уже исчез, подхваченный носильщиком и водруженный на таксомоторе. Вин решила, что таксомотор обойдется не дороже извозчичьего экипажа. Но по мере того, как он двигался, она с ужасом устремляла свои глаза, вместо того, чтобы рассматривать Нью-Йорк, на все увеличивающуюся сумму на таксомоторе. Она вспомнила, что вся ее собственность составляет двести долларов. Наконец, когда безжалостный автомобиль доставил ее окольными путями на пятьдесят четвертую улицу, трех из ее прекрасных бумажек по доллару как не бывало.
Ей хотелось, чтобы машина перестала отсчитывать деньги, пока, стоя у двери, она разузнавала, продолжает ли еще мисс Гэмпшир сдавать меблированные комнаты, и с ужасом она прислушивалась к фырканью автомобиля, пока на ее звонок послышался ответ, и ей открыла дверь негритянка. Она узнала приятную весть, что мисс Гэмпшир еще существует и у нее сдается комната. Она поспешно расплатилась с шофером, прибавив от себя на чай, и спокойно вздохнула лишь тогда, когда ее чемодан и порт-плэд[4] были втащены в узкую переднюю.
— Право, не знаю, как тащить эти вещи на третий этаж, — вздохнула негритянка. — И почем я знаю, возьмет ли еще вас мисс Гэмпшир.
— Но вы сказали, что здесь сдается комната.
— Да! Но это еще не значит, что вы ее получите. Мисс Гэмпшир очень разборчива насчет квартиранток-женщин, — объяснила негритянка. Подождите, пока я позову мисс Гэмпшир; она сама объяснится с вами.
— Скажите ей, что меня направила сюда мисс Эллис из Лондона, которая снимала здесь комнату три года тому назад,— произнесла в отчаянии Вин с расстроенным лицом.
Мисс Чайльд видела, что чем-то вызвала в служанке подозрение и последняя даже не пригласила ее присесть. Она не знала, сердиться ли ей, или смеяться, но вдруг вспомнила свой девиз: «смейся над людьми, чтобы не смеялись над тобой». Сразу же этот эпизод показался ей только частью ее большого и дико-нелепого приключения, и любопытство заставило ее нетерпеливо ждать его продолжения. Как бы хотелось ей рассказать об этом господину «Джилидовский бальзам»; как бы засверкали при этом его глаза! Но, увы, здесь не было мистера Бальзама, и он вообще перестал для нее существовать. Здесь была только угрюмая передняя, с темными бумажными обоями и огромной уродливой вешалкой для платья.
Вскоре появилась мисс Гэмпшир. Она любезно выразила согласие принять особу, рекомендованную мисс Эллис, дав понять, что, так-как у нее самой английские предки, то англичане для нее являются излюбленной нацией.
— Для вас комната со столом обойдется в десять долларов в неделю. Эту комнату только что оставила известная поэтесса, которая вышла замуж. Она невелика, но симпатична и покойна.
