— Вы должны извинить меня, — сказал доктор, обращаясь к маркизу, — но меня ждут пациенты, и я должен навестить их.
— Конечно же, я понимаю, — согласился маркиз.
Доктор посмотрел на свою младшую дочь.
— Буду очень благодарен, если ты поедешь со мной, Гермиона, — сказал он. — Ты ведь знаешь, что Доббина небезопасно оставлять перед домом Блейков. В последний раз, пока я был там, он ушел по дороге примерно на четверть мили, прежде чем я смог догнать его.
— Я отвезу тебя, — пообещала Гермиона, бросив на маркиза пылкий взгляд.
Словно понимая чувства девочки, маркиз произнес:
— Если я уже лягу до твоего приезда, Гермиона, зайди попрощаться со мной завтра, прежде чем пойдешь на свои уроки.
— Я так и сделаю, — пообещала Гермиона. — И сегодня буду сидеть допоздна над своей коробкой с красками.
Маркиз поднялся.
Немного замявшись, Гермиона сказала:
— Спасибо вам большое, я так благодарна вам, — и обвила своими тонкими ручками шею маркиза.
Это был по-детски наивный поступок, но, глядя, как Гермиона целует маркиза в щеку, Ровена испытала неприятное чувство.
— Как ты думаешь, я могу в последний раз покататься на лошади маркиза? — спросил ее Марк, когда они направлялись к двери. — Так хочется испытать в деле свой новый кнут!
— Если маркиз собирается уезжать в фаэтоне, — сказала Ровена, — его кучера вряд ли захотят выпрягать лошадей. Но если приедет мистер Эшберн — а я уверена, что он приедет, — можешь попросить разрешения покататься на лошади, которая возит ландо. — После секундной паузы Ровена продолжала: — Если только маркиза не будет сопровождать свита.
— Вряд ли ему нужна свита при поездке на такое короткое расстояние, — сказал Марк.
— Я тоже так думаю, — согласилась Ровена. — Так что посмотрим, что можно будет сделать.
Она знала, как хочется Марку прокатиться на лошади и испробовать подарок маркиза. И девушка хорошо понимала, что красоваться на прекрасных благородных животных из конюшни маркиза — это совсем не то, что проскакать через деревню на стареньком Доббине, который послушно возил доктора к пациентам.
— А теперь тебе лучше пойти к себе в комнату, — сказала брату Ровена. — Уверена, у тебя есть домашнее задание. Викарий пожаловался на прошлой неделе, что ты стал очень невнимателен к учебе.
— Я был слишком занят верховыми прогулками, — с улыбкой ответил Марк, но лицо его тут же помрачнело. — Здесь будет так скучно, когда уедет маркиз. Ты согласна со мной, Ровена?
— Я давно боялась, что тебе покажется именно так, — сказала Ровена. — Но мы ничего не можем поделать, и ты прекрасно это знаешь.
— Нет, конечно, нет, — Марк изо всех сил пытался казаться взрослым. — Нам повезло уже в том, что он оставался у нас так долго.
Он стал подниматься к себе в комнату, а Ровена прошла в гостиную, где так любила сидеть ее мать.
Комната была обставлена просто, но в хорошем вкусе. Высокие французские окна, открывающиеся в сад, придавали этой комнате особое очарование и ощущение простора, чего нельзя было сказать об остальных помещениях.
Подойдя к открытому окну, Ровена стала глядеть на неухоженный сад.
Ни у нее, ни у отца не было времени заниматься садом, который успел изрядно зарасти, но все же здесь росли дивной красоты розы, а также жимолость и увивающая террасу пурпурная глициния.
Садилось солнце, окрашивая небо в малиновый цвет.
— Красный закат — радость пастухам, — тихо произнесла Ровена.
Завтра будет погожий день, и маркиз наверняка рад будет снова держать в руках вожжи от своего фаэтона, после того как в течение стольких дней не имел возможности насладиться ездой.
Она представила себе, как тихо и размеренно потечет их жизнь после его отъезда, как мгновенно поскучнеет их опустевший дом.
«Маркиз уедет, — думала Ровена, — и это станет концом определенного периода жизни всей семьи доктора Уинсфорда».
Девушка была уверена, что у них не будет больше такого знатного пациента, а в пустующей комнате — такого необычного жильца.
Маркиз не только принес в их дом новые идеи, он сумел пробудить в Ровене дремавшие доселе чувства и эмоции.
Она не могла объяснить даже самой себе, что это были за чувства, но точно знала, что стала за это время совсем другой, чем до появления в доме маркиза.
— Я стала много мечтать, — сказала себе Ровена. Повернув голову, она увидела входящую в комнату Гермиону.
Девочка надела шляпку и несла на руке белую шаль.
— Не знаю, почему именно я должна ехать с папой, — проворчала она. — Я с гораздо большим удовольствием осталась бы здесь с маркизом.
— Но ты не можешь отказать отцу, когда он о чем-нибудь просит, — сказала Ровена.
— Нет, конечно, нет, — согласилась Гермиона. — Но я не понимаю, почему папа работает так много. Это просто глупо — уезжать из дома в такой вечер!
— Ты ведь знаешь: отца ничто не заставит пренебречь своим долгом. Хотя ему тоже наверняка хотелось бы остаться дома и провести последний вечер в обществе маркиза, — тихо сказала Ровена.
— Он такой чудесный, правда, Ровена? — Гермиона явно имела в виду не отца.
— Маркиз был очень добр к нам, — сухо ответила Ровена.
— Ты поможешь мне придумал, что нарисовать ему? — сказала Гермиона. — Если бы я умела рисовать что-то вроде тех чудесных картинок, которыми украшены его древние пергаменты!
— Надо придумать что-то свое, — посоветовала Ровена. — А не пытаться копировать чужое.
— Я что-нибудь придумаю, — пообещала Гермиона и вздохнула. — Это будет очень трудно, когда его не будет рядом, чтобы поговорить со мной, дать мне совет. С тех пор, как маркиз появился в доме, у меня столько новых идей.
Ровена едва удержалась, чтобы не признаться, что испытывает то же самое. Но тут в коридоре послышались голоса, и Гермиона выбежала из комнаты.
— Я уже еду, — услышала Ровена голос отца.
— Я готова, папа, — сказала Гермиона.
— Спокойной ночи, милорд, — теперь доктор обращался к маркизу. — Не засиживайтесь слишком поздно. Вы должны набраться сил перед завтрашней дорогой.
— Постараюсь, — пообещал ему маркиз.
Снова послышался звук шагов, и через секунду захлопнулась входная дверь.
Ровена по-прежнему стояла у окна, но у нее вдруг перехватило дыхание, когда она поняла, что осталась наедине с маркизом.
Маркиз вошел в гостиную и закрыл за собой дверь.
Не поворачивая головы, Ровена чувствовала, как он приближается к ней.
Остановившись, он некоторое время вглядывался в профиль девушки, ясно вырисовывавшийся на фоне темнеющего неба.
— Остались только вы и я, Ровена, — тихо произнес маркиз.
Девушка медленно повернулась к нему, чувствуя, как отчаянно бьется в груди ее сердце. И тут маркиз достал что-то из кармана сюртука.
— Подарок, приготовленный для вас, все время был со мной, — признался он. — Но я хотел вручить его вам, когда мы останемся наедине.
Н он вложил в руку Ровены маленькую коробочку.
Ровена взяла ее, чувствуя каждой клеточкой своего тела присутствие рядом мужчины, такого большого и сильного, что ей было даже страшновато снова поднять на него глаза.
— Откройте же! — велел маркиз.
Не сводя глаз с коробочки, Ровена повиновалась.
Внутри лежал медальон в форме сердца, украшенный бирюзой и бриллиантами.
— Это… мне? — спросила Ровена срывающимся голосом.
— Это способно выразить лишь малую долю моей благодарности за все, что вы сделали для меня, Ровена.
— Он… красивый… очень красивый! — воскликнула девушка. — Но вы не должны были…
Она запнулась, не находя подходящих для данного момента слов.
— Вы снова собираетесь рассказывать мне, что я должен, а что не должен делать? — с иронией спросил он. — Вы были таким диктатором, Ровена, что теперь, без ваших инструкций, я не буду знать, как мне себя вести, — добавил маркиз с улыбкой.
— Это было для вашей… пользы, — едва слышно произнесла Ровена.
— Я знаю, — ответил маркиз, — и все же не могу избавиться от мысли, что вам нравилось распоряжаться мною.
Ровена молчала, и через несколько секунд маркиз произнес:
— Я никогда не забуду, каким нежным был ваш голосок, когда мне было по-настоящему плохо, какая заботливая рука поднимала мою голову, чтобы дать мне напиться.
Слова маркиза звучали, как музыка, и Ровена с ужасом чувствовала как отзывается на эти мелодичные звуки ее тело.
Она все еще не сводила глаз с медальона, словно не могла поверить, что он существует на самом деле. У нее никогда не было такой красивой и такой дорогой вещи. Но дело было не только в этом.
— Я выбрал именно эту форму, — тихо продолжал маркиз. — Потому что это символ.
Найдя в себе мужество посмотреть ему в лицо, Ровена невольно вздрогнула, немного испуганная выражением его глаз.
