Какого черта Воронцов себе позволяет? Полтора раза со мной переспал и теперь считает, что я его собственность?
Я встаю, медленно поправляю узкую юбку с приличным таким разрезом и нарочито неторопливо шествую к шефу. Закрываю за собой дверь и сама нажимаю на кнопку затемнения. Тут же опускаются шторы.
— Смирнова, что ты…
— Нет, это что ты о себе возомнил? Я не потерплю, чтобы твое отношение ко мне зависело от твоего настроения. Я, может, и не самый активный сотрудник, но много чего сделала для этой фирмы. В конце концов, я три года тебе не просто ассистировала — прислуживала! Все эти "подай-принеси", думаешь, легкая работа?
— Судя по тому, как ты справляешься, работенка тяжелая.
— Что?
— Что слышала. Да и вообще, в каком тоне ты разговариваешь со своим начальником?
— Вот значит как, — воспламеняюсь я, — так ты все-таки мой начальник? А вчера ты был не против, чтобы я называла тебя котиком. Все? Желание пропало?
— А с чего ты взяла, что оно у меня вообще появлялось? — ледяным голосом интересуется Воронцов и, крадучись, подходит ближе. — Что ты себе нафантазировала, Алиса? Провалилась в кроличью яму и очутилась в стране грез?
— Как остроумно.
— У меня нет времени на выяснение отношений. Еще раз увижу у твоего стола этого кретина, за ручку полетите с работы. Ясно?
— Да что ты… — Я едва не задыхаюсь от злости и обиды. Почему он так со мной разговаривает? Почему в одну секунду ведет себя как нормальный человек, а в следующую превращается в конченого ублюдка? — Пошел ты!
— Смирнова…
Но я снова не даю ему закончить:
— Мы в пятницу переспали или нет?
— Все не так просто…
— Спали или нет? — рявкаю я так громко, что, наверное, слышит весь офис, но мне все равно.
— Нет, — спокойно отвечает Воронцов. — Ты заблевала свое платье, поэтому я надел на тебя футболку. Но ничего не было.
— И слава богу, — выдыхаю я. — Это мое двухнедельное уведомление. Я увольняюсь. И спи с кем захочешь.
Я выскакиваю за дверь и прижимаю руку к груди, где бешено колотится сердце. Что я только что натворила?
11
Я врываюсь к себе в квартиру, тяжело дыша. Слезы душат, но я упрямо запрещаю себе плакать. Плевать на все, что случилось. Плевать!
Я ведь с самого начала понимала, что у нас с Воронцовым нет будущего. Я понимала, что мне нельзя к нему привязываться, нельзя даже помышлять о чем-то настоящем, серьезном, романтичном. И я ведь справлялась! Целых три года я и нос не поворачивала в его сторону, а потом…
Черт, как же все так перевернулось? В какой момент наши границы нахрен стерлись и мы оказались на его рабочем столе?
Я резким движением убираю с лица волосы, сбрасываю сумку, туфли.
Легкие горят. Я ощущаю такую ужасную, нестерпимую тяжесть, что мне хочется навзничь свалиться прямо по центру квартиры и расплакаться.
Мне уже доводилось испытывать нечто подобное, а потом меня предали. Я ведь пообещала себе больше не падать в омут подобных отношений, взять да и исключить к чертовой матери мужчин из своей жизни. Пусть они живут на страницах моих книг, пусть они залечивают там раны, идут рука об руку с женщиной, любят ее, доверяют ей. А в реальности… не нужны мне их пустые обещания, неопределенность и ложь. Господи, сплошная ложь! Он сам целовал меня, сам притянул меня в свои объятия, а теперь я — никто, теперь оказывается, что и желания у него не было и очередь из фанаток у него имеется.
— Ну и пошел ты! — зло повторяю я, расхаживая по крохотной квартирке. — Пошел ты в задницу!
Я подлетаю к холодильнику, достаю бутылку вина и наливаю себе алого напитка почти до краев. Плевать на все! Завтра нужно на работу, но… нет уж, завтра тоже никуда не пойду. А если Воронцов начнет выпендриваться, скажу, что он приставал ко мне, домогался. У меня целый офис свидетелей того, как он запирался с девушками в своем кабинете. Его мигом попрут и с этой должности да и из этого бизнеса в целом.
А на что он рассчитывал? Думал, что встретил серую мышку?
Я делаю три больших глотка и ухмыляюсь.
— Ну уж нет!
Больше никакой трусливой, послушной, тихой Алисы. Больше никто не сделает мне так больно! С мужчинами бывает так хорошо, а потом они разбивают нам сердце. Разбивают так ловко, так жестоко.
Я все-таки начинаю плакать. Вспоминаю, как он прижимал меня к своей груди, как спас из бара. Ведь столько зацепок, столько причин верить в его чувства, а на деле — пыль в глаза, самообман, которым вечно занимаются женщины. Я так устала от этой неопределенности.
— Как же я устала, — шепчу я и невольно кидаю взгляд на увядшие розы в вазе. Те самые, что мне подарил Вадим. Очередной красивый жест от человека, которого наверняка интересует только вырез на моей блузке или же длина моей юбки. Иначе стал бы он болтать только о себе? Стал бы он ходить вокруг да около?
Ведь если мужчина любит, он не стесняется этого, он гордится этим.
— Ненавижу! — злюсь я, подлетая к цветам. — В жопу вас всех!
Я хватаю засохший, гигантский букет в охапку и несусь к мусорке. Ну разумеется, он не помещается в ведро. Мне приходится заталкивать цветы кулаками. Со стороны я наверняка выгляжу неадекватно, но какая разница? Меня все равно никто не видит. Меня блин все равно никто никогда не видит! Только кретины, которым хочется растоптать мои чувства!
После очередного удара по цветам, я случайно замечаю записку. Она была так глубоко спрятана в букет, что я ее и не сразу увидела.
Бумажка смята. Промокла. Я аккуратно разворачиваю ее и отступаю назад, столкнувшись спиной с холодильником. Чернила немного расплылись, но я все-таки разбираю написанное:
"Моей Алисе, которая провела меня в страну чудес. Прости, но кажется, мне придется тебя уволить. Но только затем, чтобы повысить в другой "должности". Дай знать, если чувствуешь то же самое. Твой Дмитрий".
Я в растерянности раз за разом перечитываю записку.
"в другой должности"
"твой Дмитрий"
Перед глазами все кружится. Ноги едва не подкашиваются, и я испуганно захлопываю ладонью рот, чтобы не закричать от шока.
Выходит, цветы мне подарил не Вадим? Выходит, это Дмитрий прислал курьера, написал записку, купил кофе? Но почему Крылов не сказал, что не дарил цветов? Почему притворялся?
— О господи.
Сердце вот-вот выскочит из груди!
"дай знать, если чувствуешь то же самое"
Вот же я дура! Вот я дура! Все это время Воронцов думал, что я прочитала его записку и ничего ему не ответила! Что я не отвечаю ему взаимностью, что мне абсолютно плевать на произошедшее в стеклянной комнате! Он наверняка решил, что мне стыдно, что я ошиблась, а я ведь рассуждать трезво не могу уже которую неделю, так как босс вскружил мне голову.
— Дима… — срывается шепот с моих губ.
Почему он написал эту записку? Что он имел в виду? Неужели у него ко мне есть… чувства? Нет, хватит, Алиса, прекрати! Это просто красивые слова, просто очередная уловка, чтобы затащить в свои сети, очаровать и обезоружить. Ну с чего вдруг Дмитрию влюбляться в меня?
Он же…
А я?..
Зажмурившись, я прижимаю записку к груди, а потом вдруг четко осознаю, что ни за что на свете не отступлю. Если есть хотя бы один шанс, что Воронцов испытывает ко мне то же самое, что и я к нему, я не сдамся. За отношения нужно бороться. За любовь нужно держаться. Герои в моих книгах не боятся своих чувств. Пора бы уже и автору набраться смелости и признаться, что чертов босс засел у меня глубоко в сердце.
— Ну держитесь, Дмитрий Михайлович.
12
Наш офис разделился на два лагеря: на тех, кто безумно мечтал сходить на корпоратив в честь заключения сделки с крупной консалтинговой фирмой, и тех, кто ненавидел подобные сборища и приходил, чтобы хорошо выпить и поскорее смотаться домой. Так как аренда кафе на выходных обошлась бы начальству дорого, вечер решили устроить посреди недели.
