Рубашка Слэйда уже почти касалась ее свитера, когда он заговорил:
— Я не очень силен в вопросах брака, но знаю, что он может и не заладиться. И мне кажется, что Даллас хочет быть тебе больше чем другом.
— Он был в отъезде, Слэйд. Последние два года мы виделись лишь по праздникам.
— Порой и этого довольно… когда мужчина знает, что ему нужно.
— Далласу я не нужна. И мне он не нужен. В том смысле, который ты имеешь в виду.
Слэйд пытливо смотрел на нее, скользя взглядом по ее лицу.
— Я ревновал. Ты, конечно, скажешь, что у меня нет на это прав. Но ты не бежишь от него так, как от меня.
— Я от тебя не бегу, — пробормотала она. Он выгнул бровь.
— А как же это называется, по-твоему?
Именно сейчас больше всего на свете ей захотелось убежать от него.
— Я чувствую себя непринужденно с Далласом, а с тобой…
— Что?
— Я испытываю то, чего не должна. Я только что родила. Я вдова. Я…
Он положил свою руку на ее плечо.
— Ты женщина, Эмили, а я мужчина, и, должен признаться, я с первого взгляда увлекся тобой, хотя и твердил себе, что мне этого не надо.
— Но я была беременна…
— Да, была… но теперь уже нет, и ничего не изменилось, разве что… мне не хочется, чтобы мое чувство было безответным. Это так?
— Нет, — призналась она шепотом.
Он не наклонил головы и не обнял ее. Он просто стоял, крепко сжав ее плечо, и ждал.
Если сейчас она попросит поцеловать ее, могут возникнуть осложнения, которые коснутся не только ее, но и Марка. И Эмили отстранилась.
Слэйд опустил руку.
— Ты хочешь, чтобы я уехал?
— Нет, я обещала Марку попросить тебя остаться до Дня благодарения. Хотя ему хотелось бы, чтобы ты остался и на Рождество…
— А ты?
— Я хочу, чтобы ты остался, — честно сказала она.
Слэйд немного помолчал.
— Ладно, побуду до Рождества. Может, мы привыкнем к обществу друг друга. — Он отступил назад. — Увидимся завтра.
Слэйд откинулся на спинку стула и улыбнулся Эмили — обед в честь Дня благодарения закончился.
— Королевская еда!
— Даже несмотря на то что ты помогал ее готовить? — поддразнила она.
— Так еще вкуснее. Правда, Марк?
Марк кивнул.
— А лучше всего то, что Аманда спала все время, — сказал он и тут же, спохватившись, нерешительно взглянул на мать.
Та улыбнулась.
— На следующий год будешь кормить ее картофельным пюре и присматривать за ней. Ты еще пожалеешь, что она выросла из пеленок, когда начнет ходить. Кстати, о помощи. — Эмили в упор посмотрела на сына. — Завтра мне надо печь пироги для субботней распродажи. Поможешь?
— Конечно. А мы поедем на базар?
— Какой базар? — поинтересовался Слэйд.
— По субботам после Дня благодарения наша церковь устраивает Рождественский базар. Там бывает распродажа выпечки, а жены фермеров продают вещи, сделанные собственными руками. Я обычно пеку штук десять пирогов.
— Десять? Ты шутишь?
— Нет. Это традиция, Слэйд.
— А не многовато ли?
Она пожала плечами.
— Начну, а там посмотрим, сколько получится. Продукты у меня есть, только бы Аманда не подвела.
Слэйд не сводил с нее голубых глаз.
— Видно, мне придется поработать скалкой.
Эмили решительно вздернула подбородок.
— Ну, разве что тебе нечем больше заняться, — решительным тоном заявила она.
Они старательно избегали случайных прикосновений, перемещаясь по кухне и освобождая тарелки от остатков еды. Словно их разделяла черта, которую нельзя переступать.
Слэйд поставил молоко в холодильник.
— Я никогда особенно не отмечал праздники.
Эмили начала мыть посуду. Она как-то странно глянула на него.
— А я люблю праздники, — тихо проговорила она. — Особенно Рождество. Мир, кажется, становится добрее, а люди — менее эгоистичными. Я не могу много пожертвовать церкви, потому и пеку пироги на продажу. Выручка идет нуждающимся прихожанам.
— Я мало знаю об этих обычаях, — негромко сказал Слэйд.
— Останешься с нами на Рождество — мы с Марком тебя кое-чему научим.
— Я останусь.
Слэйд долго сидел за кухонным столом с блокнотом, чековой книжкой и адресами крупных газет от Чикаго до Лос-Анджелеса. Он наклеивал марки на конверты, в который уже раз убеждая себя, что больших надежд на эту затею возлагать не стоит. Шанс найти брата по объявлению еще оставался, но очень маленький. Слэйд запечатал последний конверт.
Эмили была с детьми в гостиной. Марку давно было пора спать, но Аманда никак не хотела успокаиваться. Войдя в комнату, Слэйд подошел к Эмили.
— Давай подержу, пока ты уложишь Марка.
Она удивленно взглянула на него.
— Ты еще ни разу не брал ее на руки.
— Верно, но думаю, у меня все впереди. Давай ее сюда.
На лице Эмили отразилось недоверие и беспокойство.
— Буду осторожен, — заверил он. — Я видел, как ты учила Марка. Нужно поддерживать головку.
— Он справится, мам. У Слэйда все получается.
Аманда вновь подняла крик. Слэйд протянул руки, и Эмили осторожно отдала ему ребенка.
Он глянул на маленькое личико и пощекотал Аманду под подбородком.
— Ладно, маленькая леди, мы всего лишь прогуляемся и потолкуем, пока мама не вернется. Даю слово не уронить тебя.
Аманда глянула на Слэйда и вдруг смолкла.
— Должно быть, ей понравился твой голос, — тихо сказала Эмили.
— Тогда я просто буду разговаривать с ней.
Эмили с Марком поднялись наверх, а Слэйд принялся ходить по комнате. И чего это люди воркуют и лепечут с младенцами, словно те — пришельцы с другой планеты? Он подошел к окну и, указывая на луну, начал объяснять Аманде, как звезды образуют созвездия. Он так увлекся рассказом о Большой Медведице, что не заметил, как подошла Эмили.
— Ты хорошо разбираешься в звездах, — заметила она с улыбкой.
— Не совсем. В приюте одна учительница подарила мне книгу о звездах, Луне и Солнце, сказав, что у меня большой потенциал. Я не очень понял, о чем речь, но по ночам, когда все засыпали, читал ее.
Они долго смотрели на ночное небо сквозь тронутые морозом окна. Наконец Эмили сказала:
— Отнесу Аманду наверх.
— Подогреть тебе молока?
— Да. И отрежь себе еще пирога.
Когда Эмили вернулась в гостиную, Слэйд стоял у окна, словно видел что-то в темноте. Его профиль четко вырисовывался на фоне черного неба.
— Я все еще тебе чужой? — спросил он, повернувшись к ней. — Ты хочешь, чтобы я соблюдал дистанцию?
Так было бы спокойнее, она это знала. Куда проще считать Слэйда чужаком. Но она уже не могла лгать — ни ему, ни себе.
