Винбарр подбирал слова, чтобы оправдаться за убийство отца перед подругой. Убийство вождя чужого народа имело глобальные последствия для политической обстановки, но сейчас его больше волновала та боль, которую он причинил, когда неверно истолковал просьбу своей minunhanem. Должно быть, как Истина, девушка говорила метафорами, а он, баран, посмел понять её слишком буквально, как какой-нибудь недалёкий пастух. Впрочем, подобные размышления стоило отложить до их встречи, тогда уж он точно что-то да придумает в своё оправдание. Он воображал их встречу, и лицо его светлело.
Ветер свистел в ушах, а он всё бежал, и сумеречный мир улыбался его трепету.
Молодой вождь сложил все дела клана на отчима и увлечённо расчищал, распутывал подступы к своей minunhanem. Макс снисходительно ворчал и хмурился. Дескать, женщины, конечно, дело важное, но не когда становятся помехой делам. Он был уже готов грозить перевыборами вождя Ткачам Ветра, видя безрассудность сына. С другой же стороны он любовался искренней одержимостью молодого человека и желал счастья им обоим. Кем бы ни была загадочная избранница. Ведь любимый сын наконец становится нормальным человеком. Полюбив, он надолго отсрочит свой уход, своё служение острову в образе кошмарного надайга, обретёт наконец радость семейной жизни, будет пореже ходить в святилище…
У заставы Винбарру захотелось встать перед воротами, упереть руки в бока и заорать: «Открывайте, renaigse! Я иду за своей женой!», и вот он уже набрал побольше воздуха, но только рассмеялся. Ему пришлось бы растолковывать недалёким воинам, что да, их необычный союз будет так же священен перед богами, как и обычный, что они будут счастливы в деревне Э-дем, среди таких же различных, но нерушимых супружеских уз… А бестолковые Железные Спины бы слушали его, слушали и дальше бы распускали рассказ по острову о том, каким счастьем может быть непохожесть…
Сапоги снова оказались за поясом, и Винбарр тихонько пожурил себя за радость, которая переполняла его так невозможно, что хотелось поделиться ею со всем миром. Он привычно взбежал на крыши лачуг охранников и побежал к городу.
Силуэтом большой чёрной птицы он перелетал с крыши на крышу над провалами улиц, ставшими едва ли не родными. Вот он крепко возьмёт её за прохладные узкие плечи, торопливо поцелует лоб и глубокие глаза цвета полированной стали, и скажет… Он скажет… Лорин?
Несмотря на позднее время, он угадал её торопливую походку под накидкой. Но куда и зачем ей было спешить в столь поздний час? Юноша куском мглы следовал за ней по крышам, неумолимо приближаясь к громадине их святилища — собора. Призраком он скользил за ней в тени деревьев, но замер, услышав сбивчивый неритмичный стук. Он был так близко, что, казалось, ещё ладонь — и он схватит её за край накидки и зароется длинным носом в плотную ткань. Дурное предчувствие сжало сердце. Он поспешил за ней.
***
Шея привратника издала непривычный щелчок, и молодой Винбарр затащил его внутрь. Проморгавшись, он наконец привык к темноте. Даже ему, хорошо знакомому с пещерами святилищ и подземельями, было непросто сориентироваться в молчаливых ходах. Слишком многие из них оканчивались тупиками.
И вот: дверь, пропускающая звуки и запахи, пропускающая скомканные изломанные нити жизней и смрад. Совет у них там, что ли? Открыв дверь, он остолбенел, оглушённый больным весельем и пороком тайного собрания. Оглядевшись, Винбарр думал увидеть нити, питающие их бога: недаром действие происходило под святилищем. Но в этом святилище бога не было.
Мимо него сновали renaigse с питьём и кушаньями. Сладкий запах дурманил и их, и вождей. На него не обращали внимания, приняв, возможно, за маскарад тунику и рога. Молодой человек встал в тень у стены, отчаянно выискивая Лорин среди пьяно визжащих женщин. Он прерывисто дышал, всё больше успокаиваясь: его minundhanem не могло быть здесь, ибо не было той причины, чтобы его богиня, его Истина…
Сердце упало. Лорин в чёрной искристой маске шла под руку с высоким мужчиной в шатёр, тени на котором прекрасно передавали наружу происходящее внутри. Её ведут силой? Широкая ладонь легла на рукоять меча. Нет… Сама. Она идёт сама… Взгляд перескочил на тени на шатре. Снова на неё, на его единственную, на него minundhanem. Снова на шатёр.
Винбарр растерянно смотрел через весь зал и не сразу понял, что к нему обращаются. Подле него стоял слуга renaigse c подносом и что-то говорил. Юноша машинально кивнул, захватил горсть белых кубиков с подноса и забросил в рот, бездумно хрустя.
— Но зачем так много! Это же опиум! Его нельзя есть, только курить! — замахал руками renaigse.
— Уйди, — бросил юноша, морщась от горечи, и снова начал искать очертания Лорин.
Когда он нашёл её среди теней на шатре, Винбарр пожалел, что его глаза не вытекли.
После традиционного Молока опиум и подобные вещества были бессильны влиять на чувства и восприятие островитян. Юноша спокойно стоял, не сводя округлившихся глаз с Лорин. И только кончики его пальцев чуть заметно дрожали.
Не нужно было слов. Юная леди Моранж поняла мгновенно: Винбарр видел всё, все унизительные подробности последних часов.
Ей хотелось прокричать ему: «Мой глупый, мой наивный, мой прекрасный! Забудь навсегда всё, что видел и чем обжёгся здесь! И меня забудь! И уходи, уходи! Прочь отсюда уходи в свой дикий мир, такой же прекрасный и лишённый порока, как ты сам!»
Но, конечно же, она не издала ни звука. Ведь однажды он поймёт. Он всё-всё поймёт.
Она едва коснулась его плеча. Винбарр отшатнулся.
— Мы должны поговорить, — тихо попросила девушка и, сдерживая стон, поспешила к себе.
***
Они долго молчат.
Он унижен. Его права на женщину и самолюбие уничтожены. Публично раздавлены renaigse.
Она разрушена. Её тело и душа отданы на откуп.
— Ты была чашей, в которую все наливают… — неуверенно проговорил он.
Взгляд его шарил по книжным полкам гостевой комнаты. Юноша словно искал союзника, чтобы подтвердить лжесвидетельство собственных глаз.
— Только двое…
— Не лги! Несущественно! — слова ломались как сухие ветки, откусывали и выплёвывали куски сердца. — Я же так тебя берёг… — раскрыв глаза, Винбарр говорил всё тише; он только шевелил губами, словно в диалоге с самим собой разыскивая выход из страшного лабиринта. — Я, жрец и вождь, принял и полюбил твой совершенный ум и твоё совершенное тело. Твою трудную несовершенную душу. Пришёл, чтобы навеки сделать их своими, понимаешь?.. Принял и полюбил, это вот здесь! — дрожащий широкий кулак смял вместе с кожей тунику на груди.
Даже с закрытым руками лицом юная леди Моранж всеми фибрами души осязала его жгучую ледяную боль. Слёзы катились по её щекам.
— Твоё тело — святилище, в которое могу входить только лишь я, твой жрец, — он говорил скороговоркой и терял равновесие. Словно сеть трещин прошла по нему изнутри и превратила в пыльное крошево его самого и всё, чем он дорожил. В отчаянии он хотел было позвать en on míl frichtimen, но умолк: не достоин. Так и стоял, прерывисто дыша.
Лорин глотала слёзы, не в силах поднять на него взгляд. Он хотел привычно схватить её за руку и притянуть к себе, но отдёрнул окоченевшие пальцы.
— Ты пахнешь скотом и скверной…
— Винбарр… — она впервые коснулась губами его имени, — в мире renaigse женщине не выжить одной, понимаешь?
— Но я же пришёл за тобой!.. Ты сделала другой выбор! Ты меня не спросила! Зачем ты не сказала о своём выборе бедному Винбарру?..
Лорин не решалась поднести к нему ладони, и помутневшие серые зрачки словно рассматривали на полу карту её решений и поступков.
Вот она просит Винбарра избавить её от папеньки…
Вот она идёт к сестре Корнелии…
Вот она идёт в подвал…
— Каждую минуту жизни мы совершаем выбор, — вдруг прошипел Винбарр, и глаза его стали злыми и холодными. — Тогда, после порта, я выбрал тебя! Я прошёл огонь, чтобы выбрать тебя! Беззащитную и храбрую. Сразу же выбрал, как только твоё достоинство не преклонило колен перед моим злом!
